1888 Хьюлингз Джексон (Англия) создает классическое описание психомоторной эпилепсии и предшествующей ауры.
1898 Джексон и Колмен (Англия) устанавливают, что нарушения происходят в височной доле мозга.
1908 Хорсли и Кларк (Англия) описывают методику стереотаксической хирургии в применении к животным.
1941 Джеспер и Кершмен (США и Канада) демонстрируют, что электроэнцефалограмма больных психомоторной эпилепсией характеризуется электрическими разрядами в области височной доли.
1947 Спигель и сотрудники (США) сообщают о первой стереотаксической операции на человеке.
1950 Пенфилд и Фленеген (Канада) делают больному психомоторной эпилепсией операцию, которая дает хорошие результаты.
1958 Талерак и сотрудники (Франция) начинают практиковать стереотаксическое вживление глубинных электродов.
1963 Хит и сотрудники (США) разрешают пациентам самим стимулировать свой мозг через вживленные электроды.
1965 Нарабаяши (Япония) сообщает о применении стереотаксической хирургии для лечения 98 больных с агрессивным поведением.
1965 Во всем мире сделано свыше 24000 стереотаксических операций на человеке.
1968 Дельгадо и сотрудники (США) вживляют «стимосивер» (радиостимулятор и радиоприемник) амбулаторным больным, страдающим психомоторной эпилепсией.
1969 В Аламогордо (штат Нью-Мексико) шимпанзе посредством радио соединяется с компьютером, который программирует раздражения мозга обезьяны.
1971 В Лос-Анджелесе оперируют больного Гарольда Бенсона.
ГОСПИТАЛИЗАЦИЯ
В полдень они спустились в приемный покой и сели на скамью у дверей, выходящих на пандус для машин скорой помощи. Эллис явно нервничал и думал о чем-то своем. Моррис спокойно ел шоколадку и комкал обертку в кармане своей белой куртки.
За стеклами двери солнечные лучи падали на большую вывеску с надписью: ОТДЕЛЕНИЕ СКОРОЙ ПОМОЩИ и вывеску поменьше: ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИН СКОРОЙ ПОМОЩИ. Издалека донесся звук сирены.
— Это он? — спросил Моррис.
Эллис посмотрел на свои часы:
— Не думаю. Еще рано.
Они сидели на скамье и вслушивались в приближающийся звук сирены. Эллис снял очки и протер их концом галстука. К ним подошла одна из сестер отделения скорой помощи — Моррис не знал, как ее зовут, — и сказала весело:
— Приветственный комитет весь в сборе?
Эллис скосил на нее глаза, а Моррис сказал:
— Мы сразу возьмем его наверх. У вас здесь есть история его болезни?
— Да, конечно, доктор, — сказала сестра сердито и ушла.
Эллис вздохнул. Он надел очки и хмуро посмотрел вслед сестре.
— Она просто шутила, — сказал Моррис.
— Наверное, вся больница уже знает, — проворчал Эдлис.
— Такой секрет сохранить трудно.
Сирена раздалась совсем близко. В окно они увидели, как машина скорой помощи задним ходом въехала на пандус. Два санитара открыли дверцы и вытащили носилки. На них лежала худенькая старушка. Она задыхалась, и в груди у нее булькало. 'Тяжелый отек легких', — подумал Моррис, провожая взглядом носилки, исчезающие в дверях приемного покоя.
— Надеюсь, он в хорошей форме, — сказал Эллис.
— Кто?
— Бенсон.
— А что с ним могло случиться?
— Они могли его обработать, — Эллис угрюмо уставился в окно.
'Он явно в плохом настроении', — подумал Моррис. А это означало, что Эллис волнуется, — Моррис достаточно часто оперировал вместе с Эллисом, и все это было ему хорошо знакомо. Раздражительность, еле подавляемое возбуждение до первого надреза и полное, даже ленивое спокойствие, когда начиналась операция.
— Ну где же он, черт побери! — воскликнул Эллис, снова посмотрев на часы.
Чтобы переменить тему, Моррис спросил:
— На три тридцать все готово?
В три тридцать Бенсона должны были представить врачебному персоналу больницы в особом нейрохирургическом амфитеатре.
