доставить меня в Рованиеми на их машине и оказать помощь по доставке моего автомобиля для ремонта и восстановления.
Недалеко от гостиницы оказалась крупная мастерская, которая согласилась доставить и отремонтировать нашу машину. Ремонт займет два-три дня. Это меня устраивало.
Для выполнения задуманного мною плана был необходим мой работник Л. Е., отлично владеющий финским языком. Пришлось позвонить в Хельсинки и договориться с ним, чтобы с шофером Ш. У. на моей машине «форд» он приехал в Рованиеми к началу следующего дня. Л. Е. прибыл точно в срок.
Переночевав и расплатившись с гостиницей, мы, оставив прибывшего шофера за присмотром ремонта дипломатической машины, на «форде» выехали в поселок Линахамари, расположенный на берегу Баренцева моря, где недавно было открыто консульство СССР. Это был отвлекающий маневр.
Пробыли мы там всего два дня и вернулись в Рованиеми. Наш бьюик еще не был исправлен.
Рано утром следующего дня мы с Л. Е. на «форде» отправились в настоящую инспекцию трассы Рованиеми — Сало.
Первые 40–50 километров по направлению на г. Кемиярви мы проехали вдоль узкоколейной железной дороги и не обнаружили никакого строительства трассы.
Однако мы увидели широкого размаха восстановительные работы именно узкоколейной дороги, на которой во многих местах были построены новые мосты. Было укреплено полотно дороги, в некоторых местах заменены рельсы, уложены новые шпалы. Из Кемиярви мы проехали еще 80 км в восточном направлении и везде отмечали такую же ситуацию.
В этой связи у нас возник вопрос — почему же восстанавливается старая заброшенная узкоколейная дорога? Возвратившись в Кемиярви, мы высадили из машины Л. Е. и предложили ему обойти все газетные ларьки городка для выяснения у продавцов газет вопроса, как ему найти фирму, которая проводит ремонтные работы на узкоколейке.
Уже через час улыбающийся Л. Е. доложил:
— В Кемиярви нет учреждения, которое занималось бы восстановлением старой узкоколейной дороги. Такие работы проводятся с осени прошлого года военными. Их штаб находится в Рованиеми. В Кемиярви за последние месяцы были немецкие и финские генералы небольшими группами и только проездом на Восток.
Информация, полученная Л. Е., фактически подтвердила данные наших источников о том, что Финляндия уже с декабря 1940 года приступила к подготовке реванша за «зимнюю войну» вместе с Германией.
День ушел на подготовку телеграммы Молотову о четырехдневном пребывании на севере Финляндии.
Однако никакой реакции со стороны Москвы не последовало. Нам ничего не оставалось, как продолжать сбор фактов военного сближения финнов с немцами.
И снова конфиденциальная встреча с Адвокатом.
Встретил он меня словами приветствия и желанием рассказать о некоторых проблемах Финляндии.
Экономика, по его словам, находится в критическом состоянии. Продовольственные запасы на исходе. Финансы страны истощены. Экономические отношения с Россией плохие, и они ухудшаются. Правительство, по его словам, сознательно разрушает только что налаженные торговые отношения. Наиболее ярким примером этому является расторжение соглашения о поставках крепежного леса для шахт Донбасса, несмотря на то, что советская сторона полностью оплатила весь объем поставок древесины, которая еще лежит на складах Финляндии. Правительство Рюти обрабатывает руководителей парламентских комиссий, чтобы парламент принял закон «О чрезвычайных полномочиях». По мнению Адвоката, такой закон нужен правительству для установления в стране диктаторского профашистского режима, для заключения военного союза с Германией. В профашистских организациях проводится формирование батальонов для посылки в Германию в войска СС на выучку.
Дня три спустя после этого ко мне зашел Зотов и сообщил, что Молотов срочно вызывает его в Москву. На мой вопрос — что случилось? — он дал мне почитать письмо, посланное Молотову. В этом письме Зотов просит Молотова поддержать предложение командующего военно-морской базы на полуострове Ханко Кабанова о расширении границ базы за счет присоединения двух небольших островов недалеко от берега, что послужило бы более безопасной стоянке военных кораблей, а также увеличило маневренность истребителей и бомбардировщиков без нарушения морской и сухопутной границ Финляндии. В конце записки Зотов предлагал поручить провести переговоры с финнами в Хельсинки лично ему, не создавая для этого переговорных комиссий. На его вопрос — как я отношусь к содержанию записки, ответил ему, что он поставил перед Москвой важные для моряков вопросы, но это надо было решать через Наркомат обороны. Для дипломатии этот вопрос еще не созрел.
На следующий день он выехал в Москву. Через четыре дня получили сообщение, что Зотов отозван, а меня опять (в который раз!) назначили временным поверенным в делах. Размышляя над случившимся, пришел к неутешительному выводу, что Молотов не хочет нарушать покой финского правительства, разжигающего среди населения ненависть к Советскому Союзу. Мои записки, в которых высказывались пожелания наших источников и друзей о необходимости разоблачения через прессу и радио злобных врагов, таких как Таннер, Эрко, Маннергейм, Рангель.[11], в Москве оставались без внимания, и, конечно, реакционеры, не встречая публичного их разоблачения, наглели. Случай с отзывом посланника Зотова вполне соответствовал принципу Наркоминдела — не критиковать правящую элиту страны.
Мы, дипломаты Представительства, посочувствовали Зотову, но наша грусть скоро прошла, поскольку надо было не проглядеть и, по возможности, сорвать попытки правительства вступить в военный союз с фашистской Германией против СССР. Имея это в виду, мы послали записку в Наркомвнудел, опасаясь очередной отрицательной реакции Вышинского.
Мы не ошиблись. Примерно через неделю начальник разведки сообщил о реализации нашей информации и просил ограничиться работой в том же направлении…
Весна в Финляндии 1941 года выдалась теплой и солнечной, а политический климат леденил душу. Враждебность против нас все нарастала. По радио, в газетах, в театрах больше всего времени отводилось победам фашистской Германии на фронтах Европы. Правящая элита каждую победу немцев принимала как свою.
В двадцатых числах апреля мне позвонил Монах из автомата и условным образом попросил встречи. Провели мы ее в тот же день.
Он был взволнован. Событием особой важности он считал вызов из Москвы посланника Паасикиви и встречи последнего с президентом страны, премьер-министром, министром иностранных дел и другими политическими деятелями.
— Недавно, — сказал он, — прошла моя беседа с Паасикиви, о чем я хочу рассказать вам и посоветоваться по некоторым вопросам отношений между нашими странами.
Паасикиви рассказал ему, что в Хельсинки он был вызван для обсуждения вопроса о дальнейшем его пребывании в Москве, поскольку он часто отказывался выполнять поручения министра иностранных дел, с которыми не был согласен. По всей вероятности, он больше в Москву не поедет.
Министр иностранных дел Виттинг, по словам Паасикиви, проявляет себя как откровенный сторонник сближения Финляндии с Германией. Некоторые члены кабинета активно ему в этом помогают. К таким относится и сам премьер-министр Рангель. Вот уже две недели из его кабинета не выходит посланник Финляндии в Германии Кивимяки. Некоторое время тому назад Паасикиви вместе с Кивимяки были приглашены к президенту Рюти, где Кивимяки докладывал о готовности немцев в любое время оказать помощь Финляндии, и, по словам Паасикиви, Рюти поверил обещаниям немцев. Это обстоятельство
