пролегавшей от Чигирина до Киева.
Отойдя на значительное расстояние от города, странник оглянулся по сторонам: на дороге не видно было ни одной души.
— Ну, — произнес он, обращаясь к своему провожатому, — теперь времени терять нельзя. Гайда в лес, да поскорее! Ха–ха! Дело сделано, теперь уже осталось безделье!
С этими словами он оставил руку мальчика, и оба торопливо зашагали по направлению к лесу, видневшемуся на краю горизонта. До леса было, по–видимому, не менее пяти верст, но путники бодро шагали, не показывая признаков утомления.
— А здорово таращил на пана дядька очи тот казак, — обратился к страннику мальчишка, — словно припомнить что-то хотел.
Нищий усмехнулся в бороду:
— Д–да, ну не желал бы я, чтобы на этот раз ему память помогла.
— У меня даже мурашки по коже побежали.
— Хе, струхнул и я… Одначе ты, малый, того, потише, а то смотри, как бы нас с тобою не подняли туда, откуда я тебя спустил. Здесь и ветер ведь разносит слова. А стоило только тому здоровому дурню протереть лучше свои буркалы… Ну, сам понимаешь…
Мальчишка, действительно, был, по–видимому, способен понимать все с полуслова.
— Небось! Своя шкура тоже дорога! — произнес он с наглой усмешкой.
— То-то же. Да прибавь шагу! На всякий случай надо поскорей замести свои следы.
Спутники замолчали и ускорили шаги. Через полчаса они достигли опушки леса и вошли под его сетчатые, полуобнаженные своды.
Это был старый и дикий черный лес, преимущественно дубовый. Хотя стоял уже конец октября, но деревья еще сохранили часть своей золотистой листвы; дубы она покрывала еще густым и жестким бронзово–красным покровом. Лес был дик и запущен. Тысячи кустарников, молодых деревьев, старых обвалившихся стволов переплетались в нем густой непролазной стеной, а над всей этой массой поподымались вершины могучих столетних дубов.
— Ну, здесь уже все-таки легче, — произнес странник, оглядываясь с удовольствием на охватившую их со всех сторон чащу, — не люблю я открытых мест.
— А я и белого дня! — прибавил мальчишка.
— Гм… Молодец. А не забыл ты, какие приметы?
— Нет, нет! Идите смело за мной.
Путники прошли еще версты три по дороге, пролегавшей через лес. Наконец мальчишка остановился у молодой березы со свежеотрубленной веткой.
— Вот здесь, — произнес он, — отсюда налево.
— Верно, верно, — согласился и странник, осмотрев внимательно ветку.
Они свернули в чащу леса. Время от времени мальчик останавливался у каких-то зарубленных или особенно загнутых веток и с уверенностью продолжал дальше путь.
С полчаса, а может и больше, кружили путники по лесу и наконец дошли до небольшой прогалины, посреди которой стояли две оседланные лошади, привязанные к дереву на длинных поводах. При виде появившихся наконец хозяев, одна из лошадей вытянула навстречу им свою лебединую шею и издала тихое ржание.
— Узнал? — странник подошел к лошади и ласково потрепал ее по шее. — Только ты потише, это тебе не Гадяч.
Затем странник и мальчик взяли лошадей под уздцы и вывели их обратно тем же путем на дорогу. Здесь они отвязали от седел свои длинные кереи, набросили их на себя, нахлобучили на головы каптуры, вскочили на лошадей и поскакали по дороге вперед.
В лесу было тихо и пустынно. Уже всадники проехали верст десять, не повстречавши ни единой души, как вдруг старший придержал коня и внимательно прислушался.
— А что, пане дядьку? — спросил младший.
— Слушай, — произнес отрывисто странник.
Мальчик последовал его примеру; оба замерли, чутко
насторожившись.
В лесу было тихо, так тихо, что слышно было, как падал на землю отживший лист, и сквозь эту тишину до слуха путников явственно донесся какой-то отдаленный шум, то затихавший, то усиливавшийся.
Нищий соскочил с коня и припал ухом к земле.
— Скачут? — прошептал мальчик.
— Скачут.
— Много?
— Душ двадцать.
— Что ж делать?
— Бери лошадей и прячься с ними скорее в самую чащу, да сиди там до тех пор, пока я не крикну тебя дважды пугачом.
— А пан дядько?
— А я! — нищий внимательно оглянулся кругом.
Недалеко от них лесная чаща, отступая полукругом от дороги, образовывала небольшую прогалину, на краю которой поднимался гигантский развесистый дуб; листья покрывали его густой шапкой и могли представить для наблюдателя надежную защиту.
— А вот куда, — произнес нищий и указал мальчику на дерево.
— А если кто заметит?
— А вот ты посмотри, ну ж, живо!
Странник соскочил с коня, сбросил керею, привязал ее к седлу и передал лошадь мальчику, а сам направился к дубу. Через несколько минут он уже сидел на одной из верхних веток, совершенно скрытый густой листвой.
— Ну что? — спросил он мальчика.
Мальчик обошел со всех сторон дуб и ответил уверенно, что тут не рассмотрит и сам дьявол.
— Ну, так ступай, да заберись подальше, чтоб лошади не заржали.
Через несколько минут мальчик с обеими лошадьми скрылся в чаще леса. Слышно было только, как трещали сухие ветви под их ногами, но вскоре и эти звуки исчезли.
Притаившись в листьях, нищий стал чутко прислушиваться. Отдаленный шум слышался уже явственнее, — он приближался; теперь можно было легко различить топот нескольких коней.
Через несколько минут на дороге показался небольшой казацкий отряд. Впереди отряда ехала высокая стройная молодая женщина, вооруженная с ног до головы.
Рядом с нею ехал молодой светловолосый казак.
Небольшой отряд из пятнадцати—двадцати казаков сопровождал их. Лошади путников были утомлены; видно было, что они совершили немалый переезд.
— Тут, что ли, остановимся, Марианна? — обратился к молодой спутнице сопровождавший ее казак. — Вот здесь, смотри, под этим дубом?
— А разве так не доедем? Зачем терять время? До Чигирина ведь близко, — ответила она низким, грудным голосом.
— О нет, еще верст пятнадцать, а то и двадцать осталось… Тебя разобьет, панна Марианна, совсем.
— Пустое!
— Да и лошадям надо бы дать отдохнуть. Смотри, уморились совсем.
— Ну, коли так, то гаразд.
— С коней, панове! — скомандовал казак, обращаясь к своим товарищам. — Сходи на эту полянку, сделаем привал.
Все свернули с дороги и въехали на прогалинку, на опушке которой стоял дуб.
Соскочив с коня, молодой казак подошел к Марианне, чтобы помочь ей сойти с лошади; но девушка отстранила его руку и легко и ловко соскочила сама на землю.
