– Мальчишка-центурион… Мне надо было тебя убить.
– Наверное.
– Правда ведь, забавно все обернулось? – пробормотал вождь и скривился от очередного приступа боли.
– Забавно? – Катон пожал плечами. – Нет, ничего забавного. Даже близко к этому нет.
– Похоже, у римлян плохо с чувством юмора.
– На мой взгляд, было слишком много смертей. Мутит меня от этого.
– Теперь к ним добавится еще одна, и все кончится.
Катон покачал головой:
– Нет. Ты теперь мой пленник, и я доставлю тебя к своему легату.
– Вот как, – слабо усмехнулся Каратак. – Ну, конечно, таково римское милосердие. А по-моему, лучше умереть здесь, чем быть принесенным в жертву в ходе победного торжества твоего императора.
– Никто не собирается приносить тебя в жертву.
– Дураком меня считаешь? – буркнул Каратак. – Думаешь, мой народ забыл, что ваш Цезарь сделал с Верцингеториксом? Нет уж, я не дам провести меня по вашему Форуму связанного, как обычного преступника.
– Этого не случится.
– Ты уверен?
Катон пожал плечами:
– Не мне решать. Давай-ка лучше я помогу тебе встать. Но без фокусов, понял?
Зайдя сзади, Катон осторожно поддержал вождя со стороны здорового плеча, помогая ему встать с бревна. Правда, это стоило ему такого приступа боли, что некоторое время он мог только скрежетать зубами.
– Я не могу идти. Дай мне умереть здесь… прошу тебя, римлянин.
Глядя на то, что осталось от человека, который два года подряд вел против Рима кровопролитную, изнурительную войну, Катон думал о том, что этого пленника, несомненно, станут рассматривать как трофей. Клавдий будет похваляться, демонстрируя его в оковах чужеземным послам и владыкам. А когда ему это надоест, позабавит напоследок римский плебс, выставив пленника на гладиаторских играх, где тот и найдет свой конец.
– Я пощадил тебя, римлянин, – промолвил Каратак с мольбой во взоре. – Я сохранил тебе жизнь. Так дай же мне по крайней мере самому выбрать, как умереть.
– Ты собирался сжечь меня живьем.
– Это неважно. – Он поднял руку и указал на Катонов меч. – Прошу тебя.
Катон смотрел на этого воина, некогда самого могущественного из племенных вождей острова, а ныне разбитого и сломленного. Плачевное зрелище… Поняв, что испытывает жалость, Катон сам себе подивился: с какой стати ему жалеть человека, выказавшего себя жестоким, безжалостным врагом? Но, так или иначе, он принимал все происходящее близко к сердцу с каким-то особенным чувством, словно унижение давнего врага влекло за собой своего рода утрату. Катону захотелось помочь ему завершить свой путь достойно, упокоиться с миром, а потому он невольно глянул на свой меч.
Бритт, проследив за его взглядом, кивнул.
– Сделай это быстро, римлянин.
Каратак отвернулся и зажмурился. На миг оба застыли в неподвижности – и туземный вождь, молча ждущий конца, и Катон, крепко сжимающий в руке меч. Отдаленный шум битвы уже стих, теперь сюда доносились лишь вопли раненых. Вокруг вились тучи насекомых, привлеченных запахом крови, пропитавшей повязку на плече Каратака. А потом Катон резко покачал головой, улыбнулся, ослабил хватку за рукоять и ловким движением вбил клинок в ножны. Каратак открыл один глаз и покосился на него.
– Нет?
– Прости. Не сейчас. Живой ты представляешь для меня большую ценность.
Каратак открыл и второй глаз, посмотрел на Катона и пожал плечами:
– Что ж, вполне разумно. Но это был бы хороший конец. А так, глядишь, ты еще пожалеешь, что не убил меня.
– Не стоит предаваться пустым надеждам.
Катон отступил от пленника, сложил ладони у рта и позвал:
– Макрон! Макрон! Сюда!
Когда центурионы вышли из болота, солнце висело низко над горизонтом, окрашивая пушистые облака ярким багрянцем. Они вели Каратака между собой, а точнее, почти несли, закинув его руки себе на плечи. Тяжело дыша, Катон и Макрон выбрались из тростниковых зарослей, поднялись по травянистому склону, прислонили бритта к его перевернутой колеснице и устало опустились на землю, чтобы перевести дух. Позади них устало тянулась к воротам колонна легионеров.
– Вот. – Макрон откупорил флягу и передал Катону. Молодой центурион поднес ее к губам и вдруг заметил пристальный взгляд Каратака. Опустив флягу, он передал ее пленнику, который с жадностью отпил из нее несколько больших глотков.
– Ты что делаешь? – рассердился Макрон. – Позволяешь какому-то варвару с волосатой задницей пачкать губами мою флягу? Не слишком ли ты добренький, парень?
– Он нужен нам в хорошем состоянии.
– Ага, можно подумать, жажда его убьет.
– Нет.
Макрон присмотрелся к другу повнимательнее.
– Что-то ты больно задумчив, весь в себе, а?
– Просто устал.
– Ладно, парень, лучше бы тебе встрепенуться. Нам нужно хорошенько подумать, что да как мы станем докладывать легату.
Макрон окинул Катона пристальным взглядом, отметив, что тот до крайности вымотан, весь в грязи, да вдобавок с клочковатой бородкой, отросшей еще во время скитаний по болотам. Туника Катона представляла собой сущие лохмотья, да и исхудал он так, что все ремни амуниции на нем болтались. Макрон прищелкнул языком.
– Что?
– Да так, подумал… Легату, пожалуй, не так-то просто будет разобраться, который из вас варвар.
– Очень смешно.
– Внимание, а вот и он. Легок на помине.
Оба центуриона устало поднялись на ноги, услышав топот копыт. Веспасиан, ехавший вдоль обочины в сопровождении трибунов, увидел двух перепачканных кровью и грязью, вытянувшихся по стойке «смирно» центурионов и натянул поводья.
Макрона он узнал сразу, а вот чтобы узнать тощего, заросшего щетиной юнца, пришлось присмотреться. После чего глаза легата изумленно расширились.
– Центурион Катон? Ну, ничего себе, это ж ты!
– Так точно, командир.
– Твой оптион сказал мне, что ты жив. Он заявился в лагерь еще с несколькими другими легионерами и рассказал целую историю… – Веспасиан покачал головой. – Трудно было поверить.
– Понимаю, командир, – с улыбкой отозвался Катон и отступил в сторону, чтобы легат увидел угрюмого пленника, сидевшего рядом со своей разбитой колесницей. – Но мы тут еще кое-что для тебя раздобыли. Позволь представить тебе Каратака, царя катувеллаунов.
– Каратака? – С момент Веспасиан таращился на пленника, потом бросил поводья, соскочил с коня и подошел к нему. – Это Каратак?!
Туземный вождь слегка кивнул.
– Все кончено, – тихо промолвил Веспасиан. – Наконец-то все кончено.
Легат с удивлением смотрел на поверженного врага – человека, из-за которого с того момента, как орлов Клавдия вынесли с кораблей на берег острова, каждый шаг по этой земле легионам приходилось
