обсуждали с ним его любимые фильмы, смеялись даже, «Крёстный отец» ему очень нравился, как и мне, и тут вдруг на тебе такое. На следующий день приводят Сопатого ко мне в кабинет раньше обычного, он садится на стул с вызовом и объявляет, а никакие тесты я больше не буду делать. В сионистских заговорах участвовать отказываюсь. Попросил его рассказать мне о сионистском заговоре поподробней. Он с радостью. Полчаса я слушал и записывал, потом выключил запись, сказал ему заткнуться и возвращаться в свою комнату. Освободил от всех тестов, оставил только моторные и нашу старую линейку вопросов на причину-следствие. Коллег предупредил, если будет упираться, вяжите и колите снотворное.
С Ромашко немного другая история. Он был самый угрюмый из троих. На вопросы отвечал здраво, но страсть как неохотно. Огрызался, а не отвечал. Я думал, ну, если на этого подействует, будет нам Вика номер два. Без суицидальных наклонностей, думал, не обойдётся. На тринадцатый день Ромашко пришёл ко мне через одного человека после Сопатого. Сел за стол и молчит. Я его и так, и сяк, и в чём дело, Сергей, что у вас за камень на душе, неужели опять мама плоха и т. д. Он здоровый был мужик, сажень в плечах, на треть головы меня выше, а я ведь не низенький. Молчит, сверлит глазами стол, и мне не по себе стало. Хотел уже благодарить его за беседу и отпускать. И тут он как заревёт. Зубы оскалил, смахнул стол в сторону и хвать меня за глотку. Прижал к стенке. Я, орёт, вас всех передавлю. Кого нас? спрашиваю еле- еле. Охрана вбежала в кабинет – там двое ребят стояли всегда за дверью. Кричат ему отпустить меня, а у него откуда ни возьмись вилка в руке. И приставляет он её, ясное дело, к моему горлу. Говорит охране, прочь, суки, а то я его проткну. Охрана отступила. Он развернул меня спиной к двери. Выталкивает из кабинета, пихает по коридору и шипит: не знаешь, сука, кого вас? Не знаешь, кого вас? Всех вас! Американцев и дерьмократов! Трясёт меня за грудки и вилкой шею скребёт. Я ему, Сергей, опомнитесь, вы что, я русский. На выборы вообще никогда не ходил. Распад Советского Союза, говорю, величайшая геополитическая катастрофа двадцатого века. Он говорит, неее, не хуй мне тут, отплясали вы все своё. И толкает к выходу из здания. Коллеги, что в коридоре были, припечатались к стенам, глаза блюдцами. Не знаю, чем бы всё это кончилось, если бы перед выходом не было бокового коридора. Там стояли ещё двое парней из охраны, поджидали уже. Ромашко был увлечён, не смотрел по сторонам, только мне в переносицу. Повернул голову в последнее мгновение. И получил пулю в глаз.
В этот эмоциональный день мне удалось безответственно удрать из моего санатория научно- исследовательского. Как удалось, ты не поверишь. Сам с трудом верю до сих пор. Когда Ромашко унесли на гистологию, я смыл кровь и мозги с лица и заклеил шею пластырем. Сказал, всё коллеги, кромсайте его сами, с меня хватит на сегодня. Вышел на территорию, покурить и подышать свежим воздухом. Настроение было мутное. Оно и сейчас прояснилось не особенно, но теперь я хоть ни за что не отвечаю больше, и ничто от меня боле не зависит, и можешь меня распекать за прогнивший нравственный стержень. Долго ли коротко ли добрёл я до беседки одной из, уселся там, распечатал пачку сигарет, уставился на закат. Красивые там закаты, санаторий не от балды построили в своё время. А к беседке с одной стороны вплотную ряд кустов подходит, густых кустов, с жёлтенькими цветочками, не помню, как называются. Вообще никакой ботаники не помню, подумать только. И слышу, шелестит в этих кустах. Я приподнялся, выглянул из беседки. Вижу, бежит человек полусогнувшись и шипит, мол, не смотрите, не смотрите на меня, Роман Романыч, не привлекайте внимание. Я сел обратно, посмотрел на ближаюшую вышку, а вышка пустая между тем, кофе пошла пить, наверное. Человек вполз буквально в беседку, запыхавшийся, сел на пол рядом со мной, протянул руку снизу и шепчет, что Жора. Слава богу, говорит, я вас нашёл одного. Я спрашиваю, вы кто, Жора? Он говорит, я за вами, я вас спасти, я от Георгия. Я спросил больше автоматически, какого Георгия. Сам при этом догадался почти мгновенно, потому что такой Жора с такими глазами только от одного Георгия может прибежать. Жора тут же подтвердил: от Грибового. Рассказал мне шёпотом, как ширится Движение Добровольных Друзей Георгия Грибового или что-то в этом духе. Везде уже есть люди Георгия, включая ФСБ. Я спросил, и в президентской администрации есть? Но там, как выяснилось, нет пока ещё. Да и те, что в ФСБ – не на самых рублёвых должностях пока. Сам Жора оказался шофёром. Сказал, что некто повыше его крышует. Через крышевателя стало известно, что ФСБ накрыло подпольный исследовательский центр бессмертия, что центр этот защищался до последней капли крови, все сотрудники погибли с именем Грибового на устах, не желая сдаваться врагу, и только одного удалось взять живым, но зато самого главного, то есть меня. Грибовой тут же объявил, что центр действовал по его методике и под его руководством, как же ещё. Там, оказывается, велись работы над портативной машинкой для воскрешения трупов, на аккумуляторах с подзарядкой от электросети. Спецслужбы всей планеты готовы на всё, чтобы заполучить такую технологию, поэтому работа держалась в строгой секретности до поры до времени. И вот, стало быть, не уберегли, но пока я сохраняю верность учению Грибового, не всё ещё потеряно.
