Духовный отец в Древней Восточной Церкви

падшие после крещения исповедовали грехи свои перед нарочно для сего поставленным священником». Хронологическая дата, указанная Сократом, очень вероятная, однако не всеми принимается. Созомен склонен выводить происхождение покаянного пресвитера с самого начала Церкви, но это гораздо сомнительнее[740]. Оба историка дают знать, что должность покаянного пресвитера введена была во всей Восточной Церкви. Но в этом можно усомниться. К. Голль доказывает, что покаянному пресвитеру не было места там, где действовала дисциплина покаянных степеней. Он мог существовать только в Церквах, где действовала дисциплина Апостольских Постановлений. Но и то не везде: института покаянного пресвитера не было на Западе[741], в Александрии, в Иерусалиме[742]. Названный историк ограничивает существование этой должности одним Константинополем. Однако это нам представляется крайностью. Когда появилась должность покаянного пресвитера в Церкви в середине III в., Византия (будущий Константинополь) не играла заметной церковной роли. Институт этот должен был поэтому явиться где?нибудь в другом месте и уже оттуда перейти в Константинополь. Далее: После уничтожения его в столице он продолжал существовать в некоторых еретических обществах до времени по крайней мере Сократа (40–е годы V в.). Этот историк, так хорошо знавший случай уничтожения должности, свидетельствует: «В некоторых еретических обществах это правило (исповедовать грехи свои перед нарочито для этого поставленным пресвитером. — С. С.) соблюдается и доныне» (обтос ? ????? ?????? ????? ??? ?? ???? ?????? ????????). Из дальнейших слов Сократа, что «одни только исповедники — единосущие и едино- мысленные с ними в вере новациане — отвергли покаянного пресвитера», можно заключить, что институт сохранил свое существование в арианских и, может быть, полуарианских общинах. Отсюда также следует, что институт покаянного пресвитера имел некоторую распространенность на Востоке.

Но, согласно свидетельству обоих историков, уничтожена была эта должность константинопольским патр. Нектарием (381–397) после следующего происшествия. Одна благородная женщина пришла к покаянному пресвитеру и подробно исповедала перед ним грехи свои, сделанные после крещения. Пресвитер предписал ей поститься и молить Бога о прощении. Но женщина, очевидно застыдившаяся сначала, открылась затем в более тяжком грехе — в преступной связи с диаконом[743]. Когда это открылось, диакон был отлучён, а в народе произошли волнение, негодование против духовенства и насмешки над ним. Тогда священник Евдемон из константинопольского клира, родом александриец, по рассказу Сократа, «подал епископу Нектарию совет отменить покаянного пресвитера и позволить каждому приступать к таинству по суду собственной его совести, ибо только этим способом можно соблюсти Церковь от поношения. Я (т. е. историк Сократ. — С. С.) тогда же сказал Евдемону: «Бог знает, пресвитер, принесет ли твой совет пользу или нет. Вижу, что он дал христианам предлог не обличать друг друга в прегрешениях и не соблюдать апостольского повеления, говорящего: Не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте* (Ефес. 5:11)»[744].

