Здесь на дне залегло с десяток человек, и когда Фергюс устроился рядом с ними, ему протянули кирку.
— Проволоку натянули туго? — спросил Фергюс, и его сосед хмыкнул.
— Туго, как мартышкина задница. — Человек оскалился по-волчьи, его зубы блеснули в первом свете утра. — Я лично проверил колышки, остановит даже слона.
— Хорошо, братья, — сказал Фергюс. — Действовать по моему слову.
И он приподнялся, чтобы видеть поверх низкой пелены тумана.
Теперь Фергюс видел блеск медных значков, покачивающихся на касках поднимающихся из впадины полицейских, и темные, похожие на палки стволы карабинов над правым плечом у каждого солдата.
Фергюс сам отмерил дальность стрельбы и обозначил ее тряпками, привязанными к телефонным столбам.
Когда полицейские поравнялись с отметкой сто пятьдесят ярдов, он вылез из канавы и остановился посреди дороги. Поднял над головой кирку и крикнул:
— Стойте! Ни с места!
Его люди вышли из тумана за ним и заняли позицию, как хорошо обученная команда: темные зловещие фигуры с закрытыми лицами стояли плечом к плечу, перегородив дорогу от края до края, держа в руках кирки.
Офицер в центре эскадрона поднял руку, всадники остановились и стояли стеной, а офицер поднялся в стременах.
— Кто вы такие?
— Совет забастовщиков, — крикнул в ответ Фергюс, — и мы не потерпим у нас ни черных, ни штрейкбрехеров.
— У меня приказ комиссара полиции, отданный согласно решению Верховного суда, — сказал офицер, плотно сложенный мужчина, с прямой осанкой конника, с черными нафабренными усами, острые концы которых торчали в стороны.
— Вы штрейкбрехеры! — крикнул в ответ Фергюс. — И не вступите на нашу территорию.
— Посторонитесь! — предостерег офицер.
Теперь света было достаточно, чтобы Фергюс увидел у него знаки различия капитана; лицо офицера покраснело от солнца и пива, из-под края каски видны брови, густые и темные.
— Вы препятствуете действиям полиции. Если не посторонитесь, мы двинемся на вас.
— Нападайте и будьте прокляты, марионетки империализма, цепные псы капитализма!
— Отряд, строй по одному.
Первый ряд всадников расступился, и бреши заполнили всадники из второго ряда. Получилась сплошная линия.
Полицейские колено к колену сидели на нервничающих лошадях.
— Штрейкбрехеры! — кричал Фергюс. — Ваши руки сегодня обагрит кровь невинных рабочих!
— Дубинки! — строго приказал офицер, и все полицейские достали из футляров у колена длинные дубовые дубинки и держали их в правой руке, как кавалерийские сабли.
— История не забудет этого зверства, — кричал Фергюс, — крови невинного агнца!
— Шагом! Марш! — Цепь темных всадников двинулась сквозь туман, который клубился у их сапог. — Галопом — в атаку! — почти пропел капитан, всадники наклонились вперед в седлах; в громе копыт они ринулись на кордон шахтеров.
Капитан скакал в центре, впереди всех, и первым наткнулся на проволоку.
Люди Фергюса вогнали в землю стальные ручные буры, забили их девятифунтовыми молотами, так что из земли торчали только два фута, и привязали к ним поперек дороги туго натянутую проволоку.
Проволока перерезала передние ноги лошади передового всадника. С треском лопнули кости, поразительно громко в рассветной тишине, и лошадь на полном скаку упала, ударившись плечом.
Мгновение спустя на проволоку наткнулась вся волна всадников. Стальная нить срезала их, как серпом, лишь трое сумели вовремя отвернуть. Крики полицейских и ржание раненых лошадей смешивались с возбужденными воплями людей Фергюса: шахтеры устремились вперед, размахивая кирками. Одна из лошадей без всадника не упала, но не могла двигаться: сломанная передняя нога болталась, крики людей заглушали полное боли ржание.
Фергюс достал из-за пояса брюк револьвер, пробежал между пронзительно ржущими от боли лошадьми и поднял капитана, поставив его на колени.
Капитан ударился о землю плечом и щекой. Плечо было разбито и торчало под нелепым углом, рука свисала криво и безжизненно.
Камень и гравий сорвали плоть с лица, так что обнажилась челюстная кость.
— Вставай, гад! — крикнул Фергюс, тыча пистолетом в лицо капитану, прямо в рану. — Поднимайся на свои чертовы ноги. Мы тебя проучим!
Три всадника, успевшие увернуться от проволоки, развернулись и попытались поднять упавших товарищей, окликая их по именам:
— Хватайся за стремя, Хейнтжи!
— Вставай, Пол! Давай!
Крики, вопли людей и животных, переполох в тумане, и поверх голос Фергюса:
— Остановите их, не дайте ублюдкам уйти!
Его люди, размахивая кирками, устремились вперед, они ныряли под полицейские дубинки и рубили всадников, но им не хватило проворства.
Всадники — у них на стременах повисли рабочие — повернули, оставив только тяжело раненного офицера, еще одно неподвижное тело у проволоки и искалеченных лошадей, а тем временем полицейский эскорт двумя колоннами продвигался вперед.
Фергюс видел это, он сгорал от нетерпения, стараясь поднять капитана на ноги, но его пленник вряд ли мог даже сидеть без посторонней помощи.
Двадцать констеблей остановились в пятидесяти ярдах, первый ряд опустился на колено, второй стоял за первым с ружьями наготове. Отчетливо прозвучал приказ.
— Один залп. Предупредительный огонь.
Прогремел залп. Пули, сознательно направленные выше, засвистели над головами шахтеров. Рабочие начали прыгать в канаву.
Фергюс еще несколько мгновений колебался, потом поднял пистолет и трижды подряд выстрелил. Это был условный сигнал, и сразу из домов по сторонам дороги открыли огонь, в утреннем свете замелькали гневные алые вспышки: стреляли из спрятанных там ружей. Огонь обрушился на дорогу.
После секундного замешательства Фергюс опустил пистолет. Это был «уэбли» 45.5, полицейское оружие. Капитан увидел выражение глаз Фергюса — безжалостный взгляд снижающегося орла, — и разбитыми губами пробормотал мольбу, пытаясь руками загородить лицо.
Пистолетный выстрел затерялся в ружейном огне из домов и ответном огне полицейских, которые опомнились от неожиданности встречного огня.
Тяжелая свинцовая пуля вошла в раскрытый рот капитана, выбила два передних зуба из верхней челюсти, проникла в горло и вышла из затылка в алом фонтане крови и осколков кости; офицер упал на грязную дорогу, а Фергюс повернулся и побежал под укрытие ограды.
Нападение полиции отразили только в Фордсбурге, в других местах никакого предупреждения не получили и даже не расставили часовых из элементарной осторожности.
В помещении совета профсоюзов в Йоханнесбурге собрались почти все руководители забастовки. Здесь были представители котельной фабрики, союза строителей и объединенного профсоюза, союза типографских рабочих и с полдесятка других вместе с самыми решительными и энергичными забастовщиками. Здесь были Гарри Фишер, Эндрюс, Бен Кадди и многие другие.
Полиция ворвалась в здание, когда они глубоко погрузились в споры о классовой борьбе; первым предупреждением стали тяжелые шаги на лестнице.
Гарри Фишер сидел во главе стола совещаний, он обмяк в кресле, волосы падали ему на лоб, большие пальцы рук он сунул в проймы жилета и закатал рукава на толстых волосатых руках.
