ситуации, Вейдеру так и не пришлось выбирать. Он пошёл на риск – выжили все. Все трое, а не оба. Ведь было понятно, верно? Какие оба в той ситуации должны были умереть.
Браво. Невесёлая штука – жизнь. А ещё дерьмовей посмертие, которое сам же и выбрал. Он признавал это и никогда не жаловался на судьбу. В сущности, судьба – то, что мы выбираем. Что бы там ни скулили слабые твари. Именно потому он позволил себе восхититься тем, как их сделали с полпинка. Противник-то – оказался на их уровне.
Силы.
Вейдер… вечный фактор икс в планах. Вроде бы послушно отзывался на давление через небезразличных людей. Но уже несколько раз обламывал их. Причём как. Об этом, конечно, не говорилось вслух даже среди своих, но…
Рэклиат иронически улыбнулся. Всё-таки улыбнулся. Про себя. Возмущения в мире Великой Силы. Да-да, как же. Был такой план. Уничтожить одного руками другого. Палпатина – руками Скайуокера. Раз уж появился такой… мидихлориановый мальчик. Потому что тот, другой, давно мешал. И очень.
Мешали оба.
Вот так. Не учтёшь одного, слишком сильного и умного, не оприходуешь в общее регуляционное учреждение – пиши пропало. Забрали б того, кто стал Палпатином, в Храм – был бы джедай. Возможно. А возможно, его отправили в сельхоз. Резервацию для особых психов. Мир, чтобы быть безопасным, должен быть суров. Убей врага, пока враг тебя не прикончил. Ситхи вечно неуправляемы. Чем приносили массу неприятностей. Часто – себе. Но миру вокруг особенно доставалось.
И мир кричал. И Сила возмущалась.
Кто и когда первым стал мечтать о мире, отрегулированном, как часовой механизм? Мире, который будет идеален. Идеален для тех, кто отрегулировал его. И, наверно, для всех прочих.
Мечта сумасшедшего, конечно. Но существует критическая масса мечты. Когда она начинает воплощаться в реальность. Для этого нужно лишь, чтобы большая масса живых существ начала мечтать об одном. Тогда они начнут претворять это в жизнь. Непроизвольно.
Он закрыл глаза. Устал. Вообще устал здесь жить. Жить. И… не верил он в этих людишек. И нелюдей. А они… они всё-таки всех обломали.
Он прекрасно знал, что начнётся теперь. Полная разбалансировка. Потому что они просто не знают, что делать в мире, в котором не совершилось того глобального, что они ожидали. Император не умер. Он…
Рэклиат печально ухмыльнулся. Всё началось с того, что мальчишка вообще посмел родиться. Просто – родиться. Причём на отшибе. Вне контролируемой зоны. У женщины, которая терпеть не могла джедаев. Поскольку защитники мира и порядка, как оказалось, действительно, не имели задачи освобождать рабов. А вот убивать своих же беглых – имели задачу. У этой женщины, его матери, был потрясающий нюх на лицемерие. А джедаи – лицемеры. Те, кто примеряет лица. И никогда не находит своего.
Эта женщина вообще была опасна. При всей своей обычности. При том, что плохо понимала мечты и возможности сына. Она его любила. Как свою часть. Но при этом хотела, чтобы тот осуществился. Она была сильной. Уважала силу сына. И она точно знала, чего хочет и чего не хочет она и её сын. Она с ним составила сильную пару. А мальчик должен был быть один. Один.
И тогда они убили её. Набег тускенов или ещё что-то – в масштабах Силы было не важно. Вылилось в набег тускенов. Могло в случайный взрыв кухонной машины. Мир вертится вокруг веретена случайных жестокости и боли. Почему бы не использовать этот рычаг?
Но ту партию они продули. С треском. Тускены им подгадили так, как не подгадил Палпатин. Кого было б ненавидеть за случайный взрыв? А в случае захвата и убийства объект для ненависти реален. Да ещё болван Кеноби подбавил. Играл и играл втемяшенную запись: это лишь сны, они прекратятся. Выражал общее отношение Храма к родственным связям. И привязанностям вообще. Довыражался.
