Пергам и, собрав всех пиратов, приказал распять их, как он предсказывал им это часто на острове, когда они считали его слова шуткой». В благодарность же за мягкое с ним обращение и не желая подавать пример ненужной жестокости, он приказал, прежде чем развесить пиратов по крестам, заколоть их.
Молодого аристократа звали Гай Юлий Цезарь. Это было второе его знакомство с морскими разбойниками: впервые он с ними столкнулся два года назад, когда участвовал в походе Публия Сервилия (возможно, он и штурмовал крепость Зеникета).
Можно без преувеличения сказать, что род Цезаря, восходящий к Анку Маркию по матери и к Венере по отцу (следовательно, он приходился родственником «отцу римлян» Энею), был злым гением пиратов на протяжении столетия. Сам он снова имел с ними дело во время Александрийской войны, где войска противника в значительной мере состояли из сирийских и киликийских морских (и не только морских) разбойников, беглых рабов, уголовников и изгнанников. Гней Помпеи, уже познакомившийся с пиратами во время войны с Серторием, но еще не подозревавший, что его звездный час впереди, приходился Цезарю зятем. На Юлии из рода Цезарей был женат Марк Антоний, претор (второе лицо после консула) 64 года до н.э. В этом же году, как сообщают Саллюстий и Веллей Патеркул, он и погиб у берегов Крита в битве с пиратами, пытаясь очистить от них море, за что получил насмешливое прозвище Критский: кандалы, прихваченные для них этим римским Мальбруком в огромном количестве, украсили запястья самих римлян. По данным Диодора Сицилийского и Тита Ливия, однако, эта битва произошла двумя годами позже, а несостоявшийся триумфатор, заключив с пиратами позорный для римлян мир, умер год спустя. Отцом незадачливого претора был оратор Марк Антоний, консул 99 года до н. э., с чьим именем связывается первое планомерное наступление римлян на пиратов в 102 году до н. э. или чуть раньше, а старшим сыном - триумвир Марк Антоний, друг Цезаря, женатый на единокровной сестре Октавиана Августа (внучатого племянника и приемного сына Цезаря) Октавии.
Звание властителя морей, завоеванное Римом в кровопролитных войнах с Карфагеном, Грецией, Македонией, превращалось в фикцию благодаря наместникам вроде Верреса и проконсулам вроде Юния, хотя «многоисплытое» Средиземное море стало фактически Римским озером. Подлинными его хозяевами оставались пираты, чья зловещая корпорация разрасталась как саркома. Они опустошали побережья и нападали на города, грабили и топили купеческие суда, смело вступали в сражения с высылаемыми против них правительственными эскадрами. Когда море бывало пустынным, они не останавливались перед грабежом наиболее богатых храмов - в Иассе и Клазоменах, на Самофракии и Самосе (только в сокровищнице самофракийского храма ими было захвачено ценностей на тысячу талантов). Даже покровительствуемый пиратами Делос не мог считать себя в безопасности от их набегов. Если первое нападение на этот остров, связанное с именем теосца Апелликона, посланного афинянином Аристионом, было успешно отбито, то всего лишь несколько лет спустя, в 88 году до н. э., делосцам пришлось иметь дело с куда более опасным врагом.
Историки по-разному называют имя предводителя этого похода - Архелай или Менофан. Павсаний рассказывает, как этот «архипират», воспользовавшись тем, что остров не был укреплен (статус пиратского рынка и убежища служил достаточной защитой), а его жители не имели даже оружия, напал на островитян, перебил всех оказавшихся на его пути купцов и подвернувшихся под руку делосцев, разграбил склады и храмовые сокровищницы, и, захватив с собою женщин и детей для продажи в рабство, разрушил Делос до основания. Примерно в это же время были обобраны подчистую храмы в Олимпии и Дельфах: первый - войсками Суллы, второй - Митридата. В 69 году до н. э., во время 3-й Митридатовой войны, Делос был вторично разграблен пиратом Афинодором, после чего жители возвели по совету Триария (военачальника Лукулла) защитные стены. Но совет этот запоздал: Делос навсегда утратил свое значение, уступив место международному рынку в Путеолах, обслуживавшему преимущественно западную часть моря, и новому невольничьему рынку, организованному киликийскими разбойниками в памфилийском городе Сиде.
