«Наработка на отказ» арабского судна была годичной, после чего его придирчиво осматривали, кренговали и ремонтировали: каждый шов между досками обшивки закрывали новой доской, так что вся обшивка становилась двойной, тройной - и так до шести раз, а доски ее слоев располагались в шахматном порядке по отношению к каждому прежнему слою. Таким образом, предельный срок службы судна составлял шесть лет или чуть больше.
Корабли, пришедшие в негодность, на всех флотах использовали теперь как брандеры. Их упоминают многие хронисты, в том числе такие знаменитые, как Жоффруа де Вилардуэн или Никита Хониат. В первый день 1204 года брандеры были применены византийцами против крестоносцев. Это зрелище довольно подробно описал Робер де Клари: «Ночью они взяли в городе корабли; они нагрузили их очень сухими деревяшками, положив куски смолы между деревяшками, а потом подожгли. Когда наступила полночь и корабли были целиком охвачены пламенем, поднялся очень резкий ветер, и греки пустили все эти пылающие корабли, чтобы поджечь флот французов, и ветер быстро погнал их в сторону нашего флота. Когда венецианцы заметили это, они быстро вскочили, забрались на баржи и галеры и потрудились так, что их флот милостью Божьей ни на один миг не соприкоснулся с опасностью. А после этого не прошло и 15 дней, как греки сделали то же самое; и когда венецианцы опять вовремя увидели их, они еще раз двинулись им наперерез и доблестно защитили свой флот от этого пламени, так что он нисколько милостью Божьей не пострадал, кроме одного купеческого корабля, который прибыл туда: он сгорел». Такие вот огненные феерии разыгрывались теперь на морях, и в них могли участвовать суда всех калибров и всех назначений - от дромона до плота.
Брандеры, по-видимому, использовались и пиратами (хотя надежных данных нет), причем не только в морских сражениях, но и в местах засад - если, например, величина жертвы оказывалась не по зубам этим морским стервятникам, а аппетит был непомерным.
Еще до наступления эпохи Крестовых походов существовали многочисленные по понятиям того времени и подробные описания морских и сухопутных дорог средиземноморских государств. То были прямые наследники античных периплов, а в Новое время они развились в целую систему «бедекеров» - путеводителей для путешествующих самостоятельно - ив хорошо знакомые нам лоции. На всем протяжении деятельности крестоносцев, начиная по крайней мере со времени Ричарда Львиное Сердце, в таких путеводителях указывались не только сами пути и их варианты, не только поведение тех или иных ветров и течений, но также исторические и бытовые сведения, относящиеся к описываемым участкам суши и моря, и продолжительность плавания при сохранении определенной скорости, и места наиболее вероятных пиратских засад, среди которых наиболее часто фигурировали проливы, скалы и узкие бухты. Чтобы миновать их благополучно, морякам рекомендовалось держаться подальше от берега.
Но ведь для этого надо уметь надежно ориентироваться в открытом море? Верно. Это умели делать еще античные греки. Разные народы пришли к одному и тому же решению, не удивительно ли? Нет, неудивительно и даже закономерно, потому что путь к этому открытию был один. В Исландии бытует предание об Одди Хельгасоне - «Звездном Одди», современнике Олава Святого, батраке крестьянина Торда, жившем около 1000 года на северном побережье острова. Этому Одди часто доводилось рыбачить, а что лучше располагает к наблюдениям и размышлениям, чем полная уединенность на маленькой карре! Судя по рассказам, Звездный Одди был человеком незаурядным, он умел не только наблюдать и запоминать, но и делать верные выводы. Вычислить широту по длине полуденной тени было для него сущим пустяком. Да и вообще его астрономические познания не оставляли желать ничего лучшего, а составленными им таблицами движения солнца, луны и звезд, отличающимися поразительной точностью, пользовались все, кому удавалось их заполучить, предпочитая познания простого батрака познаниям ученой братии того времени.
У отшельников и монахов той же Ирландии, да и не только ее, досуга было ничуть не меньше, и можем ли мы поручиться, что Одди был явлением исключительным? Просто до нас дошли кое-какие обрывки сведений о нем, и в этом ему повезло чуть больше, чем другим подобным уникумам. Кто знает, не было ли таких Одди и на борту тех, кто находил позднее острова и континенты в океанской пустыне и благополучно возвращался, чтобы рассказать о них? И уж конечно - не только у ирландцев, не только у людей Севера.
Судить об уникальности Одди - это все равно, что всерьез подсчитывать число гребцов по стилизованным и обобщенным изображениям вроде древнекритских или по ковру из Байё: где-то нечаянно получится и верный результат или близкий к верному - подобно тому как стоящие часы хоть дважды в сутки, но все же показывают правильное время.
Большинство открытий греки сделали на пентеконтерах, ирландцы - на каррах. Арабы, скорее всего, использовали для этих целей, кроме дау, пятидесятивесельный шат - вероятно, помесь византийского дромона и, исходя из названия, арабской шайти. Это был бесспорный потомок пентеконтеры, известный с XI века и применявшийся на всем протяжении эпохи Крестовых походов. Но скорость должна была примерно вдвое превышать скорость пентеконтеры, потому что каждым его веслом управляли двое. Это суденышко совмещало в себе достоинства античной монеры, где количество весел равнялось количеству гребцов, и античной же полиеры, где веслом могли ворочать несколько человек, а в конечном счете явилось предтечей позднесредневековой галеры. Вполне возможно, что шат - это чисто гребная разновидность итальянской быстроходной саетты - «стрелы», окончательно оформившаяся, однако, на Балтике, где получила имя скют, скута - «лодка» (по-видимому, от голландского schuit - течь).
А сошел он с исторической арены именно тогда, когда в морях Севера формировались флоты нового типа, вобравшие в себя все лучшее, что могли предложить ведущие морские державы того времени, и сотворившие из этого «с мира по нитке» нечто совершенно новое, неслыханное...
ХРОНИКА ШЕСТАЯ.
К востоку от Северного лежало еще одно море, мало известное в Европе и довольно долго не имевшее устоявшегося названия. Кажется, первым о нем упомянул греческий путешественник и ученый IV века до н. э. Пифей из Массалии (Марселя). Мы не знаем, как называлось это море в те времена, но римский ученый I века Плиний Старший, рассказывая о путешествии Пифея, употребляет слово Метуонис. По-латыни это родительный падеж от «метуо» (страх). Море Страха.
Может быть, так его назвали сами римляне? Десятка за два лет до рождения Плиния, в 5 году, «море, о котором до этого никогда не слышали», по словам римского историка Веллея Патеркула, стало известным в Вечном городе. О нем заговорили. Заговорили после того, как туда забрел римский флот. Римские моряки удивленно разглядывали его неприветливые берега, многочисленные острова, песчаные пляжи.
Это море называли то Коданским заливом (он дал имя городу Гданьску), то Венетским или Славянским, то Свебским, то Сарматским. Руссы называли его Варяжским, а Адам Бременский, после 1068 года часто бывавший личным гостем датского короля Свена II Эстридсена и черпавший у него географические сведения, впервые дал морю имя, существующее и поныне,- Балтийское.
Благодаря бурной деятельности викингов это море быстро заняло подобающее место в маршрутах европейских торговцев. Со временем на его берегах возникают города, соперничающие с признанными торговыми центрами Севера.
Но общая конфигурация Балтики долго еще была покрыта мраком. Ее хорошо знали только пираты.
