избил учителя; воевал с зулусами; впервые убил человека, когда ему еще не было и восемнадцати, к двадцати пяти годам заработал первый миллион фунтов и потерял все в один день. Был профессиональным охотником за слоновой костью, застрелил сотни слонов и голыми руками убил леопарда. Потом, во время бурской войны, почти в одиночку захватил генерала Леруа, после войны снова заработал миллион фунтов, помогал в переговорах при создании Южно-Африканского Союза. Был членом кабинета министров в правительстве Луиса Боты, но ушел в отставку, чтобы отправиться на войну. Теперь командует южноафриканскими подразделениями. Ростом он выше шести футов и каждой рукой может поднять двухсотфунтовый мешок кукурузы.
— Мишель, я боюсь встречаться с таким человеком, — с серьезным видом сказала она.
— Но почему?
— Боюсь влюбиться.
Майкл радостно засмеялся.
— Я тоже боюсь. Боюсь, что он в тебя влюбится.
Штаб части временно размещался в покинутом монастыре на окраине Амьена. Монастырский двор зарос травой и запустел: во время прошлогодних осенних боев монахи покинули монастырь, и кусты рододендронов превратились в джунгли. Здания из красного кирпича, стены замшелые, по ним до самой серой крыши карабкаются цветущие вистерии. В стенах выбоины от разрывов.
У входа их встретил молодой лейтенант.
— Вы, должно быть, Майкл Кортни. Я Джон Пирс, адъютант генерала.
— Здравствуйте. — Они обменялись рукопожатием. — А что стало с Ником Ван дер Хеевером?
Ник учился с Майклом в школе и с прибытия части во Францию был адъютантом генерала.
— Вы не слышали? — Пирс посерьезнел, на его лице появилось знакомое выражение, которое в эти дни часто возникало, когда спрашивали о знакомых.
— Боюсь, Ник купил себе ферму.
— О Боже, нет! Он отправился на передовую с вашим дядей. И там его подстрелил снайпер.
Но лейтенант отвечал рассеянно: он не мог отвести глаз от Сантэн. Майкл вежливо представил ее и прервал пантомиму лейтенанта, выражавшую восхищение.
— Где мой дядя?
— Он просит вас подождать.
Лейтенант провел их через маленький закрытый садик, принадлежавший, вероятно, аббату. На стенах вьющиеся розы, а посреди аккуратной лужайки — солнечные часы на постаменте.
В углу, где пробивалось солнце, был накрыт стол на троих.
— Дядя Шон сохраняет свой королевский стиль, — заметил Майкл, показывая на столовое серебро и стюардовский хрусталь.
— Генерал присоединится к вам, как только сможет, но просил предупредить, что ланч будет очень коротким. Осеннее наступление, понимаете ли… — Лейтенант показал на графин на маленьком сервировочном столике. — Не угодно ли пока что хересу или чего-нибудь покрепче?
Сантэн отрицательно покачала головой, но Майкл кивнул:
— Покрепче, пожалуйста.
Хотя Майкл любил дядю не меньше, чем отца, после долгой разлуки он всегда нервничал в его присутствии. И ему нужно было успокоиться. Адъютант налил Майклу виски.
— Простите, но у меня кое-какие…
Майкл жестом отпустил его и взял Сантэн за руку.
— Смотри, на розах и нарциссах набухли бутоны и почки. — Она прислонилась к нему. — Все оживает.
— Не все, — негромко возразил Майкл. — Для солдата весна — время смерти.
— О Мишель… — начала она и замолчала, глядя на стеклянную дверь с выражением, которое заставило Майкла быстро обернуться.
К ним приближался мужчина, высокий, рослый, широкоплечий. Увидев Сантэн, он остановился и пронзительно, оценивающе посмотрел на нее. Голубые глаза, борода густая, но аккуратно подстриженная как у короля[32].
«У него глаза Майкла! — подумала Сантэн. — Но они гораздо свирепей».
И она вздрогнула.
— Дядя Шон! — воскликнул Майкл и отпустил ее пальцы. Он сделал шаг вперед, протянул руку, и эти свирепые глаза обратились к нему и смягчились.
— Мальчик мой.
«Он его любит, — поняла Сантэн. — Они очень привязаны друг к другу».
Она внимательнее вгляделась в лицо генерала. Загорелый, кожа потемнела, точно выдубленная, вокруг рта и этих невероятных глаз — глубокие морщины. Нос крупный, как у Майкла, и крючковатый, лоб широкий, высокий, а над ним шапка густых волос — темных, с серебряными нитями, блестящими на солнце.
Они разговаривали, все еще не разнимая рук, и Сантэн поразило их сходство.
«Да они одинаковые, — поняла она, — разница только в возрасте и силе. Скорее как отец и сын, чем…»
Свирепые голубые глаза снова обратились к ней.
— Так вот эта юная леди…
— Позволь представить тебе мадмуазель де Тири. Сантэн, это мой дядя генерал Шон Кортни.
— Мишель мне много рассказывал… — запинаясь, начала Сантэн по-английски.
— Говори по-фламандски, — быстро вмешался Майкл.
— Мишель мне много о вас рассказывал, — охотно подчинилась она, и генерал радостно улыбнулся.
— Вы говорите на африкаансе! — ответил он на том же языке. Когда он улыбнулся, весь его облик изменился. Свирепость, почти жестокость в чертах, которую она заметила, стала казаться иллюзорной.
— Это не африкаанс, — возразила она, и они пустились в оживленное обсуждение; через несколько минут Сантэн поняла, что генерал ей нравится — и своим сходством с Майклом, и разительными отличиями, которые она обнаруживала в них.
— Давайте перекусим! — воскликнул Шон Кортни и взял ее за руку. — У нас так мало времени…
Он сел за стол.
— Майкл сядет сюда, и мы поручим ему резать цыплят. Я займусь вином. — Шон произнес тост: — За нашу следующую встречу втроем. — И все выпили, хорошо понимая, что их ждет: со своего места все слышали разрывы снарядов.
Они оживленно болтали, генерал быстро и без малейшего труда прерывал неловкое молчание, и Сантэн поняла, что, несмотря на суровую внешность, он исключительно грациозен и изящен; но она все время чувствовала на себе пытливый взгляд голубых глаз генерала и ту оценку, которая за ним крылась.
«Отлично, mon gйnйralе, — вызывающе подумала она, — смотрите сколько хотите, но я — это я, а Мишель — мой». Она подняла подбородок и ответила на его взгляд прямо, без жеманства, и смотрела, пока не заметила, как он еле заметно кивнул с одобрением.
«Так вот кого выбрал Майкл, — думал между тем Шон. — Лучше бы это была девушка из нашего народа, которая говорила бы на нашем языке и придерживалась нашей веры. Мне хотелось бы гораздо лучше узнать эту девушку, прежде чем дать благословение. Я бы хотел дать им время подумать друг о друге и о последствиях, но не сегодня. Завтра будет новый день. Бог весть, что он принесет. Как я могу испортить им единственное мгновение счастья? — Он смотрел на нее в поисках порочности или неприязни, слабости или тщеславия, но видел только маленький, дерзко выпяченный подбородок, рот, который легко смеется, но столь же легко застывает и суровеет, темные умные глаза. — Она сильна и горда, — решил Шон, — но, думаю, будет верна ему, у нее хватит сил, чтобы пройти весь путь».
И вот он улыбнулся, одобрительно кивнул и заметил, как девушка расслабилась; он видел, с какой любовью и вниманием смотрела она на Майкла.
