гиппогрифов», это прозвучало бы менее пренебрежительно и презрительно.
- Не имеет значения, знаю ли я какие-то специфические термины, изобретённые кучкой свихнувшихся на чистоте крови слабоумных… - гневно начал Гарри, намереваясь поинтересоваться у Забини-младшего (как же его зовут? Дерил, кажется…), что он сам знает из материала прошлого года. Но уничтожающая (по замыслу) тирада гриффиндорца была оборвана на середине дрожащим от ярости голосом Колина Криви:
- Заткнись, Забини!! Ты что, так недоволен, что Гарри лишил тебя возможности лизать задницу Вольдеморта, что пытаешься сорвать урок?
Повисла тишина, через секунду нарушенная Забини:
- А ты, Криви, мечтаешь лизать задницу Спасителя Магического мира - об этом знает весь Хогвартс. И поэтому ты вмешиваешься в чужие разговоры?
Колин отчаянно покраснел. Гарри поборол соблазн ещё и дать Криви сверху по макушке, как гвоздю по шляпке - он же хотел как лучше, на самом деле… другое дело, что у него всегда выходит, как всегда… вот как сейчас примерно.
На этот раз тишину никто не нарушал секунд десять. На лицах слизеринцев не читалось ничего (ну разве что Забини откровенно ухмылялся), на лицах гриффиндорцев отражалось здоровое негодование вкупе с нездоровым любопытством на тему: «Что ж дальше-то будет, а?! Поттер против Слизерина!!..» (один Колин Криви всё так же пунцовел, что наводило брюнета на нехорошие подозрения относительно правдивости сказанного Забини). Одна лишь Джинни Уизли всем своим видом выражала глубокое искреннее сочувствие, и Гарри невольно был благодарен ей за это. Как же они оба были правы, оставшись хорошими друзьями…
- Сорок баллов со Слизерина за попытку срыва урока и оскорбление учеников другого факультета, - сказал Гарри ровным голосом, страстно желая лишь одного - исчезнуть отсюда куда-нибудь (например, к Драко под крылышко…) и не ввязываться в это дело больше никогда. Не будь всё того же зелья, за которое гриффиндорец уже успел по три раза восхвалить и проклясть небеса и Снейпа, могла бы сработать стихийная магия Гарри, и он против воли своего разума аппарировал бы к чёрту на кулички. - Двадцать баллов с Гриффиндора за оскорбление учеников другого факультета.
- А теперь продолжим урок, если никто не возражает - добавил Гарри сквозь зубы (кажется, эта фраза становилась его фирменной). На этот раз никто не рискнул раскрыть рот без разрешения; даже слизеринцы. - Кто продемонстрирует мне своё умение вскрывать щиты? Мистер Забини?
Слизеринец мигом потерял свою наглую ухмылку и даже, кажется, сбледнул с лица. Щиты Гарри Поттера - ещё когда он действовал под именем Паркера - не мог вскрыть ни один ученик. Разве что Поттер сам позволял ученику сделать это, чтобы продемонстрировать, как можно обезоружить/ошеломить/связать/парализовать вскрывшего щит и думающего наивно, что на этом его труды закончились, противника. И никому из тех, кому «посчастливилось» поработать в паре с преподавателем, не уходил на своё место целым и невредимым. Самые везучие слегка дымились и прихрамывали, самые неудачливые теряли сознание прямо там, где стояли, и получали, как следствие, неуд за урок. И, как правило, к профессору Поттеру/Паркеру невозможно было придраться: он не проделывал с учениками ничего, выходящего за рамки школьной программы.
Гарри усмехнулся и поманил Забини пальцем. Слизеринец судорожно сглотнул, обречённо встал и побрёл к Гарри со скоростью похмельной улитки.
Ну, это действительно была уже не проблема Гарри.
Успешно изничтожив морально седьмые курсы, а после них - третьи курсы Рэйвенкло и Хаффлпаффа, Гарри вновь стребовал со Снейпа порцию Зелья и отправился к Люциусу на урок.
- Добрый вечер, мистер Поттер, - холодно поприветствовал его Люциус. - Вы занимались дома?
Гарри замялся. Врать он не умел, но упражнений не делал: готовил завтрак для Драко. На это у непривычного к кухонным хлопотам гриффиндорца ушло столько времени, что он едва успел аппарировать в Хогвартс.
