и выступлений российских политиков в последние дни Обострения.
28 августа
Георгий Грибовой убит в следственном изоляторе. Согласно официальной версии, его задушил один из бывших членов секты.
Генеральная прокуратура приносит извинения «народу России» за то, что Грибовой не дожил до вынесения приговора и, таким образом, «не испытает на себе всю полноту народного гнева». Суд над «пособниками Грибового» будет продолжен и доведён до конца «несмотря ни на что».
30 августа
Первое заседание осенней сессии Государственной думы проводится на неделю раньше обычного и вместо среды назначено на понедельник. Всю предыдущую неделю оно заранее называется не иначе как «историческим» и «эпохальным». Сообщается, что «в ходе предварительных консультаций» лидеры думских фракций «достигли взаимной договорённости» относительно так наз. «Закона о православии» и сопутствующего ему пакета законопроектов под общим названием «Меры по обеспечению и укреплению православного образа жизни».
Предполагается, что большинство депутатов от ЛДПР, КПРФ и «Родины», а также значительная часть одномандатников, представляющих другие партии или самих себя, поддержат законопроекты «Единой России» в первом чтении. Известно, что подготовленные единороссами законы перекликаются со «списком Жириновского», хотя формулировки «более сбалансированы». Лидеры фракций не озвучивают конкретное содержание предлагаемых законов, ограничиваясь общими фразами о «законодательном закреплении роли православной веры и высокой христианской нравственности».
Некоторые интернет-издания сообщают со ссылкой на депутатов «Родины», что законопроекты предусматривают бюджетное финансирование строительства и работы православных храмов и административную ответственность за «пропаганду иных религиозных верований, равно как и атеизма» среди православных граждан. «Оскорбление православной веры» будет приравнено к надругательству над государственными символами России. Преподавание православия в школах будет начинаться со второго класса. Прерывание беременности будет разрешено только в случае прямой угрозы жизни матери. Гомосексуалисты будут отправляться на принудительное психиатрическое лечение. Процедура развода будет усложнена; продажа контрацептивов – резко ограничена. Отдельно будут рассматриваться поправки в Конституцию, которые уберут из неё «чуждую России четырнадцатую статью» о светском государстве и равноправии религий; в нужные места будут вставлены Бог и православие.
Вокруг здания Государственной думы с раннего утра выставлено милицейское оцепление. Ограничено движение по прилегающим улицам. Закрыта Манежная площадь. По информации ФСБ, «существует реальная опасность провокаций со стороны радикальных антихристианских группировок». Как выяснится позже, в течение трёх дней перед историческим заседанием милиция и ФСБ снимали с приходящих в Москву самолётов, поездов и автобусов всех, кто «потенциально мог принять участие в несанкционированных акциях протеста» вокруг здания Госдумы. Обезьянники Москвы трещат по швам от «приезжих лиц неславянских национальностей и неправославного вероисповедания».
Около девяти утра в Охотный ряд начинают стягиваться загорелые депутаты. Некоторые насуплены и молчаливы, некоторые боязливо озираются на милицию и коллег, но большинство явно пребывает в праздничном настроении. Они хлопают друг друга по пиджачным спинам, хохочут и в зал заседаний проходят через буфеты. Кофейные чашки, остающиеся на столах, местами уже попахивают коньяком. Формальный предводитель единороссов Крыслов, вопреки обыкновению, улыбается. Более того, он позирует телекамерам в обнимку с милиционерами оцепления, восклицая «солдатушки бравы ребятушки!» Зампредседателя фракции «Родина» встречает депутата И. Капцона радостным криком: «Салют народному артисту Еврейской автономной области!» Капцон подходит к нему и молча даёт в морду. Оказавшиеся рядом депутаты разражаются аплодисментами.
