виновато на мужа: – Древнегреческая трагедия?
– Шекспир отдыхает, – улыбнулся Павел.
– Папа, выпей лекарство! И мне… накапай.
– Я бы тоже не отказался, – разжал руки Павел, посмотрел внимательно на жену, не ожидается ли нового приступа. Миновало. – Только вместо валерьянки предпочел бы виски.
– И мне виски! – потребовал Николенька.
– Договорились, – ответил Павел.
Ирина посмотрела на него укоризненно: нельзя так шутить с ребенком.
Павел и Николай Сергеевич вышли на кухню. Николенька крепко обнимал маму за шею.
– Почему ты плакала?
– Ударилась больно головой. Упала с кровати. Видишь шишку на лбу?
– Вижу. Мура! Вот я трахаться умею и никогда не плачу!
– Давай договоримся – слова «мура» и «трахаться» ты говорить не будешь.
– Почему?
– Они мне не нравятся.
Пришел Павел с тремя стопками на подносе. В одной виски для него, во второй мутная жидкость – успокаивающие капли для Ирины, в третьей разбавленный чай для Николеньки.
– Выпьем!
Ирину поразило, что сын бодро, если не сказать привычно, двинул свою стопку, чтобы чокнуться. Надо больше заниматься ребенком!
– Можно я посплю с вами? – попросил Николенька.
– Э-э-э… – подбирая слова отказа, протянул Павел.
– Конечно, мой хороший! – ответила Ирина. – Устраивайся поудобнее.
Несколько минут, когда Николенька, лежащий между ними, засыпал и вдруг всхлипывал, трогательно и осуждающе, родители молчали. Казалось, сын источает детскую, теплую, с запахом молока энергию, которой лечит их от горестей и заблуждений. Любовь ребенка к родителям эгоистична. Но родительская к нему – во сто крат эгоистичнее.
Павел отнес сына в комнату к дедушке, положил на кроватку. Николай Сергеевич мирно сопел. Нервной системе стариков можно только удивляться. Казалось бы, после произошедшего с дочерью должна возникнуть опасность инфаркта. А он капельки принял и забылся сладким сном.
– Павлик, – начала Ирина, когда он вернулся в постель, – я хочу…
Он накрыл ее рот пальцами:
– Хочу, и точка! Это слово ласкает мой слух. Я тоже хочу. Кто там рассуждал о втором ребенке?
День третий
1
Павел пришел забрать сына из детского сада. Сегодня отличный день. Вообще он заметил – после страстной ночи не бывает дурных дней. Недавние корчи ревности казались глупостью. Но это не единственная его ошибка в жизни, не первый раз он наломал дров во гневе. Счастливо ошибся – и ладно, и спасибо!
Объяснился с Данилой. Физиономия у друга, конечно, сильно пострадала. На важные переговоры пришлось срочно отравлять другого юриста. На вопрос начальника, что с ним стряслось, Данила ответил: «Защищал честь девушки». Потом в курилке доходчиво, в выражениях не особо цензурных, объяснил Павлу про девушку и какого тот дурака сыграл.
– Ну, виноват! – признал Павел. – У тебя нет малолетки сестры, и не понять страхи за нее. Давай поквитаемся? – подставил лицо. – Бей! Не хочешь?
– Оставлю выстрел за собой.
– Договорились. Можешь также занять денег и не отдавать.
– Когда они у тебя будут.
– И у тебя!
Они с энтузиазмом ударили друг друга по рукам.
И Данила и Павел зарабатывали до обидного мало, учитывая их квалификацию. Юридическую компанию, в которой третьим партнером был их начальник и друг, подкосил дефолт. Клиенты не расплатились за выигранные процессы и арбитражные суды. Клиенты сами положили зубы на полку. И вот теперь, спустя два года, забрезжил свет в конце туннеля. Если и дальше так пойдет, если в стране не будет катавасии, они добьются задуманного и заслуженного. Дети Данилы получат большие алименты, Павел перевезет семью в большую квартиру, оба купят машины, построят дачи… Как говорится, лишь бы не было войны!
Воспитательница в детском саду с кислой физиономией, поджатыми губами собралась пожаловаться Павлу на сына, но не успела.
– Татьяна Самойловна! – расплылся он в улыбке, постарался изобразить самую восхищенную. – Потрясающе выглядите! Обворожительно! Вам очень идет стрижка!
– У Татьяны Самойловны, – встрял Николенька, – сегодня критические дни. Я сам слышал, как она говорила нянечке. А когда у меня будут критические дни?
Воспитательница пунцово вспыхнула, Павел закашлялся, стараясь погасить смех.
– Видите, какой он мальчик? – осуждающе покачала головой Татьяна Самойловна.
Она рассчитывала услышать от Павла покаянные слова: мол, дома поработаем над ребенком, повоспитываем. Павел извиняться за сына не собирался. Напротив, он считал (дедушка неоднократно жаловался), что воспитательницам следует укоротить языки. С другой стороны, нападки на воспитателя неизбежно скажутся на ребенке. Павел отправил сына надевать куртку, взял под локоток воспитательницу, наклонился к ее уху:
– Давно хотел вас поблагодарить за неустанное обучение моего сына тайнам женской физиологии. Это новое веяние в педагогике? Упор на раннее развитие, пробуждение интереса? Объясните мне, неразумному, какого рода интерес должен испытывать мой сын, слушая разговоры о родах, абортах или, как сегодня, прошу прощения, о критических днях?
– Никто с ним об этом не говорил!
– Достаточно того, что говорили в его и остальных детей присутствии.
По лицу воспитательницы Павел понял, что стоять завтра Николеньке целый день в углу, быстро сменил тон на лилейный, широко улыбнулся:
– Дорогая Татьяна Самойловна! Ежедневно на восемь часов мы отдаем в ваши руки самое дорогое – своего ребенка. Поэтому относимся к вам со всем возможным почтением! Примите мои самые искренние в этом уверения!
«Не поцеловать ли ей ручку? – подумал Павел. – Обойдется. Во мне умер великий дипломат».
В Москву пришла долгожданная зима. Сыпал снег, пушистый, красивый, как в мультфильме. Они покатались на горке. Для ускорения процесса скатившегося Николеньку Павел подхватывал на руки и сажал на вершину горки. На десятый или двадцатый раз, когда слегка устал, а сын заявил, что он уже «накатанный», Павел посадил его на горку, их лица оказались на одном уровне.
– У меня к тебе мужской разговор, – сказал отец.
– Про женщин?
– В определенном смысле, – усмехнулся Павел. – Ты хотел бы иметь бабушку?
– Настоящую, живую?
– Полностью живую.
– У Вани есть бабушка, у Светы, у Игоря, у многих. Я тоже хочу. Она купит мне железную дорогу?
– Не исключено. Пойдем знакомиться с твоей бабушкой?
– А почему она раньше не знакомилась?
– Потому что отсутствовала.
– В тюрьме сидела?
– Нет, просто потерялась во времени и пространстве.
– Разве взрослые теряются?
– Иногда.