Успехи настолько вскружили пиратам головы, что с начала 60-х годов до н.э. они стали угрожать непосредственно столице Римской республики. Совершив налеты на Мисен и Кайету, пиратские эскадры подобрались к желудку Рима - к его гавани Остии - и частью пленили, частью уничтожили оказавшийся там консульский флот. Сделать это оказалось тем легче, что Остия в те годы фактически не была морским портом: мешали наносы ила. Поэтому корабли становились на рейде и разгружались при помощи малых весельных судов. Только в 42 году император Клавдий превратит ее в подлинную гавань, осуществив проекты Цезаря.
То была единственная историческая эпоха, когда носитель звания «властитель морей» не вызывал сомнений, и он не желал делить его ни с кем. Пираты чувствовали себя в Средиземноморье как дома, их рейды, по словам Плутарха, больше были похожи на увеселительные прогулки: «выставляя напоказ вызолоченные кормовые мачты кораблей, пурпурные занавесы и оправленные в серебро весла, пираты словно издевались над своими жертвами и кичились своими злодеяниями». Их флот превышал тысячу кораблей и был, пожалуй, равен сумме всех государственных флотов Средиземноморья, превосходя их к тому же по качеству. Попытки сопротивления подавлялись немедленно и безжалостно.
Морские разбойники держали в своих руках до четырехсот прибрежных городов - прежде всего в Сицилии, на Крите и в Киликии. Население этих городов и многочисленные окрестные банды формировали их ударные отряды на побережьях. В Италии в 79 году до н. э. пираты осадили Популоний. У них были свои якорные стоянки, гавани, береговые службы наблюдения и связи, свои методы вымогательства и расправы. Чтобы сломить волю пленников, их накрепко связывали лицом к лицу с мертвецами, протягивали на канате под килем, на ходу корабля просовывали головой наружу сквозь кожаные манжеты нижнего ряда весел (обычное наказание на военных флотах, известное еще Геродоту), заставляли «прогуляться» по фальшборту или рею. Дьявольская изобретательность этих людей казалась неистощимой. Плутарх рассказывает, как они расправлялись со знатными римлянами с захваченных кораблей. Если какой-нибудь потомок Энея с гордостью произносил магическую формулу: «Я - римский гражданин»,- пираты с испуганным видом униженно вымаливали прощение и, дабы они сами или их коллеги вторично не стали жертвами пагубного заблуждения, торжественно облачали пленника в тогу и сандалии, а затем с тысячью извинений указывали ему направление к дому и почтительнейше вышвыривали за борт, если он не желал воспользоваться спущенной посреди моря сходней.
Наглость эвпатридов удачи дошла до того, что однажды они похитили римских преторов Секстиния и Беллина вместе с их слугами и почетной стражей из дюжины телохранителей-ликторов с секирами. В присутствии претора был совершен и упоминавшийся налет на Кайету, где эти молодчики разграбили храм Юноны Лацинии. Киликийскими пиратами была захвачена по пути в загородный дом у Мисена дочь Антония Критского. После долгих переговоров и ряда уступок со стороны Антония она была выкуплена за крупную сумму. Ему повезло: известны случаи, когда девушек из аристократического семейства возвращали по получении выкупа, но... обесчещенными и мертвыми, если в договоре забывали оговорить условия во всех подробностях...
Перспектива была безрадостной. Сенат заседал непрерывно, но каждый раз патриции безнадежно увязали в хитросплетениях древнего права: ведь «враги - это те, которым или объявляет официальную войну римский народ, или они сами римскому народу: прочие называются разбойниками или грабителями». Пираты никогда не объявляли войну Риму. Победитель Карфагена и всего средиземноморского мира считал ниже своего достоинства замечать вышедшую из повиновения чернь...
Выход из порочного круга нашел народный трибун Авл Габиний. Не война - карательные акции. В начале 67 года до н. э. по его предложению, поддержанному Цезарем, были вручены проконсульские, а по существу диктаторские полномочия сроком на три года для искоренения пиратской заразы Гнею Помпею - победителю киликийцев у испанских берегов. В любом месте Римской республики он мог в случае нужды потребовать войска, деньги или корабли. В его полную власть переходила вся береговая полоса до четырехсот стадиев (пятидесяти миль) в глубину. В его распоряжение передавались двадцать легионов по шесть тысяч воинов в каждом, от четырех до пяти тысяч всадников, от двухсот до двухсот семидесяти кораблей (данные античных источников слегка варьируют) и сумма в шесть тысяч талантов для расходов на нужды кампании. Все римские должностные лица и правители подвластных Риму государств обязывались беспрекословно выполнять его требования. Его пятнадцать легатов имели звания сенаторов и полномочия