На этих словах Жора взял меня за руку. Меня послали спасти вас, Роман Романыч! Бежимте! Я спрашиваю, как? Он говорит, у меня есть первоклассный план, мы привезли сегодня новое оборудование и материалы на двух микроавтобусах, уезжаем через сорок пять минут, порожняком, от заднего крыльца. Там сесть невозможно, вас сразу заметят, но я как бы забуду телефон в столовой и остановлюсь, когда буду объезжать здание, чтобы за ним сбегать. Остановлюсь прямо под окнами туалетов, которые в левом крыле на втором этаже. Я говорю, мне что же, прыгать оттуда? И как насчёт вышек и вообще людей на территории? Ежели кто мимо пойдёт? И машину – её что, не досматривают на выезде? Он закивал головой, мол, да, досматривают, но только для галочки, известное дело, откроют заднюю дверь и закроют, а вы на пол ляжете, под один из пустых ящиков, он длинный, надо будет только ноги поджать немножко. Вылезайте через крайнее левое окно, прямо под ним вход в подвал с козырьком, совсем невысоко прыгать и дальше слезать легко, от ближайшей вышки его клён загораживает, да и вообще уже будет темно, а по территории вряд ли кто будет ходить, потому что сборная России играет архиважный матч с Лихтенштейном. Или с Люксембургом. Как слезете, запрыгивайте в машину через переднюю дверь, я открытой её оставлю, чтоб не хлопала, и перебирайтесь через сиденья назад, а дальше я прибегу и покажу, как вам укладываться.
Короче говоря, я сказал, хорошо. Подумал, у меня ещё сорок минут на размышления – если что, просто не вылезу и всё. Жора сверил со мной часы и стиснул мне руку опять, чуть ли не со слезами благодарности. Высшие сущности помогут нам, Роман Романыч! И убежал обратно по кустам.
Объятый смятеньем, покурил я ещё и пошёл в столовую. Там трое коллег сидят над пивом и возбуждённо обсуждают Ромашко. Остальные, говорят, пошли футбол смотреть. Пригласили меня к столу, но я отмахнулся. Нашёл в холодильнике лазанью, сунул в микроволновку, и тут, Женька, рука судьбы. Увидел полбутылки красного вина в приоткрытом шкафчике. Выдул её прямо из горла, ковыряясь в расплывшейся лазанье. Смятенье мгновенно прошло, и объяла меня решимость. Думаю, да к лешему всё это, любопытство моё выгорело, виски поседели, лавры и нобелевские премии мне никак не светят, какого чёрта я буду производить бессмертных кретинов, пускай даже из фээсбэшников, этим и без меня есть кому заняться. Надо, думаю, драпать за политическим убежищем и покоем, вслед за тобой и Викой. В общем, взял из шкафа стакан, налил в него воды и направился к коллегам. По пути подобрал солонку. Поставил им стакан посреди стола и говорю, друзья, щас я вам открою страшный секрет и вручу ключ, смотрите внимательно. Насыпал в воду соли, размешал ложкой, подержал там палец и обвёл всех многозначительным взглядом. Кондрашов натурально чуть не съел стакан глазами, прямо подался к нему всем телом. Потом посмотрел на меня, как будто всё сразу понял. Я говорю, вуаля. Плохо мне что-то, коллеги. Пойду-ка я спать.
В комнату я не заходил. Денег у меня всё равно не было, а вещи никакие брать не хотелось. В туалет на втором этаже вошёл ровно в условленное время. Свет не включил, до крайнего левого окна добрался наощупь. Там не жгут никаких фонарей на территории. Бомбардировок с воздуха боятся, не иначе. Когда глаза привыкли, вижу, микроавтобус стоит уже на месте. Козырёк оказался не то чтобы прямо под окном, но ног я не поломал каким-то образом. Видно, высшие сущности действительно на моей стороне. Слез с козырька и забрался в машину. Пока переваливался через сиденья в заднюю часть, заметил ещё, что в водительском кресле автомат лежит. Жора прибежал через минуту или две, запыхавшийся, нервный весь. Он трясся всем телом, когда помогал мне втиснуться под этот ящик. Ноги, кстати, пришлось поджать изрядно, и болеть они начали почти сразу же. У ворот, как Жора и обещал, для проформы открыли-закрыли заднюю дверь. Второй микроавтобус ждал уже за воротами. Другой водитель прикрикнул на Жору, где ты там бля валандишься, Жора тявкнул в ответ, что за мобилой возвращался. В общем, поехали.
Не могу сказать, через сколько времени мы остановились. Наверное, не больше часа ехали, но ноги так болели, что под ящиком у меня протянулась вечность. Наконец Жора остановил машину и выскочил
