Егор Дмитриевич
В молодости Егор Дмитриевич увлекался альпинизмом. Свою первую девушку он покорил ранней бородой и хриплым исполнением песен из кинофильма «Вертикаль». Год спустя ему покорилась и первая серьёзная вершина. Молодой Егор Дмитриевич забрался на Казбек.
В команде, кроме него, была та самая девушка (Лида), друг детства Стёпка и специалист Антон. Ещё трое человек удовлетворённо остались на высоте 2400 метров, среди цветов и минеральных источников.
От минеральных источников и до последних ночёвок шли по графику. Потом график не выдержал. Восемьсот с лишним метров от ночёвок до вершины преодолели только с третьей попытки. Без Стёпки. Он дико раскашлялся накануне и едва держался на ногах. Когда они уходили на восхождение утром третьего дня, Стёпка провожал их взглядом из палатки, дожёвывая утреннюю порцию колбасы. Во взгляде читались зависть и облегчение.
Утро было солнечное, с лёгким ветром. Быстро вернулся энтузиазм, подмоченный двухдневной непогодой. Более опытный Антон шёл впереди; Лида в середине; Егор Дмитриевич, позабывший про головную боль и мокрые рейтузы, замыкал. К одиннадцати без особых затруднений вышли на седловину, а в начале третьего, после финального рывка по перилам, стояли на вершине. Антон достал фотоаппарат. Егор Дмитриевич и Лида поцеловались под щёлканье затвора и несколько минут очарованно топтались и крутились на площадке. Вокруг, под щедрым майским солнцем, расстилалось всё, ради чего стоило трястись в поезде Ленинград – Кисловодск, стоило тащить в гору 30-килограммовый рюкзак и три ночи подряд ночевать в непросыхающей одежде на куцей и неровной площадке.
Уже в начале спуска стало ясно, что ветер снова усиливается. Со стороны Грузии с неожиданной скоростью подошёл новый фронт облаков. Под конец сложного отрезка, когда склон только-только стал выполаживаться, видимость резко ухудшилась. Поднявшаяся снежная крупа забивала очки. Боясь потерять направление спуска, Антон заторопился вниз. Буквально через несколько шагов он сорвался в трещину и повис на верёвке; Лиде и Егору Дмитриевичу едва удалось не свалиться вслед за ним. Через час нечеловеческих усилий они вытащили Антона обратно на склон. Чтобы продолжить спуск, почти наугад взяли вправо и успешно сползли ещё на несколько десятков метров. Тут в трещину едва не угодила Лида. Солнце давно исчезло. Ветер становился всё плотней. Сбившись в клубок и покричав друг на друга, они решили попытаться найти укрытие и подождать, пока ветер хотя бы немного стихнет.
Вскоре удалось нашарить подходящую выемку в склоне и дружно втиснуться в неё – как оказалось, на весь вечер и всю ночь. Заснуть сумела только Люда. Антон и Егор Дмитриевич сжимали её спинами, ели снег и время от времени аккуратно мочились в него. Антон шёпотом материл синоптиков. Егор Дмитриевич замечал в ответ, что долгосрочные прогнозы нередко расходятся с действительностью и что не ему, Егору, было жаль денег на рацию.
В полдень следующего дня, издевательски ясного и спокойного, они спустились к своей палатке. Стёпки рядом с палаткой не было. Они принялись звать его. В конце концов все охрипли от крика, но Стёпка не отвечал. Он лежал на выступе тридцатью метрами ниже, с проломанной головой и поджатыми руками и ногами. Его штаны были расстёгнуты и приспущены.
Спускаться вместе с трупом оказалось ещё трудней, чем они боялись. К их частичному счастью, на полпути к метеостанции они наткнулись на группу здоровенных парней из Пятигорска. Негоже тащить вниз того, кто погиб в горах, сказали они, неодобрительно качая скуластыми головами. Надо было оставить на высоте. Двое из парней, тем не менее, вызвались помочь.
Лида всхлипывала, почти не переставая. Антон серьёзным голосом разговаривал с пятигорцами. Егор Дмитриевич молчал. Он был в шоке.
Шок оттаял при встрече с теми, кто ждал их возвращения на высоте 2400 м. – среди цветов и источников, с живописным видом на снежную вершину Казбека.
К вершине, в придачу ко всему, прицепилось белое облачко.
- Как будто печку там кто-то топит, – сказал один из пятигорцев, щурясь из-под ладони.
