-То, что Мон не знает всего – враньё, - хладнокровно продолжил Борск. – Вы с кем-то связались. Оба. И мне очень интересно узнать – с кем. Поскольку я сомневаюсь, что разговариваю с
-Да как ты… - начал Бейл. От его иронии не осталось и следа. Он густо побагровел.
-Погоди, - неожиданно властным тоном прервала его Мотма. – Не кипятись, - и тут же стало ясно, кто в этой паре за рулевого. – Я считаю, что Борск должен знать. Потому что, - оборвала она было раскрывшего рот Бейла, - нам скорей нужны союзники против наших прежних союзников. И прятать планы мы должны от них, а не от Борска.
Бейл столь же внезапно из багрового стал белым.
-Это не самая разумная мысль, - сказал он.
-Недостаточно трусливая, ты хочешь сказать? – спросила Мотма. – Хорошо, недостаточно осторожная, - она холодно улыбнулась. – Возможно. Но она разумная. Она очень разумная, Бейл. И если тебе не хочется слушать дальнейшее, можешь выйти и пройтись по саду. Прогулка полезна для здоровья. И восстанавливает душевное равновесие.
-Мон…
-Нам угрожает опасность, - сказала Мотма. – И отнюдь не со стороны Борска.
Бейл быстро повернулся в сторону ботана. Тот был невозмутим. Или непроницаем. Но на взгляд, обращённый к нему, шевельнулся и сказал:
-Я буду говорить то, что чувствую и называть вещи их именами. Нет, я не считаю тебя трусом, - Бейл вздрогнул – от гнева, - поскольку нюхом чувствую: не опасаться тех, с кем вы связались – признак умственной неполноценности.
-И ты хочешь в нашу компанию, - ядовито произнёс Бейл. – В компанию повязанных с этими существами…
-А я уже здесь, - ответил Борск. – И выбор у меня невелик. Знать или не знать. А связаться – я уже связан.
-Борск прав, а я начинаю рассказ, - сказала Мотма. Бейл сумрачно смотрел на неё какое-то время.
-Хорошо, - ответил он. – А я, пожалуй, помолчу, - и до краёв наполнил свой бокал снова.
Мотма
-Это началось ещё до Империи. В тот промежуток времени, когда республику ломало и крутило. Было совершенно очевидно, что из этой болтанки так или иначе родится что-то новое. Желательно сразу. Сформируется всё равно, но если сначала просто распадётся – то мир пройдёт через эпоху раскола, беззакония и войн. А мы за этот период как раз умрём. Жизнь человеческая не сравнима с глобальным процессом. История сделает закономерный шаг. Эту стадию когда- нибудь впишут в учебники и обоснуют. Найдут смысл. Но мы за этот шаг успеем сдохнуть, и смысл нам будет не важен. Все мы хотим жить вечно. Но это невозможно. Тогда мы стараемся жить полноценно. Я тебе говорила о девочке в белом платье? Я всего лишь не пожелала становиться очередной высокообразованной, дорогостоящей статуэткой своей высокородной семьи. Изящной фигуркой, которой можно рокирнуться, например, выгодно выдав замуж, - Мотма усмехнулась. – Интересоваться политикой было модно. Для барышни из определённого круга это было даже нормально. Ничего странного в таком интересе. Тоже одна из граней. Я этим и воспользовалась. Чтобы, в конечном счёте, сделать скачок, которого от меня никто не ожидал. Несколько поездок на Корускант. Снова-таки приличных для молодой барышни, которая должна повидать мир. Они дали мне полезные знакомства вне Хандриллы. И я воспользовалась ими, когда пришло время. Ещё несколько полезных знакомств среди умных и не слишком умных представителей знати и политической элиты на родной планете. Первые сочли, что мой пол никак не влияет на мой политический талант. Вторые сочли, что практика использования юных девушек, выражающих волю тех, кто за ними стоит, которую, к примеру, давно ввели на Набу… - она не договорила, рассмеявшись сквозь зубы. – Как всегда: идиотизм. Словом, я стала сенатором. Честное слово, сам процесс достижения этого места был для меня ничуть не менее привлекателен самой цели. Борьба, интриги, хитрость, кто кого переиграет. Я наслаждалась такой жизнью. Наверно, потому и выиграла, - она усмехнулась. – Где-то там доказано, что по-настоящему получается только то, что делаешь с удовольствием. Эта жизнь была по мне. По мне она и сейчас. Наверно, - философски заметила она, - потому и Альянс. Хотела проверить, насколько мне удастся создать полноценную оппозицию. Ну и в конечном счёте – выиграть. Стать первым демократически избранным президентом победившей новой республики…
-Именно ты? – спросил Бейл.
