шкура, и Элисса договорилась с туземцами, что они ей уступят навечно столько земли, сколько можно охватить этой шкурой: надо же людям отдохнуть после долгих скитаний. Те, естественно, не возражали. Тогда тирийцы разрезали шкуру на тончайшие нити, связали их и отхватили этим шнуром достаточно земли, чтобы можно было начинать строить город.
Так возник Карт-Хадашт, называемый римлянами Картаго и известный нам как Карфаген. В переводе Карт-Хадашт означает Новый город, теперь это район Туниса - Картажана. Частично развалины Карфагена сохранились примерно в двух с половиной километрах к юго-западу от мыса Картаж.
деловито информирует Вергилий.
Но, избежав огня в Тире, Элисса угодила в полымя в своем Новгороде. Не успело закончиться строительство Карфагена, как над ним нависла опасность. Царь берберов, быть может восхищенный коммерческими талантами Элиссы, влюбился в нее и потребовал ее руки. В противном случае - война. У колонистов еще не было ни армии, ни флота, и стычки даже с мелкими царьками могли обернуться для них гибелью. И Элисса добровольно отдала свою жизнь ради спасения родного города: она принесла себя в жертву на алтаре богов.
Так говорят легенды, переданные историком II века Юстином. На самом деле все было иначе.
Никто не знает, когда финикияне появились впервые на Дальнем Западе. На рубеже 2-го и 1-го тысячелетий до н. э. они уже совершали плавания в те края. И, судя по тому, что за этим последовало основание серии городов, рейсы их не были убыточными. Когда Элисса основывала свой город, по соседству, в трех десятках километров западнее, уже существовал большой и сильный город финикиян Утика. Хираму приходилось высылать против него карательные экспедиции, чтобы получить причитавшуюся дань. Финикияне трижды отваживались пройти Столпы Мелькарта и с третьей попытки основали на небольшом островке Эритее к северу от них Гадес, а к югу - цепочку торговых факторий для коммерческих операций с аборигенами. В Гадесе, писал Страбон, «живут люди, снаряжающие множество огромных торговых судов для плавания как по Нашему, так и по Внешнему морям...».
К северу от Столпов лежало легендарно богатое царство Тартесс. Его столицей был одноименный город, расположенный в одном морском переходе от Гадеса на острове, образованном раздвоением устья реки, тоже носившей это имя. Тартесская держава, по словам Авиена, занимала пространство между реками Анас и Теодор, или Тадер. Их истоки в Андалусских го- pax отстоят друг от друга лишь на несколько километров, а русла отсекают всю юго-восточную часть Пиренейского полуострова, превращая ее в гигантский «остров».
Потомки Элиссы столь основательно разрушили эту страну, что само ее название стало легендарным, а все здешние топонимы меняли свою дислокацию в зависимости от эрудиции их исследователей. Мела, например, считал, что «Картея стоит на месте старинного города Тартееса», а Авиен утверждал, что Тартессом прежде назывался Гадес. Павсаний предлагает компромиссный вариант: в древности считали Тартессом Кар- тею, но на самом деле он находился на острове в устье Бетиса. Страбон сузил в несколько раз границы Тартесской державы, ограничив их Турдетанией, соответствующей нынешним провинциям Кадис и Малага.
Карфагеняне получали в Тартессе серебро и олово. Если тартесситы не могли удовлетворить спрос в олове, они прикупали его на Касситеридах - «Оловянных островах» и с выгодой перепродавали тем, кто испытывал потребность в этом исключительно ценном для бронзового века металле.
Денег в те времена еще не было, и торговые операции носили характер обмена. Вот как их описывает Геродот, полностью опровергая характеристику «обманщиков коварных», упорно навязываемую нам Гомером: «Обитаемая часть Ливии простирается даже по ту сторону Геракловых Столпов. Всякий раз, когда карфагеняне прибывают к тамошним людям, они выгружают свои товары на берег и складывают в ряд. Потом опять садятся на корабли и разводят сигнальный дым. Местные же жители, завидев дым, приходят к морю, кладут золото за товары и затем уходят. Тогда карфагеняне опять высаживаются на берег для проверки: если они решат, что количество золота равноценно товарам, то берут золото и уезжают. Если же золота, по их мнению, недостаточно, то купцы опять садятся на корабли и ожидают. Туземцы тогда вновь выходят на берег и прибавляют золота, пока купцы не удовлетворяются. При этом они не обманывают друг друга: купцы не прикасаются к золоту, пока оно неравноценно товарам, так же и туземцы не уносят товаров, пока не возьмут золота».
