Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис.

женщины ему нравятся, ответил: «Ну, такие как атристочка одна — Конюхова». И, встретив, наконец, материализовавшуюся мечту, был полон решимости своего шанса не упустить. Ради организации знакомства даже посулил их общему приятелю ту самую «девушку в бикини». Получилось, что не зря судьба забросила его в Сочи по пути с одних соревнований в Нальчике на другие — в Тбилиси.

Началась планомерная осада «крепости».

— Я сказала ему: «Зачем я вам такая нужна?» Я казалась себе старой, уставшей от жизни. (Обоим в момент встречи было по тридцать лет. — Прим. авт.) Я замужем и со студенческих времен живу в коммуналке. Мне шипят в уши: «Что ж ты ничего получше не выбрала? Муж — микрофонщик…» Они считали, что он таскает кабель, а гений, оператор Урусевский, не мог снимать без Венгеровского. Это сейчас экономят на всем и «левой пяткой» пишут «черный» звук, который потом сопровождает фильм. А тогда в двенадцать ночи за Венгеровским приезжали, потому что многие не могли без него работать. Вот у меня «Ники» нет, а он имеет. Боречка очень хороший человек, замечательный, умница, из интеллигентной семьи, но я его разлюбила…

Я параллельно снималась в нескольких картинах, зарабатывала по полторы-две тысячи… Тогда это были приличные деньги. Ремонт сделала, мебель купила, книги, — словом, дизайн, как в лучших по тем временам домах: «торшер, тахта, Ремарк»… Как-то от напряжения потеряла сознание на съемочной площадке. Вызвали врача. Он пришел в ужас от низкого давления. Привозят меня домой на «скорой», а мой муженек лежит, в руках томик Евтушенко, рядом тарелка с чашечкой — это мамочка ему завтрак в постельку подавала… Что-то во мне сломалось…

Так что по части «брака» у нее был довольно печальный опыт. И Татьяне казалось, что на личной жизни надо поставить крест, иначе — новая боль, новые разочарования.

А Владимир ответил ей неожиданное: «Думаю, вы должны выйти за меня замуж. Знаю, что это не первый ваш брак, но, надеюсь, он будет последним». В тот момент он показался ей самонадеянным нахалом. Но очень симпатичным. И несколько таинственным, потому что на все вопросы о профессии отвечал весьма туманно «физкультурник». Вскоре выяснилось, что ему пора ехать в Тбилиси. В день его отъезда раздался стук в дверь, и посыльный втолкнул в номер Конюховой целую тележку с белыми хризантемами. Положа руку на сердце, Конюхова не могла не признать, что так красиво за ней еще никто не ухаживал. Но опять сработал дух противоречия: «Немедленно уезжайте! Я не хочу пересудов. Ничего не хочу!..»

Он уехал. А она почувствовала, что вокруг образовалась пустота… Татьяна никогда раньше не читала газету «Советский спорт», а тут неожиданно для себя купила свежий номер. И узнала, что краса и надежда отечественного спорта копьеметатель Владимир Кузнецов на соревнованиях сильно оплошал. Правда, выражения там были порезче, но Татьяна расстроилась не поэтому, а потому что поняла, что это произошло отчасти и по ее вине.

По дороге в родной Ленинград Владимир опять завернул в Сочи и вновь услышал «нет». Когда затих стук колес уносившего его поезда, Татьяна подумала: «Это все…» И ей так отчаянно НЕ захотелось жить дальше, потому что она поняла: с этим человеком из ее жизни исчезло что-то светлое, яркое и праздничное. Черными монашескими одеяниями окутали Татьяну безысходность и безразличие. Казалось, жизнь кончена…

Но плохо же она знала Владимира Кузнецова! Он не привык отступать от намеченного, видимо, в силу характера, проявившегося еще в детстве. Ему было десять лет, когда началась война. В это время он отдыхал в пионерлагере. Его, как и остальных детей, погрузили на баржи и, не завозя в Ленинград, отправили в эвакуацию. По дороге баржи сильно бомбили, и из трех отправившихся в путь уцелела только одна, на которой, по счастью, был Володя. Их увезли за Урал. Но он не захотел жить вдали от семьи и самостоятельно вернулся в блокадный Ленинград. По дороге мальчишка буквально прошел все круги ада: замерзал в буксовых ящиках под вагонами (дело было лютой зимой), обманывал бдительность военных патрулей и спустя месяц постучался в знакомую дверь. Мать, не сразу признавшая сына в закопченном, покрытом струпьями «скелете», потеряла сознание. Так он для всех воскрес, пережил блокаду, а потом учился, работал, занимался спортом и в двадцать один год стал Заслуженным мастером спорта.