-Именно я, дружок, - очень мягко ответила Мотма. Борск внезапно издал фырчание.
-Что? – спросила Мотма.
-А пару-тройку алиенов в аппарат? – мурлыкнул Борск. – Ближайшие советники, помощники. Чудо: единение вуки, ботанов и мон-каламари.
-Пожмём рыбкам плавники, - буркнул Бейл.
-Природный хищник обнимает природную добычу, - прищурил Борск глаза. – Но, ведь это бы пришлось сделать. Новая республика должна быть свободна от алиенофобии.
-Так вот ты куда метишь, котик, - без вопроса сказала Мотма.
-Пока я мечу лишь во внимательные слушатели твоего рассказа, - с горловым примурлыканьем ответил Борск. – Потому что прелестные мечты о власти пока остаются лишь мечтами.
-Я стала сенатором, - кивнула Мотма. – Достаточно быстро вошла в Совет Верных. Предварительно хорошо сошлась с влиятельными сенаторами, в первую очередь с Бейлом и Амидалой…
Краем глаза Борск заметил, как скис Бейл. Вдруг, внезапно. При одном упоминании имени Амидалы его вполне так пышущее здоровьем и лёгким загаром лицо вытянулось и приобрело зеленоватый оттенок. На несколько секунд. Затем оно вернулось к своему обычному здоровому и загорелому облику. Но несколько секунд – были. И Борск всерьёз озадачил себя мыслью: а что же было такого там, что при одном имени давно умершего сенатора господин Органа спадает с лица? Любовь? Борск принадлежал к виду, который изо всего спектра ощущений и чувств, сопровождающих сексуальное влечение, испытывал лишь сильное природную потребность в физическом контакте с противоположным полом в так называемый брачный период (или период течки, если называть вещи своими именами). В промежуток между оными он вполне мог оценить красоту и гладкость шкурки какой-нибудь ботанки, её грациозность – с тем, чтобы не метить себе партнёршу на следующий период. Но любовь… Глядя на людей в период их так называемой влюблённости, он однозначно относил их к больным или помешанным. Они становились нервными, иррациональными, дёрганными, переходили за одну минуту от слёз к смеху и наоборот. Эмоционально неустойчивые, зацикленные на каком-то ординарном представителе их вида так, что становилось страшно за их психику. Это была болезнь, похожая на лихорадку, для которой сомнительным антибиотиком была лишь тесная близость с вожделенным предметом. Желательно весь цикл обращения планеты вокруг своей оси. А поскольку это было невозможно, начиналась ломка. Лихорадка, наркотическая зависимость, высокая температура, бред. Такой индивид сгорал, если не вылечивался. И при этом эти же индивиды на протяжении всего существования их вида воспевали данную болезнь как высшую ценность и счастье. Птьфу. Это заставляло задуматься об их эмоциональной полноценности. Или же – использовать их эмоциональную неполноценность себе на пользу. Влюблённый человек слеп, глух и страдает разжижением мозга. Интересно. Не это ли разжижение использовали неведомые друзья-союзники Мотмы?
Может быть. А может, и не это. Однако, при всём неуважении к людям в этом плане, Борск категорически отказывался верить, что спустя двадцать с лишком лет можно всё ещё испытывать к былой любви такое сильно чувство. Вплоть до позеленения лица.
-…после чего мнения разделились.
Он выхватил конец фразы, восстановив контекст. Внутренняя дифференциация в Совете Верных. По видению того, какова должна быть их политика в дальнейшем.
-Амидала была ставленницей и шпионкой Палпатина – до определённого периода времени, - продолжила Мотма. – Затем она всё более и более становилась недовольна им как по личным, так и по политическим причинам. Личное замешивалось на том, что слишком близким союзником канцлера стал её