- Понятно, - констатировал Люциус, уяснив, что Гарри ушёл в глухую несознанку. - Кажется, Вам было необходимо научиться управлять своей силой. Каким образом Вы собираетесь это сделать, если не можете контролировать самого себя даже в такой малости?
- У меня времени не хватило, - буркнул Гарри, опуская глаза в пол. На тёмно-сером каменном полу мелко подрагивали два зеленоватых пятна света, исходившего из глаз.
- И чем же Вы были так заняты? - Люциус просто источал насмешку и иронию.
- Готовил для Драко завтрак в постель, - бухнул Гарри чистую правду, решив, что терять ему уже нечего.
Люциус поперхнулся следующей репликой, издав вслух только нечто вроде «Угхмфф». Похоже, чистосердечное признание гриффиндорца застало его врасплох.
- Один-один, мистер Поттер, - сказал он наконец. - Вы заставили меня потерять самообладание. Теперь, пожалуй, лучше всего заняться уроком.
- Драко был очень расстроен, когда узнал о Вашей смерти, - кинул реплику Гарри, беря в руки свиток с упражнениями йоги.
- Это всего лишь лишний раз доказывает, что он плохой сын, - бросил Люциус. - Начинайте с позы Тадасана6, мистер Поттер.
Гарри послушно встал в указанную позу.
- Почему плохой? - не понял гриффиндорец.
- Хороший Малфой никогда не показывает своих чувств посторонним, - с прохладцей объяснил Люциус. В интонациях его глубокого баритона явственно проскальзывало «только идиоту, синонимично - Вам, м-р Поттер, надо объяснять очевидные вещи вслух». - Я ему не посторонний! - нашёл брюнет новый аргумент, старательно дыша со счётом. - Я его люблю, и он меня любит!
- Это не имеет никакого значения, мистер Поттер, - тихо ответил Люциус, и его глаза превратились в серые омуты - грозовые тучи. Того и гляди, полетит молния-другая. Гарри даже напрягся, но напомнил себе, какой он теперь, вообще говоря, крутой (при желании он мог бы походя размазать по стенке десяток Люциусов и не устать, но штука была в том, что он учился как раз тому, чтобы так не делать), и немного расслабился. - Любовь - это последнее, на что ориентируется истинный Малфой, выбирая спутника жизни.
- А на что он ориентируется в первые очереди? - неуёмное гриффиндорское любопытство заставляло Гарри продолжать расспросы.
- На перспективность брака в финансовом и политическом смысле. На знатность рода будущей жены и её внешность. Ни один чистокровный волшебник не может позволить себе быть гомосексуалистом всегда
- Почему? - задавая вопрос, Гарри уже догадывался, почему, но ему требовалось услышать свои смутные подозрения оформленными вслух.
- Потому что мы должны продолжать наш род. Чистая кровь драгоценна и редка. Тот, кто не оставляет наследника, именуется предателем крови. Он становится изгоем в среде аристократии.
Вздрогнув, Гарри ощутимо стукнулся плечом о стену, у которой стоял.
Определённо, ему было ещё учиться и учиться самоконтролю.
- Теперь поза Триконасана, мистер Поттер.
- А… предатели крови… они подвергаются какому-нибудь… преследованию? Или их просто больше не зовут на вечеринки?
- Ваши формулировки… - пробормотал Люциус. «Сам знаю, - раздражённо подумал Гарри. - Не дай Мерлин, сейчас ещё и диспут по проблемам риторики устроит…» - Каждый чистокровный волшебник вправе презирать предателя крови. Слово, данное ему, не обязательно сдерживать. И да, вся светская жизнь - как Вы выразились, вечеринки - навсегда пропадает для предателя крови. Обрывается всякое общение с теми из чистокровных, кто когда-то считался хотя бы шапочным знакомым. Предатели крови - низшая каста, хуже магглов. Поэтому за всю историю магии предателей крови было очень мало. Как правило, чистокровный сначала обзаводится наследником и только потом устраивает свою личную жизнь.
- Звучит нелепо, - пробормотал Гарри автоматически, занятый мыслями о Драко.
Драко - предатель крови? Из-за него, Гарри? Он ведь разорвал контракт с Паркинсон… И теперь каждый