Молодой Егор Дмитриевич не увидел сходства с печкой. Он перевёл взгляд обратно на тело Стёпки, завёрнутое в палатку. Теперь, когда шок исчез, он почувствовал тошнотворную, удушливую неизбежность собственной смерти. Ему показалось, что раньше он был здоров и потенциально бессмертен. Теперь же кто-то тихой сапой впрыснул ему в кровь яд. Теперь кто-то медленно, но верно работал над тем, чтобы свести его в могилу. От этого чувства, смешанного с голодом и усталостью, у Егора Дмитриевича подкашивались ноги.
- В общем, азарт пошёл на убыль, – подытожил Егор Дмитриевич. – Что, в общем-то, нехарактерно. Исключение из правил, можно смело сказать. Есть у меня знакомый, с тех же времён... На втором его восхождении пять человек из группы свалились в пропасть. По оплошности, по невероятно глупой оплошности. Он остался, и ещё один парень. Спустились с горем пополам... Так этот мой знакомый, он до сих пор в горы ходит. На Пике Коммунизма был. В Гималаях был. В сентябре куда-то опять ездил. Вы, Роман Романыч, сами никогда горами не увлекались, нет?
Жук помотал головой. Его пальцы нетерпеливо постукивали по тонкой папке, лежавшей у него на коленях. Глаза смотрели на террариум с маленькой черепахой. Черепаха медленно вертела головой в мерцающем фиолетовом свете, среди дизайнерских полок с книгами. Полки простирались за пределы взгляда Жука. Они были сделаны из металла и усажены маленькими лампами. Кое-где между книгами стояли кактусы. Каждый из кактусов подсвечивался своей собственной лампой. Жук чувствовал себя крайне неуютно среди всего этого.
Егор Дмитриевич, между тем, усмехнулся.
- Мне бы теперь в самый раз сказать «а знаете, Роман Романыч, я ведь не зря сел вам на уши с этой историей».
- ... Да я уж понял, что не зря. В третий раз рассказываете.
- Не может быть, – угас Егор Дмитриевич. – А я думал, вам я ещё не...
- Во время осмотра на Газгольдерной – первый раз. Когда привезли и застрелили Зину – второй. Но это ничего. История хорошая. Поучительная.
- Феноменальная у вас память, – поморщился Егор Дмитриевич.
Жук промолчал.
Экран домашнего кинотеатра показывал заставку с рыбками и водорослями.
- Хорошо, – сказал Егор Дмитриевич. – Давайте начнём.
Жук кивнул и протянул ему папку.
- Тут, в принципе, всё написано. Несколько снимков я тоже положил. Вы посмотрите потом без спешки. На досуге... – Жук стукунул пальцем по пробелу. На экране появилась выцветшая фотография девочки младшего школьного возраста с октябрятским значком на груди. – В любом случае, суть дела я сейчас изложу. В общих чертах. На сегодняшний день. Сначала эмоциональную часть, потом всю фактическую.
- Ооо, есть эмоциональная часть? – Егор Дмитриевич захлопнул папку и положил её на кофейный столик.
- Есть. Лично у меня. Откровение за откровение, если хотите. Неизбежность смерти и прочее – это меня, конечно, давно не пробирает. Меня... Меня, Егор Дмитриевич, стала терзать неадекватность. Я не говорю сейчас о технической неадекватности, о ней я потом скажу. И даже не о профессиональной неадекватности. Которая дело поправимое, теоретически... Я говорю именно про себя как конкретную персону. Я, если выражаться громко, чувствую свою личную несоразмерность тому, чем я здесь, благодаря вам, занимаюсь. Эээ, благодаря вам и случаю. Что всё это, скажем так, незаконно – это меня мало волнует. Об этом мы уже говорили неоднократно... По-настоящему меня беспокоит, что не тот масштаб личности у меня.
- Опять вы прибедняетесь, – осклабился Егор Дмитриевич.
- ... Не только у меня не тот масштаб. У вас тоже не тот. Не хочу вас обидеть. Мы с вами втихую копаемся... У нас в руках... К нам в руки попало нечто, которое ставит на уши столько всего – столько, что я уже со счёта сбился. Перестал вести учёт. Сейчас увидите. Вот в чём мы с вами копаемся. При спорадическом участии Никиты и прочих братьев. У меня есть предложение в этой связи. Но я его в конце
