Хроники Маджипура

— Кроме того, — продолжал Струин, — на сегодня мы уже имеем новую Повелительницу, и не дело сразу же выбирать другую. Давайте посмотрим, хорошо ли Повелительница Ариок сможет устроиться во Внутреннем храме, прежде чем мы постараемся поместить на ее место кого-нибудь другого. Вы согласны?

— Безумие, — отозвался лорд Гуаделум.

— Конечно, безумие, — согласился понтифекс Струин. — Ну, а сейчас отправимся к Повелительнице и позаботимся о ее переезде на Остров.

Я поднялся вместе с ними на верхний уровень Лабиринта, где мы обнаружили десять тысяч обитателей подземной столицы, приветствующих Ариока или Ариок, а он — или она — босиком и в роскошных одеждах уже приготовился взойти на колесницу, которая должна была доставить его — или ее — в порт Стойен. Протиснуться к Ариоку было невозможно: так плотно сгрудилась толпа.

— Безумие, — вновь и вновь повторял лорд Гуаделум. — Безумие, безумие!

Но я-то знал, что это не так, поскольку видел, что Ариок подмигнул, и хорошо понял, что он желал мне сообщить. Это не было безумием ни в малейшей степени. Понтифекс Ариок нашел возможность исполнить свое глубочайшее желание — выбраться из Лабиринта. Будущие поколения, я уверен, будут думать о нем как об олицетворении сумасбродства, а может быть, назовут сумасшедшим, но мне известно, что он был совершенно нормален — этот человек, для которого корона стала чрезмерно тяжким бременем, но которому честь не позволяла просто отречься от нее и сменить власть на тихую частную жизнь.

И вот после вчерашних странных событий власть на Маджипуре полностью сменилась, и мы имеем новых понтифекса, короналя и Повелительницу. Теперь, моя дорогая Силимур, ты, конечно, понимаешь, что произошло в нашем мире.

Калинтэйн умолк и сделал большой глоток вина. Силимур смотрела на него с выражением, в котором, как ему показалось, смешались жалость, презрение и симпатия.

— Вы похожи на маленьких детей, — наконец сказала она, — с вашими титулами, королевскими дворами и узами чести. Однако я, кажется, понимаю, что ты испытал и насколько это могло встревожить тебя.

— Есть еще одна мелочь, — заметил Калинтэйн.

— И какая же?

— Корональ лорд Гуаделум, прежде чем удалиться к себе и там наедине с собой осознать наконец все эти перемены, назначил меня своим канцлером. На следующей неделе он уедет в Горный замок. И я, естественно, должен уехать вместе с ним.

— Какая удача для тебя, — холодно отозвалась Силимур.

— И поэтому я прошу тебя разделить со мной жизнь в Замке, — тщательно подбирая слова, закончил он.

Ее великолепные бирюзовые глаза обдали его холодом.

— Я родилась в Лабиринте, — ответила она, — и всем сердцем люблю эту жизнь.

— Значит, таков твой ответ?

— Нет, — отрезала Силимур. — Ты получишь ответ позже. Мне, как и твоему понтифексу, и твоему короналю, требуется время, чтобы привыкнуть к большим переменам.

— Тогда это твой ответ?

— Позже, — повторила она, поблагодарила его за вино и за рассказ и удалилась, оставив одного за столом. Через несколько минут Калинтэйн тоже поднялся и отправился, словно призрак, блуждать по глубинам Лабиринта. Он был измотан свыше предела человеческих сил, и повсеместные взволнованные разговоры о том, что Ариок теперь стал Повелительницей, Струин — понтифексом, а Гуаделум — короналем, сливались в его ушах в однообразное жужжание роя насекомых. Потом он пришел к себе домой и попробовал уснуть, но сон не шел, и он углубился в мрачные раздумья о своей жизни, опасаясь, что вынужденный период разрыва с Силимур нанес губительный удар их любви и что, несмотря на явный намек на готовность принять его предложение, она все же откажет ему. К счастью, его пессимизм не оправдался. Ибо через день после разговора она прислала ему письмо, в котором говорила о своем согласии поехать с ним. Вместе с Калинтэйном она прибыла на новое место жительства в Замок. Оставалась она рядом с ним и много лет спустя, когда он занял трон короналя, освобожденный лордом Гуаделумом. Его пребывание на этом престоле было недолгим, но счастливым. За время царствования лорд Гуаделум построил широкий тракт в районе вершины Замковой горы, который потом стал носить его имя, а когда в преклонном возрасте он вернулся в Лабиринт — уже как понтифекс, это не стало для него потрясением, поскольку он полностью утратил способность к потрясениям в тот давний день, когда понтифекс Ариок провозгласил себя Хозяйкой Острова Сна.

