Потом он выключал свет и долго лежал без сна, а когда засыпал, часто видел во сне Ворота Чаки, мощные утесы, охраняющие реку и дикую непроходимую местность за ними, в которой скрывается одинокая могила.
Могила, никак не обозначенная, заросшая буйной африканской растительностью или раскопанная гиенами и другими стервятниками.
Однажды, когда Марк, как обычно, коротал вечер в читальном зале библиотеки, он начал с относительно свежих номеров «Ледибургского прожектора» — с тех, что выходили сразу после его бегства из города, — и едва не пропустил несколько строк на внутренней полосе.
Дата точно соответствовала бегству Марка из долины. Покойный мог быть среди тех, кто на него охотился… может, это тот, кто схватил его за поврежденную ногу, когда Марк висел на товарном вагоне? Если так, связь с Дирком Кортни самая прямая. Марк медленно сплетал веревку, но для петли ему нужна была голова.
Лишь в одном отношении он испытывал облегчение. Казалось, существует глубокая пропасть между отцом и сыном, между генералом Шоном Кортни и Дирком. Деятельность их компаний не пересекалась, ни в одном из советов директоров не было общих людей, каждая пирамида предприятий возвышалась отдельно и обособленно. Эта пропасть, похоже, простиралась за рамки деловых отношений, Марк не находил ни единого свидетельства контактов этих людей в социальном плане; в сущности, отец и сын враждовали, о чем свидетельствовала резкая перемена отношения «Ледибургского прожектора» к отцу сразу после того, как газету купил сын.
Однако Марк еще не был окончательно убежден во всем этом. Фергюс Макдональд не раз предупреждал его о вероломстве и хитрости хозяев, всех богатеев. «Они пойдут на все, лишь бы скрыть свою вину, Марк, нет такой подлости, на которую они не пошли бы, лишь бы скрыть, что на их руках кровь честных рабочих». Вероятно, Марку прежде всего нужно точно убедиться, что он охотится только на одного человека. Конечно, следующим шагом станет возвращение в Ледибург — надо спровоцировать новое нападение. Но на этот раз он будет готов, потому что знает, откуда ждать атаки. Он вспомнил, как они с Фергюсом Макдональдом использовали Катберта, манекен, чтобы заставить врага выдать себя; Марк невесело улыбнулся при мысли о том, что на этот раз роль Катберта придется исполнить ему самому. Он впервые испытывал страх, какого не знал даже во Франции перед выстрелом: сейчас перед ним был невероятно страшный и безжалостный враг, и время первого столкновения приближалось.
Его отвлекло еще одно большое письмо из Ледибурга, которое дало замечательный повод отложить непосредственные действия.
«Мой дражайший! У меня для тебя удивительная новость! Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Моя сестра с мужем уезжают в четырехдневный отпуск в Дурбан и пригласили меня поехать с ними. Мы приедем четырнадцатого и остановимся в „Морском отеле“ на набережной. Вот будет здорово!»
К удивлению Марка, письмо вызвало у него радость и нетерпеливое ожидание. Он сам не понимал, как привязался к этой расположенной к нему дружелюбной девушке, оставаясь вдали от нее. И снова удивился, когда встретился с ней. Сразу было заметно, что оба тщательно оделись ради такого случая, обращая внимание на ничтожнейшие мелочи; оба стеснялись и сдерживались под бдительным присмотром сестры Марион.
Они сидели на веранде отеля и чопорно пили чай, болтая о пустяках, а сестра незаметно наблюдала за ними поверх края своей чашки.
Марк сразу заметил, что Марион похудела (откуда ему было знать, что девушка едва не уморила себя голодом в предвидении этой встречи?), вдобавок она оказалась хорошенькой, гораздо красивее, чем на снимке и чем он помнил. Но еще важнее было ее теплое, откровенное восхищение. Большую часть жизни Марк был одинок, особенно в последние недели, в маленькой грязной комнате с тараканами.
И теперь он радовался встрече с Марион, как путник в снежную бурю радуется огню таверны.
Сестра поначалу серьезно отнеслась к своим обязанностям дуэньи, но она была всего на пять-шесть лет старше Марка и достаточно проницательна, чтобы заметить, какое влечение молодые люди испытывают друг к другу, и понять, что Марк вполне приличный молодой человек. К тому же она сама была молода, недавно вышла замуж и сочувствовала им.
— Я хотел бы покатать Марион. Мы отлучимся ненадолго?
Марион посмотрела на сестру печальными глазами умирающей газели:
— Пожалуйста, Лин.
«Кадиллак» был демонстрационной моделью, и Марк сам присмотрел за тем, чтобы два зулуса, работающие в «Наталь моторс», надраили его до блеска.
Он проехал до самого устья реки Умгени, а Марион, гордая и красивая, сидела рядом с ним.
Так хорошо Марк не чувствовал себя никогда в жизни: модно одетый, с золотом в кармане, в большом сверкающем автомобиле, рядом с красивой, восхищающейся им девушкой.
Восхищение — иначе отношение к нему Марион не опишешь. Она ни на мгновение не сводила с Марка глаз и вспыхивала всякий раз, как он смотрел на нее.
Она никогда и подумать не могла, что у нее будет такой красивый и умный кавалер. Даже в самых фантастических ее мечтах не было сверкающего «кадиллака» и романтического героя войны.
Когда машина остановилась у дороги и Марк отвел девушку по густо заросшим дюнам на речной берег, Марион хваталась за его руку, как утопающий моряк.
Река была полноводной от прошедших в ее верховьях дождей; шириной полмили, цвета кофе, она стремилась к зеленым водам моря, навстречу его пенным волнам, унося к ним следы наводнения и трупы животных.
Десяток больших черных акул входили в устье в поисках падали, их темные треугольные плавники кружили в воде.
Марк и Марион сидели бок о бок на дюне, выходящей на устье.
— О, — вздохнула Марион так, словно у нее разрывалось сердце, — мы будем вместе всего четыре дня…
— Четыре дня — это много, — рассмеялся Марк. — Не знаю, куда мы денем столько времени.
Они почти не разлучались. Дики Лэнком был очень снисходителен к своему лучшему продавцу.
— Просто появляйся здесь каждое утро на несколько минут, чтобы хозяин был доволен, а потом, пожалуйста, исчезай.
— А можно взять демонстрационную модель? — смело спросил Марк.
— Я скажу, что ты показываешь ее сахарному королю. Бери, старина, но ради Бога, не разбей ее о дерево.
— Не знаю, как отблагодарить тебя, Дики, правда, не знаю.
— Не волнуйся, старина, я что-нибудь придумаю.
— Прошу в первый и последний раз, просто эта девушка — особенная.
— Понимаю. — Дики по-отцовски потрепал его по плечу. — Это самое важное в жизни. Все равно что быть слегка под мухой. Мое сердце с тобой, старина. Буду прикрывать тебя во всем.
— Дело совсем не в этом, Дики, — Марк покраснел.
— Конечно, нет. Но все равно наслаждайся.
