работа. Он создает, так сказать, поневоле. Хотя он, похоже, переборщил с последним своим кризисом. От отчаяния он перестал работать вообще. По–моему, это преступление против человечества, когда художник не работает.
— Как ты красиво говоришь, Фредди, — промурлыкала Хелен.
***
Когда Изумительный Монтини проснулся в четверг, он сразу не осознал, что что–то изменилось. Его память была подобна вышколенному слуге, всегда оказывающемуся под рукой, как только его хотят позвать. Так и ряды фактов, закрепленных в его памяти, оставались разрозненными, пока в них не возникала нужда. Библиотекарь мог бы, оглядев полки, заметить пропажу книг. С Монтини же такого не могло случиться. Он повалялся с полчасика в постели, потом встал, принял молекулярный душ, позвонил насчет завтрака, разбудил Надю и велел ей заказать билеты на ракетоплан до Лас–Вегаса. И, наконец, словно пианист, пробегающий перед выступлением несколько арпеджио, чтобы размять пальцы, он обратился в свое хранилище за Шекспиром и не обнаружил его на месте.
Он остался внешне спокойным, только ухватился за астрагал, украшавший киноокно, и в замешательстве уставился на мост. У него никогда не было нужды прилагать какие–либо усилия, чтобы вспомнить какой–нибудь факт. Он просто смотрел, и факт появлялся. Но где же Шекспир? Где левая колонка на 136 странице и правая на 654–й, где правая колонка на странице 806, шестнадцатая строка снизу? Пропали? Он побледнел. На экране его памяти белели одни чистые страницы.
Спокойно. Это необычно, но это не катастрофа. Ты перенапрягся, и ты с этим справишься, вот и все. Расслабься, попытайся достать из хранилища что–нибудь другое…
— Нью–Йоркская «ТАЙМС», третье октября 1973 года, среда. Так, вот первая страница, очень отчетливо видимая: бейсбольный репортаж в нижнем правом углу, шапка о воздушной катастрофе — крупный черный шрифт, даже кредитная стоимость видна. Отлично. Теперь попробуем…
Сент–Луисская «ПОСТ–ДИСПЕТЧ», 19 апреля 1987 года, воскресенье. Монтини вздрогнул. Он видел верхние четыре дюйма страницы и ничего больше. Стерто начисто.
Он пробежался по страницам газет, хранящихся в его памяти. Некоторые из них оказались на месте. Некоторые — нет. Некоторые, как «ПОСТ–ДИСПЕТЧ» — с пробелами.
Его щеки запылали. Кто это решил вдруг позабавиться с его памятью?
Он снова попытался вспомнить Шекспира. Неудача.
Чикагский справочник за 1997 год. На месте.
Учебник географии за третий курс. Вот он — большой красный том с грязными пятнами на страницах.
Ксерокопия бюллетеня за ту пятницу. Отсутствует.
Он рухнул на диван, купленный в Стамбуле, как он помнил, 19 мая 1985 года за 4200 турецких фунтов.
— Надя! — Закричал он. — Надя! — Голос его напоминал карканье. Она выглянула из ванной. Льдистый узор вокруг ее глаз был уложен едва ли наполовину, и лицо от этого казалось каким–то перекошенным.
— Как я выгляжу? — торопливо спросил он. — Мой рот… с ним все в порядке? А с глазами?
— Ты, красный, как рак.
— Не то!
— Я не знаю, — пожала она плечами. — Ты какой–то взволнованный, но…
— Я лишился половины мира, — сказал Монтини. — У меня, наверное, удар. На лице что–нибудь заметно? Это первый симптом. Зови доктора, Надя! Удар, удар! Это конец Монтини!
***
Пауль Мюллер, проснувшийся в ту среду в полночь и чувствовавший себя странно посвежевшим, никак не мог собрать разбегающиеся мысли. Почему он полностью одет и почему он спал? Видимо, задремал и не заметил, как уснул? Он попытался вспомнить, что он делал днем и не вспомнил. Он испытывал легкое недоумение, но отнюдь не подавленность. Руки чесались по работе. Ему чудились пять скульптур и, казалось, просили, чтобы их начали делать.
— Пожалуй, прямо сейчас и нужно начать, — подумал он. — И поработать до утра. Вот эта маленькая щебечущая вещичка серебристого цвета — с нее и начну. Слеплю остов, а может, и электронику немножко успею…
— Кэрол! — позвал он. — Кэрол, где ты?
В странно пустой комнате загрохотало эхо.
Только теперь Мюллер заметил, как мало вокруг мебели. Кровать… кушетка, а не их двуспальная кровать, стол, шкафчик–термос для продуктов, несколько тарелок. Ни следа ковров. А где скульптуры? Его собственная коллекция лучших работ? Он заглянул в студию и обнаружил голые стены. Все инструменты таинственным образом исчезли, осталось только несколько разбросанных по полу эскизов. А где жена? Кэрол! Кэрол!
Ничего не понять. Похоже, пока он дремал, кто–то очистил весь его дом, стащив всю мебель, все скульптуры и даже ковер. Мюллеру приходилось слышать о таких ребятах. Они заявлялись с фургоном и вели себя нагло, разыгрывая киношников. Видимо, они накачали его каким–то наркотиком, чтобы он не мешал. Невыносима была мысль, что он лишился скульптур. Остальное было несущественно, но эта заветная дюжина была ему по–настоящему дорога. Он счел за лучшее вызвать полицию и бросился к аппарату коммуникационной сети, но его не было. И его сперли?
Он зашагал от стены к стене, не в силах найти ответа ни на один вопрос, и тут его взгляд упал на собственную памятную табличку. Позвонить Фредди Монсону и одолжить три куска. Взять билет до Каракаса. Купить инструменты.
До Каракаса? Отдохнуть, что ли? И почему купить инструменты? Видимо, они исчезли до того, как он заснул. Почему? И где его жена? Что вообще происходит? Он подумал, что стоит позвонить Фредди Монсону прямо сейчас, не дожидаясь утра. Фредди может что–нибудь знать. К двенадцати Фредди всегда дома. С ним, наверное, опять одна из этих чертовых кукол, а он не любит, когда его отвлекают. Ну и плевать.
Что толку в друзьях, если их нельзя беспокоить всякий раз, когда тебе плохо
Он выскочил из комнаты, припоминая, где находится ближайший автомат, и чуть не налетел в холле на гладкого робота–сборщика.
«Эти жестянки не знают жалости, — подумал Мюллер. — Всегда они досаждают человеку». — Этот, видимо, шел к увязшему по уши в долгах семейству Никольсенов, чья квартира располагалась дальше по холлу.
Робот произнес:
— Мистер Пауль Мюллер? Я полноправный представитель «Интернейшнл Фабрикейшн Картель Амальгамейтед». Я здесь для того, чтобы напомнить, что на вашем счету значится неоплаченная сумма в размере 9150 долларов 55 центов и что раз вы не ответили на три наших предыдущих извещения, с девяти часов завтрашнего утра с нее будет браться пеня в размере пяти процентов за месяц. Далее, я должен сообщить…
— У тебя что, нейтрончик соскочил? — огрызнулся Мюллер. — Я не должен ИФК ни цента! У меня сегодня паршивое настроение, и не выводи меня из себя!
Робот терпеливо произнес:
— Показать вам копию договора? Пятого января 2003 года вы затребовали от нас следующие металлоизделия: три четырехметровые трубы из старинного иридия, шесть десятисантиметровых сфер из…
— Пятое января 2003 года будет через три месяца, — перебил его Мюллер, — и у меня нет времени выслушивать свихнувшегося робота. Мне необходимо срочно позвонить. Ты можешь соединить меня с линией связи вместо того, чтобы нести эту бредятину?
— Я не уполномочен разрешать вам пользоваться моими возможностями.
— Дело крайней важности, — отрубил Мюллер. — Человеческая жизнь в опасности, а я тут с тобой спорю!
Робот моментально включил сирену, оповещая всю округу об опасности, и выдвинул устройство связи. Мюллер назвал номер Фредди Монсона.