Среди карфагенских товаров были оливковое масло, вино, оружие, благовония. Из кустарника лавзонии карфагеняне добывали хну, из сока морских моллюсков - пурпур, из туи - ароматическую смолу сандарак. Плиний рассказывает, что еще в древности они умели извлекать ароматические масла из собственного и привозного сырья - маловатра и душистого ореха миробалана, росшего в то время только в Индии. Смола пальмы бделий сама по себе считалась благовонием. Ходким товаром был метопий - благовонное притирание, известное в Египте. Торговали они также оловом, сперва получая его через посредство тартесситов, а впоследствии прибрав эту выгодную монополию к своим рукам.
В обмен карфагеняне кроме золота охотно брали слоновую кость, рабов, шкуры львов и зебр, янтарь, серебро, хлеб, соль.
Первостепенную роль в возвышении Карфагена сыграло его идеальное географическое положение. Город занимал восточную часть небольшого Гермейского мыса, с юга ограниченного цепью холмов. Поэтому карфагенянам не имело смысла строить сложные фортификационные сооружения, не столько защищавшие, сколько обосабливавшие древние города. Достаточно было укрепить узкую полосу земли в непосредственной близости от города, используя природный рельеф. Так они и поступили, после чего перенесли свое внимание на побережье.
Карфагеняне соорудили дамбу, отделившую часть бухты и превратившую ее в озеро (ныне - озеро Тунис). Дамба тянулась до самого города. Там, где она примыкала к берегу (в районе холма Саламбо, известного как имя героини романа Флобера), она разрезала лагуну на две части. На внешней акватории был оборудован порт для парусных судов. С моря корабли через проход шириной метров тридцать, преграждавшийся на ночь или в случае опасности цепями, попадали в торговую гавань с множеством прочных причальных канатов, подаваемых на суда. Из нее узкий проход, тоже защищенный цепями, вел во внутреннюю искусственную гавань Котон, круглую в плане и приспособленную для военных нужд. Эта гавань была окружена высокими дамбами, дающими пристанище двумстам двадцати кораблям, в основном пятипалубным пентерам и флагманским семипалубным гептерам. Каждая стоянка отмечалась парой ионических колонн, так что вся гавань напоминала нарядный портик, и была обнесена двойной стеной. Вблизи размещались склады снаряжения триер, а в центре Котона был насыпан искусственный остров, тоже окруженный дамбами, и на нем построили верфи и здание наварха - «адмиралтейство». Здесь же находилась резиденция морского военачальника-суффета (суффеты - аналог римских консулов). В случае опасности с башни адмиралтейства подавались трубные или голосовые и световые сигналы по специальному коду, с нее же велись и наблюдения за морем, тогда как с моря и даже из внешней гавани нельзя было различить внутренность Котона. Обе гавани имели отдельные выходы в город, не сообщавшиеся друг с другом.
Такое сооружение делало город практически неуязвимым с моря, хотя чужеземцев, следуя укоренившейся традиции, карфагеняне все же побаивались и на берег не допускали. Южные границы их мало тревожили; аборигены, некогда угрожавшие Элиссе, давно уже не осмеливались нападать на Карфаген. Не опасались карфагеняне и осады: питьевая вода подавалась акведуком с кряжа Зегуан в Атласских горах. Его длина - сто тридцать два километра, на тридцать два километра больше, чем длина прославленного водопровода, «сработанного рабами Рима» при императоре Клавдии (41-54 годы).
Устроив свои домашние дела, карфагеняне устремили взоры на море. Не забывая возносить молитвы Мель- карту и ублажать Астарту, тоже почитавшуюся как богиня мореплавания (ее изображение было непременной принадлежностью финикийских кораблей), тирийские мореходы все же больше полагались на самих себя. Только отменные моряки, которым не в диковинку были самумы и шаргибы восточного Средиземноморья, могли быстро разобраться в местной обстановке и приспособиться к ней. Сюрпризы западного Средиземноморья еще много веков спустя отпугивали малоопытных кормчих.
Почти круглый год дуют здесь ветры западных четвертей, усиливающие течения и преграждающие