И всё. Смерть матери омыла мальчишку так, что здесь всё содрогнулось. Не отчаяние от потери, не слабость. Ярость и жестокость. За одну ночь он умер и родился вновь. Настоящий.
Вместо того чтобы стать уязвимым, стал ненавидеть. Не подчинение – непримиримость. Не горе – гнев. Не вой о привязанности – ярость. Не признание великой истины Ордена: любая привязанность несёт боль. Не отказ от привязанностей. Напротив. Назло всем – влюбился и влюбил, и женил на себе ту девчонку. Пришёл к канцлеру. Предложил союз. А, узнав, что – ситх, испытал не страх, торжество. Союз двух сильных. Такой учитель, как Палпатин, на дороге не валяется. Мастер в лучшем смысле этого слова. Жёсткий, сильный, умелый. Да и сам отнюдь не пришедший в состояние глубоко разочарования от ученика. Столь сильного. И столь способного.
“Ты Избранный… ты же должен был убить ситха…”
Блеяние Кеноби на краю горящего моря. Сам не понимал, что говорит. А говорил он то, что и был должен. Потому что основной функцией избранного от Великой Силы было – уничтожить эту личностную и весьма сильную тварь. Свобода воли, которой нет. Которой просто нет у девяноста девяти процентов. Была – у
Он восхищался ими двумя. Уже после Мустафара, когда Вейдер выжил, было ясно – всем им придётся скверно. Потому что эти двое – смогут. Мир переделать. Силу противопоставить. Им всем противостоять. Учеников найдут… и нашли – каких. Никогда не разменивались на слабых. Не десять тысяч – где-то полторы сотни. И сто пятьдесят – стоили десяти тысяч. Для мира Великой Силы.
Откуда такие эмоции – у него? А надоело. Надоело вечность – глядеть в зеркало и видеть там самого себя. Захотелось посмотреть в окно. На что-то другое. Увидеть не собственную физию – сам мир. Не умиляться на созданные тобой законы. На то, как замечательно функционирует вверенная тебе территория. Как здорово ты её преобразил, построил, окультурил. Как она становится от года лучшей и лучшей, а делают её такой живые марионетки.
Как всё больше она становится похожей на отражение самого тебя.
Смерти нет, есть Великая Сила. А идеал – чтобы мира не было, а была только она.
И сам ты выбрал такой мир. И ничего не можешь поделать.
И вот пришли – двое. Тёмных лордов. Аморальных людей. Эгоистов. Ситхов. Убийц. Манипуляторов. И начали строить мир под себя. И мир Великой Силы потерял любой баланс. Потому что то, что казалось таким правильным, когда к этому прикладывались твои руки – оказалось непереносимым, когда на это сподвигалсь чужая рука. Вы что? С ума сошли? Что это такое? Решили подчинить мир… себе… под себя… Аморальность, беззаконничество… Мир не может, не должен никому служить… только нам. Но мы это делаем не для себя, а для высшего блага, потому мы знаем, в чём заключено высшее благо, мы его вывели в наших лабораториях… как плесень.
Я живу в отвратительном мире. Я приложил к этому руку. Я хотел, чтобы он таким был. Как меня звали, когда я всё это хотел? Когда я мечтал, так упоённо? Я уже не помню собственного имени. И не знаю, что заставляло меня так мечтать. Я? Великая Сила? Я. Мы сами создали свой мир. И устраиваем всё вокруг по его стандарту.
Я не помню своего имени. Вида. Расы. Лица. Я не помню своей жизни. Той, которая была жизнь. И другие тоже забудут. Эти. Новички. Они пока помнят свои имена. Свои жизни. Но уже в жизни став – всего лишь тем, через что проходит наиболее ясно общее воление и закон…
Мы забыли, что такое война. Не когда используют – когда бьют.
У нас будет шанс это вспомнить.
Гости съезжались на бал. Но музыку будут заказывать ситхи. И он… пожалуй, напоследок он всё-таки станцует.