— Насколько мне известно, — сказал Эллис, — демонстрацию больного будет вести Росс. Только бы Бенсон был в приличной форме.
Мягкий женский голос произнес по внутреннему радио:
— Доктор Эллис. Доктор Эллис. Двадцать два — тридцать четыре. Доктор Эллис, двадцать два — тридцать четыре.
Эллис поднялся.
— А, черт! — буркнул он.
Моррис понимал, что это означает. Эллису звонили из экспериментальной лаборатории. Вероятно, что-то стряслось с подопытными обезьянами. Весь прошлый месяц Эллис каждую неделю делал по три операции на обезьянах, просто чтобы держать себя и персонал в форме.
Эллис направился к вмонтированному в стену телефону. Он прихрамывал — в детстве сильно поранил правую ногу и перерезал боковой малоберцовый нерв. Моррису всегда казалось, что это увечье сыграло определенную роль в решении Эллиса стать нейрохирургом. Во всяком случае, Эллис словно бы поставил себе задачу устранять всяческие изъяны, чинить неисправное. Он так и говорил своим пациентам: 'Ничего, мы вас починим'. У него же самого изъянов хватало: хромота, ранняя лысина, подслеповатые глаза за толстыми стеклами очков. Поэтому он казался незащищенным, и было легче прощать ему постоянную раздражительность.
А может быть, эта раздражительность была порождена долгими годами хирургической практики? Моррис не знал — слишком недолго сам он был хирургом. Он смотрел в окно на стоянку. Начались часы, когда разрешалось навещать больных, и многочисленные родственники въезжали на автостоянку и вылезали из машин, обводя взглядом высокие корпуса. В их глазах читалась робость: люди боятся больниц.
Моррис заметил, что многие лица уже загорели. В Лос-Анджелесе стояла теплая, солнечная весна, но сам он оставался таким же белым, как его куртка и брюки, в которые он каждый день облачался в больнице. 'Надо чаще бывать на воздухе, сказал он себе. — Например, выходить с завтраком в сад'. Конечно, он играет в теннис, но, к сожалению, только по вечерам.
Вернулся Эллис.
— Черт, — выругался он. — Этель разорвала швы.
— Как это случилось?
Этель, молодую самку макака-резуса, оперировали накануне. Операция прошла безупречно, и Этель вела себя удивительно тихо — для макака.
— Не знаю, — сказал Эллис. — По-видимому, как-то высвободила лапу. Так или иначе, она визжит, и кость с одной стороны оголена.
— Она вырвала электроды?
— Не знаю. Но мне надо идти туда снова все зашивать. Вы один справитесь?
— Наверное.
— Вы умеете обращаться с полицейскими? — спросил Эллис. Думаю, они не доставят вам особых хлопот.
— Да, конечно.
— Побыстрее поднимите Бенсона на седьмой этаж и вызовите Росс. Я приду, как только смогу. — Он посмотрел на часы. Уложусь минут за сорок, если Этель будет вести себя прилично.
— Желаю удачи, — сказал Моррис и улыбнулся.
Эллис нахмурился и ушел.
Не успел он скрыться из виду, как снова появилась сестра отделения скорой помощи.
— Что это с ним? — спросила она.
— Просто нервничает, — сказал Моррис.
— Оно и видно, — протянула сестра и посмотрела в окно, явно не торопясь уходить.
Моррис задумчиво глядел на нее. Он достаточно долго работал в клинике и умел распознавать мельчайшие оттенки, связанные со статусом ее персонала. Начинал он стажером без всякого статуса. Сестры в подавляющем большинстве разбирались в медицине лучше, чем он тогда, и, уставая, даже не пытались скрывать свое превосходство. ('По-моему, доктор, лучше бы этого не делать.') Со временем он стал штатным хирургом, и с той поры сестры начали относиться к нему с несколько большим почтением. Когда он занял должность старшего ассистента, то работал уже с такой уверенностью, что некоторые сестры называли его по имени. И вот теперь, когда его перевели в отделение нейропсихиатрических исследований, его снова называли строго официально, но сейчас это означало новый, более высокий статус.
Только на этот раз дело было в другом: сестра не уходила, потому что его окружал ореол особенной важности — ведь все в клинике знали, что должно
