— Что?
— Минутку! Мне еще нужно, чтобы ты попытался добыть домашний адрес директора часовой фирмы 'Зенит' на авеню Опера. Думаю, что это можно узнать и в праздничный день. А он, вероятнее всего, у себя. Ты мне позвонишь?
— Как только узнаю.
Жена принесла комиссару стопку эльзасской сливянки, которую присылала им ее сестра. Он благодарно улыбнулся и на минуту попытался забыть об этой нелепой истории. Может, сходить днем в кино?
— Какого цвета у нее глаза?
Ему пришлось сделать над собой усилие: он не сразу понял, что речь идет о девочке, единственной, кто интересовал мадам Мегрэ в этом деле.
— Ей-богу, затрудняюсь ответить. Помню только, что не карие. Волосы у нее светлые.
— Значит, глаза голубые.
— Возможно. Во всяком случае, очень светлые и, кстати, спокойные.
— Понятно: она ведь относится ко всему по-детски. Она хоть смеялась?
— Для этого у нее не было повода.
— Нормальный ребенок всегда найдет повод. Достаточно, чтобы он испытывал доверие к окружающим и не боялся вести себя как свойственно его возрасту.
— Тебе симпатична мадемуазель Донкер?
— Я убеждена, что хоть она и старая дева, но умеет лучше обращаться с девочкой, чем эта мадам Мартен.
Мне приходилось встречать ее в магазинах. Она из тех женщин, которые только и следят, как бы их не обсчитали, и вынимают из кошелька по монетке с таким видом, будто все хотят их обмануть.
Телефонный звонок прервал мадам Мегрэ, но она успела повторить:
— Мне не нравится эта женщина.
Звонил Люка, чтобы сообщить адрес месье Артюра Годефруа, генерального представителя часовой фирмы 'Зенит' во Франции. Он жил на собственной вилле, в Сен-Клу, и Люка уже проверил: он сейчас дома.
— Поль Мартен здесь, шеф.
— Привели?
— Да. Он не понимает — зачем… Подождите минутку, я прикрою дверь… Ну вот! Теперь он меня не слышит. Сначала Мартен решил, что-то случилось с дочкой, и расплакался. Сейчас он успокоился, сидит покорно. Похоже, ему нехорошо после ночных возлияний. Что с ним делать? Послать к вам?
— Есть у тебя кто-нибудь, кто мог бы его привести?
— Только что пришел Торранс. Думаю, ему полезно подышать воздухом. Он неплохо провел рождественскую ночь. Я вам больше не нужен?
— Нет, еще нужен. Свяжись с комиссариатом Пале-Рояля. Вот уже пять лет, как бесследно исчез некий месье Лорийе, державший там небольшой магазин ювелирных изделий и старинных монет. Я хотел бы подробнее узнать об этой истории.
Мегрэ улыбнулся: он увидел, что жена, усевшись напротив него, начала вязать. Решительно, это расследование носило семейный характер.
— Разрешите вам позвонить?
— Позвони. Я никуда не собираюсь.
Через пять минут комиссар уже связался по телефону с месье Годефруа, который говорил с заметным швейцарским акцентом. Когда речь зашла о Жане Мартене, Годефруа сразу же решил, что раз его беспокоят в праздничный день, значит, с его коммивояжером что-то случилось, и рассыпался в похвалах по его адресу:
— Это такой преданный и способный малый, что я собираюсь в следующем году, иначе говоря через две недели, оставить его в Париже в качестве помощника директора. Вы его знаете? У вас серьезные причины им интересоваться? — Он прикрикнул на шумевших рядом детей и велел им замолчать. — Простите. Вся семья в сборе и…
— Месье Годефруа, не знаете ли, случайно, не обращался ли в последние дни кто-нибудь в вашу контору, чтобы узнать, где сейчас находится месье Мартен?
— Конечно, знаю.
— Тогда, пожалуйста, поподробней.
— Вчера утром кто-то позвонил в контору и попросил к телефону меня лично. Я был очень занят — сейчас ведь праздничные дни. Звонивший, должно быть, назвал свое имя, но я его забыл. Он хотел узнать, где сейчас Жан Мартен и куда ему можно позвонить по срочному делу. У меня не было никаких оснований скрывать, и я сказал, что Мартен сейчас в Бержераке, скорее всего в гостинице 'Бордо'.
— Больше ничего не спросили?
— Нет.
— Благодарю вас.
— Вы уверены, что эта история ничем ему не грозит?
Должно быть, дети тормошили Годефруа; Мегрэ воспользовался этим и поскорее закончил разговор.
— Слышала?
— Конечно, слышала, что ему говорил ты, но не знаю, что он отвечал.
— Вчера вечером кто-то звонил к ним в контору и узнавал, где сейчас находится Жан Мартен. Несомненно, этот же человек звонил вечером в Бержерак, чтобы убедиться, что коммивояжер по-прежнему там и в ночь под Рождество его не будет на бульваре Ришар-Ленуар.
— И этот же человек проник в квартиру?
— Скорее всего. По крайней мере, это доказывает, что Поль Мартен здесь ни при чем: ему незачем было дважды звонить по телефону. Он мог бы, не выдавая себя, узнать об этом у золовки.
— Начинаешь входить во вкус, Мегрэ? Признайся, ты в восторге, что произошла эта история. — И пока муж пытался найти оправдание, мадам Мегрэ продолжала: — Но это же естественно! Даже меня это живо интересует.
Как тебе кажется, сколько еще времени нога у девочки будет в гипсе?
— Я об этом не спрашивал.
— А могут быть какие-нибудь осложнения?
Сама того не подозревая, она этой фразой навела мужа на новую мысль.
— Знаешь, ты сказала это очень кстати!
— Что сказала?
— Действительно, раз девочка уже два месяца лежит в постели, можно полагать, что, если не будет осложнений, она скоро поднимется.
— Вначале ей, вероятно, придется ходить на костылях?
— Не в этом дело. Через несколько дней, самое позднее через несколько недель, девочка уже не будет прикована к постели. Станет выходить с мадам Мартен на прогулку. Путь будет свободен, и любой запросто сможет проникнуть в квартиру, не нуждаясь в костюме Деда Мороза.
Спокойно посматривая на мужа и слушая, что он говорит, мадам Мегрэ шевелила губами: она считала петли на вязанье.
— Именно постоянное пребывание Колетты в комнате вынудило незнакомца прибегнуть к этой уловке.
Девочка два месяца в постели, а он, быть может, все два месяца ждет… Если бы не осложнение, он смог бы поднять паркет еще примерно недели три назад.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Вернее, то, что человек не мог уже больше ждать; значит, у него были серьезные причины действовать без промедления.
— Скоро Мартен вернется из поездки.
— Тоже верно.
