куда он так долго и безуспешно стремился.
Пробыв в Тауэре около года, Уорбик при весьма загадочных обстоятельствах совершает побег. Относительно этого побега можно предложить две версии: либо Уорбику помог совращенный им тюремщик, свято уверовавший в то, что узник - подлинный король Англии, либо побег устроила Маргарита Бургундская, не желавшая прекращать игру. Второй вариант выглядит правдоподобнее. Известно, что у побережья Кентского графства крейсировал таинственный корабль, готовый немедленно принять Уорбика на свой борт. К тому же по следам беглеца почти тотчас была пущена погоня, а это маловероятно в том случае, если побег готовил фанатичный приверженец Йорков, хорошо знакомый с распорядком жизни тюрьмы и, естественно, дорожащий собственной головой.
Настигаемый королевскими слугами, Уорбик бросился под защиту оказавшегося на его пути монастыря, но было уже поздно. Его заметили. Монастырь был окружен, и приор, безуспешно пытавшийся спрятать Уорбика, сумел лишь выговорить ему жизнь, взывая к монаршему милосердию и напоминая ему о священном праве убежища, коим обладали храмы и монастыри.
Как ни странно, Генрих сдержал слово, данное солдатами приору от его имени. Уорбика лишь приковали к позорному столбу в Чипсайде, а затем водворили в одиночную камеру Тауэра.
Деятельная натура Уорбика плохо переносит заточение. У него возникает новый план. Но теперь это не просто план бегства, а план мести. Он оказался достойным учеником Маргариты. Когда в Антверпене Уорбик штудировал английскую историю, его внимание привлек пассаж о «делателе королей». Теперь он вспомнил, что последний представитель этой фамилии, забытый тремя монархами, вот уже двадцать один год ожидает своей участи где-то здесь, рядом. Союз двух несомненно незаурядных людей мог с легкостью сокрушить стены их темницы и стать гибельным для Тюдоров.
Остальное было, как говорится, делом техники. Несмотря на строжайшую изоляцию, Уорбик сумел установить связь с графом Уорвиком, томившимся в другой одиночке. И не только установить связь, но и разработать совместный план побега.
Можно сколько угодно гадать, как им удалось это осуществить и каким образом этот план сделался достоянием короля, но факт остается фактом. Генрих счел себя свободным от данного прежде слова и приказал повесить Лжеричарда, которому едва исполнилось двадцать пять лет, как простого мужлана. Одновременно с плахи упала голова единственного и последнего
Генриху VII удалось, хоть и не без труда, стабилизировать обстановку в стране, но ему еще долго приходилось подавлять выступления лжеричардов и лжеэдуардов. В конце концов он с этим справился, потому что среди них не было больше ни Уорвиков, ни Уорбика, и ими не руководила такая женщина, как Маргарита. Но англичан не напрасно называют морской нацией. Потеряв источники легких доходов на суше, многие обратились к морю, и вскоре в английских водах вновь создалась ситуация, какая была при Ричарде II и его преемниках. Она сохранялась до 1536 года, когда Генрих VIII издал новый закон о борьбе с пиратством и стал самолично контролировать его выполнение. Но это был уже явно запоздалый шаг, потому что примерно с этого времени торговля в северных морях начала терять свое значение, и морские трассы стали перемещаться далеко на запад. Центр пиратства переместился в новые моря, указанные Колумбом.
Схолия пятая. УСМИРИТЕЛИ ВЕТРОВ.
Ганзейская эпоха пролегла четким водоразделом в истории судостроения и мореплавания. Ушли в память поколений викинги. Арабы удерживали единственную оставшуюся у них полоску земли - на побережье северо-западной Африки. Рухнула Византийская империя. Запад стал Западом, Восток - Востоком.
Заимствовать больше было не у кого. Оставалось - совершенствовать. Или изобретать.
На рубеже XII и XIII веков тускнеет ореол исключительности, издревле осенявший лоцманов: в обиход прочно входят морские карты, достаточно пригодные для мореплавания. Предполагают, что впервые и сразу во множестве вариантов они появились на Сицилии, где «Книга Рожера» стала настольным руководством по географии. Генуэзцы, выученики сицилийцев по части навигации, моментально оценили достоинства этого новшества и разнесли его по всем странам, куда их моряки нанимались на службу. Вслед за арабами они принимали за нулевой меридиан тот, что проходит через Острова Блаженных (Канарские).
Преобладающим типом все еще остается когг, и о нем мы теперь можем судить не при помощи воображения, а непосредственно: в первой половине 1960-х годов были найдены его останки на дне Везера близ Бремена. Это - прославленный бремеркогге, хорошо уже известный до того по многочисленным изображениям на печатях. Археологи датировали его 1380 годом. Обмеры подтвердили первоначальные предположения: длина когга оказалась 23,4 метра (при длине киля 15,6), ширина - от 6,2 до 7 метров, высота борта - 3,5. Его прямой ахтерштевень достигал пяти метров в длину, а форштевень - 8,4. Это судно грузоподъемностью до шестидесяти ластов имело сорок шпангоутов, а его дубовая обшивка была выполнена двумя способами: по бортам - внакрой, по днищу, почти плоскому,- вгладь. Толщина ее составляла пять сантиметров, все доски были примерно одинаковы: восемь метров (длина) на полметра (ширина). В носовой части были укреплены балки битенгов, в кормовой имелся брашпиль, установленный на палубе. Экипаж бременского когга насчитывал до двух десятков человек. Мачта этого когга имела длину до тринадцати метров, почти равняясь длине киля. Совершая обычные торговые рейсы, капитан этого судна не упускал случая попутно умножить свои прибыли: в корме имелось устройство для выброса и выборки рыболовной сети. И это тоже подтверждают документы: когги, подобно многим другим типам, первоначально были рыболовными судами. Не случайно, видно, судовая шлюпка на когге получила в ганзейские времена имя кимбы - рыболовной лодки античных времен, тогда как гребные лодки ганзейского времени (это явствует из английских документов 1403 года) носили имена барджеа, барджиса - явно пришедшие из Италии (бардже), а начиная с XV века так обозначали корабельные шлюпки.
Найденный когг был одним из последних судов этого класса: лет через пятнадцать-двадцать их грузовместимость резко возросла. Изменились и их конструкция, и их силуэт. Причем не только в Германии. Английские корабли, например, к началу XV века тоже обзавелись рядом новшеств. Они имели бушприт и навесной руль, а их парус украшался гербом. Фальшборт был сплошным, но обычно выполнялся в виде непрерывного ряда щитов, имитирующего силуэт боевых ладей викингов. Концы бимсов часто выводились наружу через обшивку.
В 1371 году испанцы первыми в Европе додумались устанавливать на своих кораблях обычные полевые орудия. Пройдет еще немало лет, пока появится сугубо морская артиллерия и будут изобретены «вожжи», удерживающие орудие в момент отдачи после выстрела. Пушки срываются со своих площадок- станин, калечат канониров, разрываются, топят корабли, «разгуливая» по палубам во время качки (как это прекрасно описано Виктором Гюго в романе «Девяносто третий год»).
И все же - это орудия, страшные орудия, не менее страшные, чем «греческий огонь». Примеру испанцев немедленно следуют ганзейцы, англичане и французы.
Это новшество изменило силуэт судов. Орудия вначале, аналогично византийским химерам,
