какой из этих двух видов решит построить народ, дает им оснастку и строит парки. А строителей для кораблей выбирает народ поднятием рук. Если Совет не передаст этого в готовом виде новому составу Совета, он не может получить полагающуюся награду (золотой венок. - А. С. ) , так как ее получают при следующем составе Совета. Для постройки триеры он избирает из своей среды десять человек в качестве строителей триер». Народ решал и кому быть флотоводцем: так в 441 году до н. э. он оказался благосклонен к... философу Мелиссу, возглавившему флот восставшего Самоса и разбившему афинскую эскадру, которой командовал... поэт Софокл! Строители кораблей, избиравшиеся из наиболее богатых граждан, назывались триерархами, их миссия - триерархия - заключалась в том, чтобы корабль мог в любой момент выйти в море. Как они будут это выполнять - никого не интересовало. Вся оснастка, ремонт, экипировка относились на их счет, это считалось очень почетным, хотя всякий гражданин, как правило, стремился уклониться от этой чести. Со времени Фемистокла каждый состав Совета оставлял после себя два десятка новых кораблей.
Жителю нашего века, не историку, мало что говорит слово «триера». Но оно много говорило древнему греку. Для него существовали триеры афинские и коринфские, карфагенские и финикийские, самосские и милетские. Все они различались конструкцией и боевыми качествами, как различаются современные крейсера или авианосцы - русские, английские, японские. Поэтому строительство боевых кораблей засекречивалось, а их конструктивные особенности тщательно оберегались от чужого глаза. Все помнили мудрый пример коринфян, не допустивших на свои верфи даже союзников, а выславших к ним Аминокла. Можно не сомневаться в том, что и он не допускал на место строительства никакие комиссии, а вручал уже готовый товар, подобно тому как художник сдергивает занавес лишь с готовой картины.
Так поступали все, и афиняне не были исключением: их верфи постоянно охраняли пятьсот стражников, а причалы с кораблями прикрывались от солнца, дождя и нескромных взоров навесами. Зимой корабли хранились в закрытых ангарах, представлявших собой крытое двускатной крышей помещение с ровно повышающимся каналом. Крыша покоилась на двух параллельных рядах колонн. Корабли входили в канал, под их киль подкладывались пропитанные маслом катки, свободно закрепленные поперек канала, а борта опирались на базы колонн. Затем корабль подтягивали на катках (вероятно, связанных с талями) к тому месту, где дно канала выходило к поверхности воды, и вытаскивали на сушу. Разница между начальным и конечным уровнями дна канала доходила до четырех метров. Такой док обнаружен во время раскопок в акарнанском порту Эниадах, его размеры 9 X 2,3 метра. Доступ в эти помещения имел ограниченный круг лиц. Вероятно, запрет на разглашение тайны существовал и для писателей, и историков, потому что ни один из них не дает сколько-нибудь детального описания конструкций, предоставляя богатую пищу для воображения исследователям грядущих поколений.
Результат дальновидной политики Фемистокла не замедлил сказаться. По свидетельству Геродота, возможно преувеличенному, флоту персов, насчитывавшему тысячу двести семь триер и до трех тысяч «30 -весельных, 50-весельных кораблей, легких судов и длинных грузовых судов для перевозки лошадей», противостояли двести семьдесят одна триера и девять пентеконтер Афин и их союзников. Победили греки - благодаря своей хорошей выучке и таланту флотоводца. Персы получили наглядный урок морской стратегии: множество их кораблей погибло во время бури по неопытности кормчих, а в сражении при Саламине в 449 году до н. э. большую панику создали финикияне - отличные моряки, чьим ремеслом, однако, была торговля, но не военное дело. Так Афины стали первостепенной морской державой.
Они перестали ею быть в 414 году до н. э., когда потеряли под Сиракузами двести пятнадцать своих триер. Лишенные военной поддержки афинские торговые суда оказались прикованными к своим гаваням: на западе их перехватывали коринфские триеры (Коринф имел их девяносто в метрополии и тридцать восемь - в колониях, это были корабли экстра-класса), на востоке - спартанские. От Афин отпали Эвбея и Фасос, спартанцы заняли черноморские проливы и укрепились в Византии и Калхедоне. Однако требование Спарты официально отказаться от власти над морем афиняне отклонили. Они еще на что-то надеялись...
