добавил ему авторитета и… научил его, как надо вести беседы за ужином.
Ближе к концу вечера Норрис Карпентер, ведущий латинист кафедры классической филологии, решил немного позлорадствовать и насладиться страданиями претендента.
— Скажите мне, профессор Ламброс, — поинтересовался он, улыбаясь, как чеширский кот, — что вы думаете о книге доктора Джеймс?
— Вы имеете в виду книгу Ф. К. Джеймса о Проперции?
— Нет-нет. Я имею в виду книгу бывшей миссис Ламброс о Каллимахе.
— Видите ли, я пока не видел ее, профессор Карпентер. Она ведь еще в гранках, не так ли?
— О да, — продолжал истекать желчью латинист. — Очень обстоятельная работа — для такого исследования нужны годы. Должно быть, автор начинала писать ее, так сказать, под вашим руководством. Как бы там ни было, она совершенно очаровательно по-новому освещает связи ранней римской поэзии с древнегреческим языком эпохи эллинизма.
— С нетерпением буду ждать выхода этой книги в свет, — вежливо произнес Тед, уворачиваясь от садистских словесных шпилек Карпентера.
Весь следующий день он бесцельно бродил по Кембриджу. Со времен его учебы в университете Гарвардская площадь, одетая в бетон, изменилась до неузнаваемости. Но в Гарвардском дворе сохранилась прежняя атмосфера волшебства.
В четыре часа Седрик позвонил ему в дом его родителей. Тед поспешил взять трубку.
— Они предложили эту должность Саре.
— О, — выдохнул Тед, чувствуя, как холодеет в жилах кровь. — Действительно ее книга так хороша?
— Да, — подтвердил Седрик, — это потрясающая работа. Но не менее важную роль сыграло и то, что она оказалась нужным человеком в нужное время.
— Вы хотите сказать, что она женщина.
— Послушай, Тед, — стал объяснять старый профессор, — я допускаю, что в деканате стремятся отвечать требованиям законодательства о найме на работу без дискриминации. Но, откровенно говоря, в данном случае рассматривался вопрос о том, чтобы взвесить и оценить заслуги и качества двух одинаково одаренных людей…
— Прошу вас, Седрик, — взмолился Тед, — вам не обязательно все объяснять. В итоге она остается, а я вылетаю.
— Мне очень жаль, Тед. Понимаю, какой это для тебя удар, — мягко произнес Уитмен, прежде чем повесить трубку.
«Неужели, Седрик? Ты способен понять, каково это — работать сорок лет своей проклятой жизни ради одной-единственной цели? Отказываться от всего, что может отвлекать от работы, воздерживаться от нормального человеческого общения? Ты понимаешь, что это значит: пожертвовать своей молодостью — и ничего взамен?
И может быть, ты способен представить себе, что это значит — ждать с самого детства, когда для тебя откроются двери Гарварда? А теперь узнать, что никогда».
В эту минуту Теду больше всего на свете хотелось хорошенько надраться.
Он сидел в одиночестве за дальним угловым столиком в «Марафоне», попросив одного из официантов следить за тем, чтобы его стакан не пустовал.
Несколько раз к нему подходил его брат Алекс и уговаривал:
— Перестань, Тедди, ты же заболеешь. Ну хотя бы поешь чего-нибудь.
— В том-то все и дело, Лекси. Я стремлюсь заболеть. Тогда тело мое придет в то же состояние, что и душа.
Около девяти, когда он благополучно хмелел, чей-то голос прервал этот скорбный процесс опьянения.
— Можно мне присесть, Тед?
Это была Сара — вот кого он хотел видеть сейчас меньше всего.
— О да, мои поздравления с вашим новым назначением, доктор Джеймс. Полагаю, победил сильнейший, да?
Она села рядом и мягко пожурила его:
— Протрезвей немного, чтобы выслушать меня, Тед.
Немного помолчала.
— Я решила отказаться.
— Что?
— Я просто позвонила председателю и сказала, что обдумала это предложение и не могу его принять.
— Но почему, Сара? — спросил Тед, размахивая руками. — Это же вершина академического мира — самая-самая чертова вершина.
— Для тебя, — тихо ответила она. — Тед, когда я увидела вчера, как ты стоишь на этой кафедре, то поняла: это место для тебя — рай на земле. Я не могу лишать тебя всего этого.
— Ты, наверное, либо сошла с ума, либо просто решила жестоко отомстить мне подобной шуткой. Я хочу сказать, еще никто не отказывался от должности и звания Элиот-профессора в Гарварде.
— Я только что отказалась, — ответила она все тем же спокойным голосом.
— Для чего же ты причинила им столько хлопот, да еще ввела их в расходы, если не собиралась всерьез?
— Честно говоря, я сама весь день задаю себе этот же вопрос.
— И?..
— Думаю, мне хотелось доказать самой себе, что я действительно чего-то стою как ученый. У меня есть собственное самолюбие, и я хотела убедиться, что могу достичь успеха на самом высоком уровне.
— Хорошо, ты действительно доказала это, детка, и утерла всем нос. Лишь одного не могу понять: почему ты отдаешь назад все королевские регалии?
— Когда прошел первый восторг, я поняла, что это будет неправильно. Знаешь, ведь карьера для меня не самое главное в жизни. Я хочу быть хорошей женой, хотя и со второй попытки. Сам знаешь, библиотеки закрываются в десять вечера, а супружеские отношения длятся все двадцать четыре часа в сутки. Особенно если они хорошие.
Он ничего на это не сказал. По крайней мере, сразу. Он силился продраться сквозь туман в голове и собрать воедино все, что услышал.
— Эй, Ламброс, гляди веселей, — ласково прошептала она. — Я уверена, они сделают предложение тебе.
Он смотрел через стол на свою бывшую.
— Ты знаешь, а ведь я действительно верю, что ты будешь рада, если мне дадут эту должность. Учитывая то, какой я был сволочью, мне трудно понять, как ты можешь ко мне так относиться.
— Все, что я чувствую, — это остатки печали, — тихо произнесла она. — Мы ведь прожили с тобой вместе несколько очень счастливых лет.
Тед почувствовал, как желудок скрутился узлом, когда он ответил:
— Для меня это были самые счастливые годы в жизни. Она кивнула с грустным сочувствием. Словно они скорбели о ком-то из общих друзей.
Они еще немного посидели молча. А потом Сара, чувствуя неловкость, встала.
— Уже поздно. Мне надо идти…
— Нет, подожди еще одну минуту, — попросил он, жестом приглашая ее сесть.
Ему надо сказать ей что-то очень важное. И если он не сделает этого сейчас, то у него никогда больше не будет такой возможности.
— Сара, прости меня за то, что я сделал. И если ты поверишь мне, я брошу все, включая Гарвард, лишь бы только мы с тобой опять были вместе.
Он смотрел на нее не отрываясь, ожидая, что она скажет.
