Анакин.
Вспышка чёрным перед глазами. Она не успела глотнуть. Воздуху. Света. Воды. На неё прыгнула темнота. Поглотила. А она – проглотила крик.
Не она. Она. Та. Амидала. Не она. Сати. Не помню. Помню. Что. Чужая память. Нет, своя память. Чужая память. Только острые углы. Живые голоса.
Анакин!!!!
Так страшно умирать среди врагов. По своей вине.
Вдруг пришёл покой. Безразличие. Успокоение. Слияние воли. Она пустила память. Свою. Чужую. Всё равно – свою.
Можно кусать локти. Можно кричать. Проклинать. Ругаться, как грузчик. Только всё равно они. Вокруг они. А ты среди них. Перекорёживает изнутри. Ломает. Кости, как арбузные корки. От кромешного ужаса начались преждевременные роды.
Убит. Не убит. Тобой. Мной. Мысли путаются. Мысли болят. Рот кричит. Ухо не слышит крика.
Я проклинаю себя, я проклинаю вас, я проклинаю себя…
Лица, лица, лица.
-Падме, тише, я умоляю. Тише.
-Сволочь.
-Она заговаривается.
-Я не заговариваюсь!!! – орёт, именно орёт она.
Озабоченное лицо:
-Тише, тише. Всё в порядке. Успокойся. Расслабься. А теперь…
И вдруг в неё вошла чужая воля. Чёрной лавой. Она не поняла, чья. Ей переломало. Вывернуло. Она закричала. Так, что услышала свой крик. И этот крик услышали другие. Кеноби отпрыгнул. Йода стал серовато-жёлтым. Она никогда не думала, что кожа магистра может принимать такой цвет. Она кричала. Их отбросило. И только через три долгие секунды она поняла, что они ринулись прочь не от её крика.
Чёрная лава. Воля, вцепившаяся в неё. Река. Ринулось. Промыла. Поломала.
Унесло. Она задохнулась от жара и боли. Река текла, река не давала пощады, река убивала. Выворачивала всё, вплоть до крупинки жизни. Из неё и из детей. Не спрятаться. Не противостоять. Не уйти.
Она не контролировала ничего. Её уносило. За несколько секунд её вымело всю.
И тут она догадалась.
Анакин.
-Эта сволочь убивает её!..
Пусть убивает.
Настал какой-то странный, почти невозможный покой. Ей ничего не было нужно. Вообще. Она ничего не знала. Не чувствовала. Не ощущала. Даже не видела. Зрение отказало ей. Она видела чем-то другим. Отстранённо. Спокойно.
Ради этого… стоило… жить. Чтобы так умереть.
-Делай ей надрез, умрут дети!..
Потому что их мать умирает. Потому что где-то там, далеко, всё дальше и дальше – умирает их отец. Хочет выжить. И забирает из неё силы. Жизнь.
Как славно.
Она села. Прямо на столе. Кеноби отшатнулся.
-Что ты делаешь? Дети…
-Сволочь, - сказала она спокойно. – Он всё равно сильней.
-Уложите её, кто-нибудь…
Дети.
-Не трожьте… моих… детей.
-Помогите. Ей. Дайте наркоз. Сила великая, да сделайте так, да успокойте её как-то…
Она была совершенно спокойна. Спокойна, как смерть. Смерть спокойна всегда. Смерти нет, есть Великая Сила. Такая же спокойная. Как эти гады. Которые желали ей одного только добра…
-Падме, пожалуйста…
-Она не хочет жить.
-Она не может.
-А мы не можем это остановить.
-Нам не надо это останавливать. Если он хочет выжить так… почему нет? Пусть живёт… так.
Она слышала, проваливаясь в пустоту, их голоса. Она чувствовала, как в её живот погружается скальпель. Ей было всё безразлично.
Отомстить.
Голос ушёл. Голос вновь раздался.
-Ноб!