ПУСТЫНЯ УКРАДЕННЫХ СНОВ

Хиссун теперь видит, что, как это происходит в большинстве случаев, легенда об Ариоке вытеснила правду о нем, поскольку по прошествии веков Ариок кажется странной и гротескной фигурой, своего рода шутом на троне. А в действительности, если воспоминания лорда Калинтэйна чего-нибудь стоят, он был совсем не таким. Страдающий человек искал свободу и для того, чтобы получить ее, выбрал весьма диковинный способ. Нет, он ни в коей мере не был ни шутом, ни сумасшедшим. Хиссун сам находится в капкане Лабиринта и очень хочет дышать свежим воздухом просторов; он неожиданно обнаруживает в понтифексе Ариоке родственную душу — нечто вроде брата по духу, жившего несколько тысяч лет тому назад.

Долго после этого Хиссун не посещает Регистр памяти душ. Последствия его незаконных проникновений в прошлое оказались слишком мощными: в его мыслях расстроенными струнами перекликаются судьбы Тесме и Калинтэйна, Синнабора Лавона и капитана Эремойля; когда же все они принимаются напоминать о себе, он с трудом находит в себе Хиссуна, и это тревожит его. Кроме того, у него появляются и другие дела. После полутора лет возни с древними налоговыми отчетами и разного рода другими документами он уже вполне уверенно чувствует себя в Доме Записей, и его уже ожидает другое назначение: обзор распределения групп коренного населения на современном Маджипуре. Он знает, что у лорда Валентина были какие-то проблемы с метаморфами, что все события недавних лет, к которым он случайно оказался причастен, явились следствием заговора меняющих форму. В результате этого заговора несколько лет назад корональ сверхъестественным образом оказался свергнутым с трона. Хиссун не забыл подслушанный во время посещения Замка разговор великих вельмож о плане лорда Валентина включить, если это вообще возможно, метаморфоз в жизнь планеты. Вот почему Хиссун подозревает, что статистика, которую ему велели собрать, имеет какое-то отношение к великой стратегии короналя, и это приносит ему некоторое удовлетворение.

Это занятие дает ему также поводы для иронических улыбок, поскольку он достаточно проницателен, чтобы видеть, что происходит с уличным мальчишкой Хиссуном. Проворный и хитрый пострел, попавшийся на глаза короналю семь лет назад, превратился в юного бюрократа — он изменился и стал покладистым, воспитанным и уравновешенным. Ну и пусть, думает он, никто не остается навсегда четырнадцатилетним: приходит время распрощаться с улицей и стать полезным членом общества. Но и при этом он испытывает некоторое сожаление по поводу исчезновения того мальчишки, которым был.

Проказливый характер прежнего Хиссуна по-прежнему проявляется — пусть не слишком часто, но достаточно сильно. Он ловит себя на непростых размышлениях о том, что собой представляет общественное устройство Маджипура, об органической взаимосвязи политических сил, о власти как ответственности, о том, что осознание взаимного долга объединяет все население планеты в гармонический союз. Четыре Великих Властителя: понтифекс, корональ, Хозяйка Острова, Король Снов… Хиссун недоумевает, как им всем вместе удается столь плодотворно работать. Даже в этом глубоко консервативном обществе, которое за тысячи лет претерпело так мало изменений, гармония отношений властей кажется удивительной, они являют собой баланс сил, который поддерживается не иначе как