Сначала она ничего не ответила.
— Ты мне веришь? — снова спросил он.
— Да, — тихо ответила она. — Но сейчас уже немного поздно.
Сара снова встала и шепнула:
— Спокойной ночи, Тед.
Затем она наклонилась к нему, поцеловала в лоб и ушла, оставив его одного на вершине мира.
*****
Родители Джейсона Гилберта прилетели в Израиль весной 1974 года. Для начала они пожили одну неделю в кибуце, чтобы узнать поближе — и полюбить — своих внуков и сноху.
А затем Джейсон и Ева показали им всю страну — от Голанских высот до Шарм-Эль-Шейха на оккупированном Синае. Последние пять дней они провели в Иерусалиме — этот город миссис Гилберт объявила самым красивым в мире.
— Какие славные люди, — сказала Ева, после того как они простились с его родителями в аэропорту Бен-Гурион.
— Как ты думаешь, им понравилось?
— Думаю, «вне себя от восторга» — это как раз про них, — заметила она. — А больше всего мне понравилось, что, целуя мальчиков на прощание, твой отец сказал «шалом». Спорим на что угодно — они опять приедут на следующий год.
Ева оказалась права. Гилберты снова приехали весной 1975 года, а потом и в 1976 году. На третий раз они даже привезли с собой Джулию. В очередной раз будучи не замужем, она решила сама проверить существующий миф о мужских достоинствах израильтян.
Джейсон теперь был инструктором. Это не самая сидячая работа в элитной части спецназа, но все же менее опасная, чем та, которую он выполнял в прошлом.
Его задачей было ездить в призывной центр под Тель-Авивом и определять, кто из желающих молодых рекрутов по всем параметрам — и психическим, и физическим — соответствует невозможным требованиям «Сайерет Маткаль». Он находился в непосредственным подчинении у Йони Нетаньяху, который был награжден различными орденами и медалями за проявленное мужество в войне Судного дня.
Йони провел в Гарварде один год и подумывал о том, чтобы снова поехать туда и получить степень бакалавра архитектуры. Часто летними вечерами они с Джейсоном сидели вместе и вспоминали знакомые места в Кембридже, такие как Гарвардская площадь, библиотека Вайденера, кафе «У Эльзы», а еще тропинки для бега вдоль реки Чарльз.
Эти беседы пробудили в Джейсоне сильное желание посетить то единственное место в мире, где ему жилось так легко и счастливо.
Они с Евой обсуждали эту тему. А что, если им поехать в Штаты на год после окончания срока военного контракта? Если, невзирая на солидный возраст (тридцать девять лет!), его снова примут в Гарвардскую школу права и он сможет получить диплом юриста, а затем представлять в Израиле интересы американских фирм.
— Что ты думаешь об этом, Ева? — спросил он. — Детям понравится такое путешествие?
— Знаю, их отцу понравится, это точно. — Она благосклонно улыбнулась. — И я столько слышала о Гарварде все эти годы, что уже сама скучаю по нему. Давай пиши свои письма.
Даже после стольких лет «самоволки» Джейсона без всяких проблем снова приняли в Школу права. Тем более, что помощником декана в приемной комиссии был теперь Том Андерсон — тот самый, с кем они в прежней жизни вместе беззаботно занимались спортом.
В письме, в котором сообщалось о согласии принять Джейсона на учебу, Том в постскриптуме отметил: «Может, ты там и майор, Джейсон, но для меня ты так и остался капитаном. Капитаном команды по сквошу, вот так-то». А потом, в постпостскриптуме приписал: «Я все это время много тренировался и думаю, наконец-то смогу тебя побить».
Джейсон был зачислен студентом третьего курса на 1976–1977 учебный год. Они с Евой планировали в середине июля взять с собой мальчиков и оставить их пожить у родителей Джейсона, пока сами будут искать подходящее жилье в Кембридже.
В мае 1976 года он оставил «Сайерет» и действительную военную службу. Теперь от него, как от офицера запаса армии Израиля, требовалось лишь проходить каждый год месячные военные сборы, пока не исполнится пятьдесят пять лет.
Когда он пришел попрощаться со своим молодым командиром, Йони не стал скрывать, что немного завидует ему.
— Обещай, что будешь вспоминать обо мне, бегая по тропинкам вдоль реки Чарльз, саба, а еще пришли мне пару открыток с видами Кембриджа.
Они посмеялись и расстались.
А потом, 27 июня, все изменилось.
Самолет авиакомпании «Эр Франс», летевший рейсом 139 из Тель-Авива в Париж, был захвачен в Афинах после того, как приземлился в греческом аэропорту, чтобы взять на борт пассажиров.
Но это оказалась не рядовая — даже по палестинским стандартам — террористическая операция.
Угнанный самолет посадили для дозаправки в Ливии, а затем направили в Кампалу, столицу Уганды. Там террористы загнали 256 пассажиров в старое здание аэропорта Энтеббе. И превратили их в заложников.
На следующий день захватчики объявили о своих условиях. Они потребовали освобождения пятидесяти трех своих соратников — сорок из них сидели в тюрьмах Израиля, — а в придачу несколько миллионов долларов.
Израильское правительство всегда придерживалось принципиальной позиции — никаких переговоров с террористами. Однако родственники захваченных пассажиров осаждали кабинет министров, умоляя совершить обмен и спасти жизни их родных и близких. Правительство колебалось.
В обычных обстоятельствах подобные дела немедленно поручались специальному антитеррористическому подразделению. Но на этот раз заложники находились в пяти тысячах миль от Израиля. Вне пределов досягаемости любой спасательной операции силами военных. Или так всем казалось.
Почти сразу же после того, как по радио в первый раз передали о требованиях террористов, Джейсон заглянул в учебную комнату, где Ева объясняла трехлетним малышам, как определять по часам время. Он жестом подал ей знак, чтобы она вышла.
— Я ухожу, — коротко бросил он.
— Куда?
— Обратно в часть.
— Ты с ума сошел. Они не смогут ничего сделать. Кроме того, ты же уволился.
— Не знаю, как тебе объяснить, Ева, — настойчиво заговорил он. — Я же полжизни провел, гоняясь за теми убийцами, которые сидят сейчас в тюрьме. Выпустить их на волю значит свести на нет все, чего мы добились. Весь мир превратится в игровую площадку для террористов.
Глаза ее стали наполняться слезами.
— Джейсон, ты единственный из всех, кого я любила и еще не потеряла. Может быть, хватит жертвовать собой? Твоим детям нужен отец, а не герой…
И она замолчала, понимая, что никакими словами его не остановить. Он хоть и стоял еще перед ней, но мыслями уже отсутствовал, и ей было больно.