Надежды их рухнули окончательно в 405 году до н. э., когда у Геллеспонта спаслись бегством лишь девять афинских триер из ста восьмидесяти. Это даже нельзя назвать битвой, при упоминании об этой трагикомедии сквозь слезы проскальзывает смех. Спартанцы воспользовались общей для всех традицией вытаскивать корабли на берег, дождались удобного момента, когда афиняне ушли в ближайшие селения за продовольствием (об этом дали знать разведчики, просигналив повернутыми к солнцу щитами), и захватили афинский флот, не потеряв ни единого человека. Девятью уцелевшими афинскими триерами командовал талантливый флотоводец Конон, своим спасением он был обязан выучке команд и дисциплине. В этой «битве» с обеих сторон участвовали пираты, и, возможно, их беспечности афиняне обязаны своим позором не меньше, чем спартанцы - своим триумфом. Весть об этой «выдающейся победе» принес в Спарту милетский пират Теопомп. Афинский флотоводец Филокл и четыре тысячи пленников были казнены, и трупы их были оставлены без погребения в знак величайшего презрения. Отныне афинянам разрешалось иметь только двенадцать кораблей для береговой обороны.
В 394 году до н. э. афиняне все же отомстили спартанцам, хотя и чужими руками: персидский флот разбил у Книда спартанскую эскадру; персами командовал афинский стратег Конон.
После окончания войн разбой вспыхивает с новой силой: на большие дороги моря выходят не только оказавшиеся не у дел пираты, но и оставшиеся без работы моряки государственных флотов. Все они словно стремятся наверстать упущенное. Ученик Сократа Алкивиад, по свидетельству судебного оратора Лисия, «проиграл в кости все, что у него было, и, избрав себе опорным пунктом Белый берег, топил в море своих друзей (сограждан.- А. С.)». Грабежом занимались в Херсонесе Фракийском афиняне, посланные туда во главе с Диопифом для наведения порядка. Этим же промыслом злоупотреблял по соседству спартанский эфор Анталкид. «То корабли наши в Понте погибли, то они захвачены спартанцами при выходе из Геллеспонта, то гавани находятся в блокаде... » - жалуется Лисий. Военные конвои, снаряжаемые на деньги торгово-морских воротил, отчаянно боровшихся за свои прибыли, мало помогали купцам: слишком многочисленны были пиратские флотилии. Кроме того, во всех государствах процветал закон, разрешающий налагать арест на груз или корабль купца, с чьим государством нельзя было договориться иным путем. Покидая гостеприимную гавань на пути в Понт, на обратном пути купец рисковал лишиться всего в этой же гавани.
Охрану торговых путей берет на себя Родос. Не остров Родос, а одноименный город, построенный Гиподамом, только что закончившим реконструкцию Пи- рея. «Город родосцев,- пишет Страбон,- лежит на восточной оконечности острова Родос; в отношении гаваней, дорог, стен и прочих сооружений он настолько выгодно отличается от прочих городов, что я не могу назвать другого приблизительно равного или тем более несколько лучше его. Удивительно также... то заботливое внимание, которое они уделяют... флоту, благодаря которому они долгое время господствовали на море, уничтожили пиратство и стали друзьями римлян и всех царей, приверженцев римлян и греков. (...) Что касается якорных стоянок, то некоторые из них были скрыты и вообще недоступны народу; и всякому, кто их осматривал или проникал внутрь, было установлено наказание смертью. Здесь, как в Массалии и Кизике, все, что имеет отношение к архитекторам (судостроителям.- А . С . ) , изготовлению военных орудий и складов и прочего, служит предметом особой заботы и даже в большей степени, чем где бы то ни было». Свои карийские владения Родос превратил в цепь неприступных крепостей, а собственные гавани обезопасил, создав на противолежащем малоазийском берегу, в Лориме, сильную военную гавань с арсеналами и доками.
Родос вел обширную посредническую торговлю и был одной из самых крупных перевалочных баз для товаров, развозимых во всех направлениях. Его двухпроцентная пошлина на ввоз и вывоз зерна, оливкового масла и других товаров давала ежегодную прибыль порядка миллиона драхм. Установленная им монополия на собственное вино заставляла родосских корабельщиков искать все новые и новые рынки сбыта, и они доходили до Крыма на севере и Испании на западе. Афинские банкиры и финикийские купцы были частыми гостями на его площадях, на его рынках пурпур тирских тканей отражался в сидонском стекле, золото египетской и крымской пшеницы затмевало груды золота на столах менял, а индийский жемчуг соперничал красотой с изделиями из слоновой кости. Здесь можно было купить и продать все, что только способен был измыслить самый изощренный ум.