Он был одним из сильнейших копьеметателей в мире, его отмечали все, но голову это ему не кружило. Он скромно называл себя «гладиатор спорта».

— Володя был участником четырех олимпиад. Но ни одной не выиграл, потому что был очень эмоциональным человеком: на тренировках и соревнованиях показывал высокие результаты, приближающиеся к мировым рекордам, а на олимпиадах значительно отставал от собственных достижений. А поскольку кроме спорта серьезно занимался наукой, то заинтересовался проблемой резервных возможностей человеческого организма. Изучал ее на собственном примере и на друзьях-спортсменах. Так стал родоначальником нового направления в науке — «антропомаксимологии».

Кузнецов вскоре опять приехал в Москву и позвонил ей с вокзала. Сердце кричало «да!», а разум повторял «нет!» В тот момент ей казалось, что чувство ответственности важнее всех остальных. Возможно, она даже упивалась своей мазохистской стойкостью… Но, положив трубку, почувствовала, как внутри будто что-то взорвалось, огненным смерчем сметая остатки благоразумия. Она помчалась на Ленинградский вокзал, изо всех сил надеясь, что он еще не уехал… И ведь он действительно не уехал. Они долго стояли на платформе, не в силах расцепить объятия. Обоим стало ясно, что начинается новая страница жизни. Татьяна позвонила домой и сказала мужу, что больше не придет.

Сначала их приютила подруга, потом они сняли комнату. Естественно, в коммуналке. У Татьяны Георгиевны даже стали периодически возникать «крамольные» мысли, что она словно по чьему-то приговору до самого конца будет отбывать «коммунальный срок». А ведь, сказать по правде, были случаи в ее жизни, когда все могло измениться волшебным образом — только пожелай. Но

— Я никогда ничего не просила…

Даже если удобный случай подворачивался.

Однажды Конюхова получила приглашение в Кремль на какое-то комсомольское торжество. Но задержалась на съемках и пришла, когда черные лимузины уже один за другим развозили высокопоставленных гостей. Но ей так хотелось посмотреть на Георгиевский зал, что она под недоуменными взглядами охраны, предупредившей, что «все уже заканчивается», и под аккомпанемент звона бокалов и перестука вилок, доносящихся сверху, где был банкет, стала подниматься по лестнице. Вдруг ей навстречу «покатился» весьма известный партийно-комсомольский функционер в сопровождении высокого, с замкнутым лицом субъекта. Функционер восторженно завопил: «А вот и наша любимая актриса! Знакомься, — повернулся к спутнику, — Танечка Конюхова». Татьяна церемонно протянула ладошку «дощечкой»: «Здрасьте!»

«Сопровождающий» оказался первым секретарем ЦК комсомола одной из Прибалтийских республик. Потом повернулась к коротышке: «Простите, а вы кто?», тот поперхнулся от неожиданности. Потом долго и путано объяснял, на каком мероприятии их познакомили. Конюхова отмахнулась: «Да кого там только не бывает! Всех не упомнишь». Это уже был удар под дых!

«Колобок» (а это был Аджубей — всесильный зять Никиты Хрущева. — Прим. авт.)  — побагровел, но сумел взять себя в руки. Мужчины увлекли Конюхову на банкет, проходивший в Георгиевском зале. После пары бокалов шампанского веселое настроение к нокаутированному Аджубею вернулось. Он, как это водится в их среде, легко перешел на «ты», покровительственно похлопывая девушку по плечику. Татьяна вскоре заторопилась. Функционер, возбужденно потирая руки и подмигивая, вызвался ее отвезти.

— Итак, сейчас едем…

— Домой! — отрезала актриса.

Ему ничего другого не оставалось, как посадить ее в автомобиль и спросить:

— Куда прикажете, принцесса?

— Плющиха, №…

— А что там у тебя за квартира?

— Я живу в коммуналке, — с вызовом ответила Конюхова.

Когда они подъехали к ее дому, спутник галантно помог выйти Конюховой из машины, приобнял за плечи и, глядя в глаза, спросил: