За ней оказалось весьма приятное воспоминание. Мы с Флер лежали на пляже, пили вино и разговаривали ни о чем. Она придумывала, что подарить мне на День рождения. Тот еще оказался подарочек: красные плавки с отпечатком руки на заднице.
— Джаспер, ты хоть вообще в курсе, что о вейлах забывать нельзя? — снова обратилось ко мне мое подсознание, почему-то голосом Флер. Разумеется, я знал об этом. Вейлы же злопамятные до жути, будут потом до конца жизни припоминать какую-нибудь глупость. Не сворачивая, я пошел прямо через следующий барьер.
— Мне — чистокровной вейле не удалось тебя удержать! Ты хоть понимаешь, что это значит? — звенел возмущенный вопрос Флер, заполняя пустоту ее дома, в который я вернулся после ее смерти. Здесь все было так же, как я помнил, не мудрено — это же моя память. Собираясь перед отправкой дочери к бабушке и дедушке, она волновалась, расхаживая перед камином туда-сюда, нервно портила безукоризненный маникюр, ломая ногти. Она умоляла меня отступиться, уехать с ними, но я должен был остаться и довести все до конца. Она попыталась меня убедить, используя свой дар, не поскупилась в своих попытках приворожить, но не смогла. Не подчинение дару вейлы не значит, что ты величайший волшебник всех времен и народов, это лишь значит, что ты тупой идиот, и без того желающий отдать ей свою жизнь и сердце.
— Никогда больше, слышишь меня, никогда, не вздумай сделать что-то подобное! — звенел ее голос за другой стеной. Флер стояла вся усыпанная мукой и тыкала в мою грудь своим тонким указательным пальчиком, будто пытаясь запугать. Мари хохотала, наблюдая за нами, и бросала в нас горстки муки.
Вместо шестнадцатигранной комнаты, которую я ожидал увидеть, это воспоминание проходило на кухне в ее доме. И выход отсюда был всего один — дверь, ведущая в коридор. В нем горел свет, наверное, Мари снова забыла его выключить. Я не слышал больше голоса Флер, зовущего меня, но другого выхода все равно не было.
— И вот скажи мне, что хорошего я для себя получила из нашего знакомства?
Ее пальцы перебирали мои волосы, и я чувствовал, что она лежит рядом, держа свою ладошку у меня на груди. Огонь, заполнявший мое тело, утихал, кольцо больше не причиняло неудобств, и только холодные полотенца на удивление раздражали.
— Меня. Разве меня тебе мало?!
Глава 27. Спорим, что все получится?!
Кажется, мой неожиданный вопрос резко отбил у Флер желание говорить. Ее пальцы замерли, чуть поколебавшись, она стянула полотенце с моего лица. Флер была подозрительно спокойна, никакого возмущения или обиды во взгляде. Шумно сглотнув, я ожидал, что сейчас она либо меня изобьет, либо задушит. Но ни того ни другого не случилось. Флер села, внимательно осмотрела мою руку, позвала эльфа, приказав ему принести зелье. Пока домовик исполнял поручение, я боялся лишний раз вздохнуть — это не к добру, что она больше ничего не говорит. Поставив зелье на тумбочку, эльф исчез, Флер даже не взглянула на баночку, она аккуратно водила пальцами по еще темным венам на моей руке.
— Иногда, — наконец, произнесла она. — То есть даже куда чаще, чем иногда. Мне хочется, чтобы ты был рядом всегда.
— Но я же идиот! — заметил, глупо улыбаясь и пытаясь сесть. Голова немного кружилась, чувствовал я себя слабым и немощным, но все это чушь. Флер улыбнулась, возмущенно закатив глаза.
— Верно, и еще какой, — деловито согласилась вейла, положив еще одну подушку мне под спину, чтобы было удобно сидеть.
— Я внес в твою спокойную жизнь слишком много сумбура, — улыбаясь, совсем как идиот, добавил в свое оправдание.
— Вот-вот, — закивала она. — И, знаешь, — интригующе протянула она, ее губы были непозволительно гипнотизирующими и непозволительно близко к моим, — меня вполне устраивает этот сумбур.
Я не выдержал и поцеловал ее. Флер рассмеялась, оторвавшись от моих губ, и потянулась за зельем. Оно было крайне противным на вкус, где она вообще нашла в моем доме такую дрянь?! Эффект зелья был почти моментальным: приятная сонливость растекалась по телу. Устроившись поудобнее, я притянул к себе не особо возмущающуюся вейлу.
— Тогда оставайся со мной, — почти засыпая, пробубнил я.
— Непременно, так просто ты от меня не отвяжешься, — кажется, это было уже во сне или я все же услышал ответ. Неважно, я все равно не собирался ее отпускать, теперь уже никогда и ни к кому.
Флер продержала меня в постели еще три дня, пичкая всевозможными противными зельями. Только в последний день своего лечения я догадался, что она это делает скорее, чтобы я валялся в кровати и часами слушал ее пространственные рассуждения о моде и скуке в Англии. В конце концов, я даже догадался почему: Тремудрый турнир должен был пройти у нас, а не в завораживающем своей красотой Шармбатоне.
— Мой больничный все еще продолжается, или ты меня выпишешь? — прервав пылкий монолог о новой коллекции мантий, спросил я.
— Честно говоря, я бы уже давно тебя выпустила и отходила бы хорошенько чем-нибудь тяжелым за то, что ты сотворил, но миссис Поттер настаивает на твоем лечении, — ох, так вот почему Флер еще не приложила свои ручки к моему лицу и шее. — А что это за кольцо такое?
— Я и сам не знаю, — легко признался я. — Просто я попросил у Себастьяна придумать что-нибудь, чтобы защитить мои мысли от посторонних «читателей». Очевидно, что фантазия моего дядюшки побила все рекорды странности.
— Это родовой перстень, оболтус, — рассмеялась она, рассмотрев рубин. — Только почему произошло все это безобразие, я так и не понимаю.
— А что сказала мама? — повалив девушку на кровать, поинтересовался я.
— Сказала, что ты — идиот и тебе нужна помощь, — пытаясь выбраться из моих объятий, ответила Флер. Поняв, что все ее попытки тщетны, она устроилась поудобнее и начала допрос:
— Что произошло, когда ты надел кольцо?
— Сначала ничего не происходило, а потом какая-то игла стала проходить сквозь мой палец. Крайне неприятный процесс, — поежившись, ответил я.
— Какое испытание для тебя придумала магия кольца? — она внимательно рассматривала кольцо, даже попыталась его снять, но ничего не получилось. Скорее всего, снять его можно будет только с пальцем.
— Что-то вроде лабиринта, из которого мне нужно было выбраться, — ага, лабиринт мой грязных мыслишек, в котором можно запутаться и слететь с катушек.
— И как я тебе помогла? — должно быть, Флер еще до конца не понимала, как ее монолог помог мне.
— Ты вела меня через лабиринт и, как видишь, вывела, — Флер до жути боялась щекотки, и сейчас я без зазрения совести пользовался этим, лишь бы она не решилась спросить меня, зачем я вообще задумал надеть это кольцо. Но не судьба, отбившись от меня, она все-таки спросила. И что мне было отвечать? Как мне сказать ей, что большую часть времени, смотря на нее, я считал ее женщиной другого мужчины? Как мне сказать, что она была неверной женой, но любящей матерью? Как мне сказать, что я любил ее настолько, что после ее смерти потерял последние крупицы разума? Как мне сказать, что я убил ее? Как мне сказать, что она будто мой крестраж: убьют ее, умру и я?
— Как- нибудь потом я обязательно тебе все расскажу.
— Не забудь, — легонько толкнув меня в плечо, Флер устроилась поудобнее на кровати и снова продолжила свой длинный монолог о моде.
По прошествии еще пары дней, Флер все же сжалилась надо мной и разрешила вставать с кровати. Хотя мне кажется, главной причиной этого разрешения было то, что она получила вопилер от матери и спешно вернулась домой. Вооружившись недельной стопкой газет, я засел в своем кабинете. Мысли мои на удивление были ясными, будто я и не являюсь страдающим шизофренией психом, дублирующим младшего брата. Самой интересной заметкой оказалась статья об убитом сыне министра финансов. Обалдеть! Оказывается, мы с Себом убили не просто чванливого парнишку оборотня, а парнишку оборотня, чью смерть начали расследовать с особой тщательностью. Ну, удачи.
Все остальные статьи в пророке пестрили предвкушающим восторгом от приближающегося Кубка мира по квиддичу. Было много материала о каждом члене команды и попыток предсказать исход матча. В общем, чепуха чепухой. Закончив с газетами, я принялся за корреспонденцию. Доминика жаловалась, что Натан зациклился, и ей никак не удается его очеловечить. Хм, с этим нужно было что-то делать, но вот только не ясно что. Все прочие письма оказались счетами и прочей финансовой чепухой.
— Не могли бы Вы соблаговолить ответить мне, Джаспер Джеймс Эванс, какого дьявола Вам вздумалось надеть родовой перстень?! — заходя в кабинет, я убедился, что мамы нет, и только потому расположился здесь, но, к несчастью, пропустил тот момент, когда она вернулась на картину.
— Ох, ты об этом… — отступать некуда — позади стена!
— Об этом, об этом, — постукивая по своей части рамы, мама представляла собой жрицу справедливого возмездия. Одним словом, смерть она мою представляла.
— Ну это… как бы… вот так… и туда… и от так, — пролепетав что-то несуразное, я трусливо аппарировал с места преступления.
Фух, пронесло!
Заходя в магазин дяди и наткнувшись на посетителей, я сделал морду кирпичом и так же невозмутимо, как и они, стал рассматривать товар. Среди множества странного темномагического хлама, вдруг обнаружил книгу по прорицаниям. Мельком взглянув на протирающего какую-то чашу Себа и покупателей, в которых я признал семейку министра спорта, достал книжку со стеллажа. Фолиант был