Это свидетельство во многом неясно и издавна возбуждает немало споров и догадок, особенно в последней части — в объяснении самого происшествия уничтожения покаянного пресвитера, а также в изображении следствий, проистекших из этого распоряжения патриарха для покаянной дисциплины в Церкви[745]. Мы постараемся собрать только более вероятные положения, вытекающие. из самого текста приведенных свидетельств, притом касающиеся главным образом самого органа исповеди — покаянного пресвитера. Должность покаянного пресвитера была учреждена епископами, которые одни только имели право отлучать и принимать падших и согрешивших, одни имели власть вязать и решить, — учреждена епископами для заместительства их самих в деле исповеди и покаяния. Покаянный пресвитер был органом публичного покаяния только особого вида: публичного покаяния без открытой исповеди; он ведал прежде всего канонические грехи, подвергающие грешника публичному покаянию, выслушивал их на частной исповеди, но подвергал прохождению публичного покаяния. Однако учреждение новой церковной должности там, где она имела место, внесло некоторое ослабление в покаянную дисциплину: теперь пала обязательность публичной исповеди смертных грехов перед церковным собранием, явилась возможность заменять такую исповедь частной, перед пресвитером (по Созомену выходит — тайной, потому что пресвитер называется «молчаливым»). Каков был объем исповеди перед покаянным пресвитером? Очевидно, это была исповедь по всяким грехам. Сначала пресвитер подверг женщину за исповеданные грехи лишь посту и молитве, а не каноническому покаянию, значит, не услышал от нее грехов тяжких. Но затем женщина открыла ему, и опять, вероятно, на частной исповеди, тяжкий канонический грех. Однако это не означает того, что публичная исповедь с введением института покаянного пресвитера вовсе отменялась. Она продолжала существовать и теперь, но, может быть, стала делом доброй воли и усердия согрешившего. Введение должности покаянного пресвитера давало тяжким грешникам возможность по желанию заменять обязательную прежде открытую исповедь исповедью частной, которой тяжкие грехи, особенно явные, ранее не подлежали. Учреждение должности не означает введения тайной исповеди в Церкви — она могла существовать и прежде, не означает ее обязательности для каждого греха каждого верующего, потому что предписание на этот счет встречается не ранее XII в. и потому еще, что тогда непонятно бы было уничтожение церковной должности, с которой тесно связан был такой важный церковный институт. И в остальных чертах своих покаянная дисциплина осталась неизменной. Осталось публичное покаяние, так как канонические грехи, которые главным образом и приходилось выслушивать покаянному пресвитеру, по–прежнему подвергали грешника временному отлучению и прохождению открытого покаяния. Пресвитер только замещал епископа в руководительстве этим покаянием. За ним оставалось и другое право, принадлежавшее епископу, — принимать обвинение в грехах и налагать на виновных соответствующее наказание, т. е. не пастырская, а уже чисто судебная функция. По выражению одного исследователя, институт покаянного пресвитера представлял собой «церковную прокуратуру, которая производила расследование и вмешивалась ex officio, при которой происходило взаимное обвинение членов общины»[746]. Пресвитер удалял недостойных от Таинства евхаристии. Все это следует из заключительных слов историков. Но едва ли он имел право разрешать прошедших предписанное покаяние от грехов; разрешение при помощи возложения рук или торжественное воссоединение с Церковью (важнейший акт покаянного процесса), вероятно, оставалось привилегией епископа[747]. Следовательно, заместительство здесь не было полным и покаянный пресвитер не был органом покаяния, заменявшим вполне прежний. Итак, введение института покаянного пресвитера не имело решающего значения для покаянной дисциплины Востока. Оно будет представляться еще скромнее, если принять предположение, что это был институт местный, а не общецерковный.

Поэтому такое же незаметное и, вероятно, местное влияние имело на судьбу покаянной дисциплины и уничтожение должности покаянного пресвитера в Константинополе при патр. Нектарии. Если этот институт существовал где?нибудь и еще на Востоке, то он мог сохраниться там надолго и после распоряжения константинопольского патриарха, власть которого в IV в. еще не простиралась на остальные Церкви. И никак нельзя предполагать, чтобы следствием констан- тинопольскогр происшествия было падение публичной покаянной дисциплины на в^сем Востоке. Против этого говорит вся дальнейшая история восточной покаянной дисциплины. Такого значения не имело происшествие и местно для Константинополя. Если с учреждением должности покаянного пресвитера епископы, не создавая новых функций, только уступили ему часть своих дел — принятие исповеди и руководительство публичным покаянием, то с уничтожением ее этот круг дел снова перешел к епископам без уничтожения каких?либо функций. Правда, фактически уничтожение должности покаянного пресвитера содействовало ослаблению покаянной дисциплины, так как специальный церковный орган должен был придавать ей особую прочность. Епископы же в IV в. слишком заняты были разными делами, чтобы исправно нести руководительство падшими, и, таким образом, надзор за кающимися был очень ослаблен там, где прежде существовал, а затем был уничтожен институт покаянного пресвитера. Покаянный пресвитер решал для сомневающихся, приступать ли им к Святым Тайнам или нет. Теперь решение этих сомнений предоставлялось совести каждого, которая иногда оказывалась судьей недостаточно строгим. Но, конечно, Церковь по–пре- жнему сохранила право не допускать к святой чаше явных грешников и пользовалась этим правом[748].

Какие же следствия имело константинопольское происшествие для тайной исповеди? Несомненно,