Ревность окрасила собой и другое чувство поэта, вызвавшее всего больше откликов и породившее многочисленные легенды: к Элизе, как обозначена в Дон-Жуанском списке графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова.
Евпраксия Николаевна Вульф следует в списке за Элизой, но чувство к этой юной деревенской барышне носит совершенно иной характер. Шутливая влюбленность кажется лекарством от любви к женам одесского негоцианта и новороссийского губернатора:
Катерина IV — вероятнее всего, Екатерина Ушакова, хотя, возможно, и Катенька Вельяшева.
В старшей сестре Евпраксии, Анне Николаевне Вульф, или ее кузине Анне Петровне Керн некоторые пушкинисты видят Анну из первой половины Дон-Жуанского списка. Но скорее их нужно видеть во второй половине списка, а предпоследней в первой половине считать Аннет Оленину. Она во всех смыслах предшествует Наталье, которая замыкает его.
Что касается двадцати одного имени второй половины списка, то относительно их принадлежности у комментаторов и вовсе нет согласия:
Марией может быть и княгиня Мария Аркадьевна Голицына, урожденная Суворова, внучка полководца, которой посвящено стихотворение 1823 года «Давно об ней воспоминанье», и графиня Мария Александровна Мусина-Пушкина, урожденная княжна Урусова, которой адресовано стихотворение «Кто знает край, где небо блещет».
Не вызывают споров Софья — Софья Федоровна Пушкина и Александра — Александра Ивановна (Алина) Осипова, которой посвящено стихотворение «Признание».
В таком случае Варвара — это, возможно, Варвара Черкашенинова.
Вера, как полагала Т. Г. Цявловская, — это княгиня Вера Федоровна Вяземская.
Три Анны — Анна Петровна Керн, Анна Николаевна Вульф и Анна Ивановна Вульф, их тверская кузина Нетти («За Netti сердцем я летаю…»).
Вторая Варвара и Елизавета — сестры Ермолаевы, дочери старицкого помещика Дмитрия Ивановича Ермолаева.
Надежда — вероятно, Надежда Борисовна Святополк-Четвертинская, вспоминавшая, как Пушкин бывал у них в доме и танцевал с ней.
И конечно же Аграфена — это графиня Аграфена Федоровна Закревская.
Никаких предположений не существует лишь в отношении имен Любовь и Евгения. Расположенная между ними Ольга соотносится с крепостною любовью поэта — Ольгой Михайловной Калашниковой.
Александра — по-видимому, Александра Александровна Римская-Корсакова, которой посвящены стихи LII строфы седьмой главы «Евгения Онегина»: «Красавиц много на Москве».
Имена двух Елен относят и к Елене Николаевне Раевской, и к Елене Федоровне Соловкиной, которой в Кишиневе был увлечен Пушкин, а также к неизвестной Елене, помянутой в строках едва начатого в 1829 году стихотворения «Зачем, Елена, так пугливо…».
Татьяна — скорее всего, московская цыганка Татьяна Демьянова.
Наконец, Авдотья — Евдокия Ивановна Овошникова, воспитанница театрального училища в Петербурге, выпуска 1822 года, упомянутая в послании к Всеволожскому «Прости, счастливый сын пиров», а также в программе романа «Русский Пелам».
Второй список включил в себя всех, кто, вне зависимости от их социального статуса, сыграл заметную, но всё же не такую значительную роль в истории пушкинских романов, как охваченные первым списком. Главное же — мы находим в нем имена тех, кто не совсем отошел в прошлое, в какой-то мере продолжал играть роль в реальной жизни Пушкина еще совсем недавно или даже играл ее ко времени создания списка.
Кто бы ни скрывался за каждым именем, очевидно, что с большинством из поименованных Пушкина связывали мимолетные романы, нежная привязанность и только с немногими — глубокие любовные переживания, отравленные жестоким кокетством его избранниц и ревностью к соперникам. Юные же создания, как мы видели, предпочитали Пушкину других. Наталья Гончарова, замыкавшая список тех, кто вызвал у поэта наиболее яркие чувства, оказалась первой, отдавшей предпочтение Пушкину.
«Роман в письмах»
Двенадцатого октября Пушкин отправляется из Москвы в Петербург с заездом в тверские деревни, пребывание в которых действовало на него целительным образом. Среди прочего здесь осенью 1829 года создается эпистолярный «Роман в письмах». В нем высказал поэт свои любимые мысли, отразил свои