Спикер Крыслов открывает заседание с двадцатиминутным опозданием. Несмотря на отсутствие почти всех представителей «нехристианских субъектов Федерации» зал непривычно полон – многие депутаты, впечатлившись разговорами об историчности и эпохальности заседания, решили отметиться на нём лично. Крыслов поздравляет коллег с началом осенней сессии и отмечает, что «после такого событийного лета» к первому дню своей работы народные избранники пришли «не с пустыми руками». Зал одобрительно шумит. «Давай уж голосовать!» раздаётся со стороны ЛДПР. «Выставляйте там свой пакет, чего тянулку тянуть. Всем всё ясно.» Это предложение встречается многочисленными похохатываниями. Крыслов ухмыляется и, постукивая костяшками пальцев по столу, мягко призывает коллег к соблюдению регламента.
10 часов 24 минуты и 47 секунд по московскому времени. В зале, как будто по нажатию выключателя, наступает тишина. Камеры, ведущие съёмку заседания, начинают показывать зернистые помехи, в которых едва угадываются призрачные, искажённые контуры зала и депутатов. По рассказам очевидцев – то есть журналистов, охраны и трети депутатского корпуса – вслед за двумя-тремя секундами тишины начинается гудение, «как если собрать штук двести электроподстанций в одном месте». Две трети депутатов обмякают в своих креслах, роняя головы на грудь. Сидящие на трибуне шлёпаются лицом в стол.
Громкость гудения растёт. Среди тех, кто остался в сознании, начинается паника. Люди кричат о нервно-паралитическом газе и ломятся к выходу, протискиваясь между креслами и обездвиженными, гудящими телами. Чудовищный шум усугубляется завыванием пожарной сигнализации. Выбегающие из зала депутаты дерутся в дверях, спотыкаются в коридорах, сталкиваются с милиционерами оцепления, вбегающими в здание.
К моменту Пшика в зале остаются считаные единицы незаражённых. Лишь четверо из них впоследствии смогут подробно описать то, что произошло. Я привожу рассказ корреспондента «Известий»:
«Я сидел на ближнем к трибуне балконе, с левой стороны... Первый импульс тоже был немедленно бежать, но остановило меня как раз это гудение, как ни странно. Промелькнула мысль, что не слышал я никогда о таком газе, от которого люди вдруг начинают гудеть, как трансформаторные будки. Поэтому любопытство взяло верх над осторожностью. Первое, что я заметил, когда все [заражённые] обмякли: у них дёргались кисти рук, у каждого, таким вот движением от себя, с растопыренными пальцами, немного даже манерно, если здесь уместно такое слово. Словно, знаете, аристократка, которая отмахивается от надоевшего десерта. Потом у них начали подскакивать головы, как мячики, но это недолго продолжалось, секунд пять, пока гудение не достигло пика, полного крещендо. Очень, очень громко было, да ещё эта сирена. Казалось, голова расколется сейчас, не выдержит. Дальше я подумал, что теряю сознание, потому что всё в поле зрения как будто поплыло слегка, расфокусировалось, но тоже буквально на пару секунд, потом снова стало хорошо видно. Если бы [другие очевидцы] не описывали то же самое, я бы так и думал, что это у меня в голове только было. Даже когда резкость вернулась, и я увидел зелёное свечение, не сразу поверил своим глазам... Свечение не клубилось, как БиБиСи показывает в фильме... Нет, они консультировались с нами и потом прямо сказали, мы для зрелищности сделаем его клубящимся, так динамичнее... Свечение было ровное, неподвижное и довольно бледное, особенно по краям. Мне оно напомнило снимки звёздных туманностей, некоторых, во всяком случае. Края были такие же рваные и неподвижные. Свечение начиналось от пола и заканчивалось, наверное, на высоте человеческого роста. Ниже балкона, во всяком случае. Покрывало всех отключившихся, как покрывалом, за тавтологию извините... Опять же, я долго описываю, но висело это свечение в зале только считаные секунды. Не больше десяти. Потом стало меняться в цвете, очень-очень быстро, по всему спектру, мне кажется. Ещё через, не знаю, три или четыре секунды гудение стихло. Свечение... Здесь я не уверен, но мне кажется, я помню, что видел, как вместо свечения на доли секунды появилась тонкая цветная паутина, которая
