Петербурге уже с 1913 года, британский агент Брус Локкарт в своих мемуарах «Британский агент».
«Это был абсолютно другой город. Улицы были в ужасающем состоянии. Снег не убирался уже несколько недель и поездка на санях от Финляндского вокзала до английского посольства была как американские горы, только без всякой безопасности. Люди на улицах выглядели очень несчастными и депрессированными. Лошади были в ужасном состоянии. Их как будто уже недели не кормили. Перед Троицким мостом валялась дохлая лошадь. Она вросла в лёд и очевидно лежала уже давно».
Далее Локкарт так описывает жизнь в Петрограде в начале 1918 года.
«Некоторое время после революции настоящую опасность в городе представляли не большевики, а бандиты и анархисты. Они захватили лучшие дома в городе и, вооружённые до зубов, осуществляли действительное управление столицей. Однажды они ограбили самого Моисея Урицкого, раздев его догола, когда тот ехал в ЧК. Ему повезло, что остался живой. После этого случая Урицкий ездил только с охраной и сам держал палец на спусковом крючке. По ночам раздавалась беспорядочная стрельба. Большевики не имели реальной силы, чтобы справиться с этой ситуацией… Троцкий сам охранялся охраной из семисот нью-йоркских «прибалтов».
А вот как описывает жизнь в Петрограде сразу после революции в 1918 году еврейка Зинаида Гиппиус в своих дневниках. Эти «Дневники» (Зинаида Гиппиус «Дневники». Изд. Захаров. М. 2002), видимо, самое ценное из всего того, что она написала или порывалась написать:
«10 ноября 1917 года, пятница. Кошмар длится. Сместил Ленин верховного главнокомандующего Духонина. Назначил прапорщика Крыленко (тов. Абрама).
«24 января 1918 года, среда. Погромы, убийства грабежи, сегодня особенно на Вознесенском, продолжаются без перерыва. Убитых скидывают в Мойку, в канал, или складывают как поленицы дров».
«26 февраля 1918 года, понедельник. Новость:
Официально объявлена Петроградская коммуна и Диктатура Троцкого».
Теперь вам понятно, чем стала Россия непосредственно после революции? Слушайте ещё раз:
«Официально объявлена Петроградская Коммуна и Диктатура Троцкого!»
— Троцкого, а не кого другого! То есть государство, созданное в результате переворота 7 ноября 1917 года называлось «Петроградской Коммуной и Диктатурой Троцкого».
«Советская Россия» и, тем более, «СССР» — это названия, которые придут позднее! А сейчас была 'Петроградская Коммуна', типа, русская 'Парижская Коммуна'. Троцкий был достаточно реалистичен, чтобы пониматьь, что Петроград — ещё не Россия; и понимал, что без помощи тех, кто прислал его на пароходе из Нью-Йорка, жить ему осталось всего ничего. Страх за свою жизнь делал его невменяемым и заставлял максимально напрячься.
Гиппиус: «17 марта 1918 года, суббота. Вчера на минуту кольнуло известие о звероподобном разгроме Михайловского и Тригорского — имений Пушкина. Но ведь уничтожили и усадьбу Тургенева. Осквернили могилу Льва Толстого. А в Киеве убили 1200 офицеров, у трупов отрубали ноги, унося сапоги. В Ростове убивали детей, школьников кадетского корпуса, думая, что это и есть, объявленные вне закона «кадеты». У России не было истории. И то что сейчас происходит — не история. Это забудется как неизвестные зверства неоткрытых племён на необитаемом острове. Канет. Мы здесь живём сами по себе. Кто цел — случайно. На улицах вонь. Повсюду лежат неубранные лошади. Каждый день кого-то расстреливают, «по районным советам…
«18 мая 1918 года, пятница. Скажу кратко: давят, душат, бьют, расстреливают, грабят, деревню взяли в колья, рабочих в железо. Трудовую интеллигенцию лишили хлеба совершенно: каждый день курсистки, конторщики, старые и молодые падают десятками на улице и умирают тут же, сама видела…
14 октября 1918 года, воскресенье. В Гороховой (ВЧК) «чрезвычайке» орудуют женщины (Стасова, Яковлева), а потому — царствует особенная, — упрямая и тупая, — жестокость. Даже Луначарский с ней борется и тщетно: только плачет (буквально, слезами!) Характерен современный большевистский лозунг: «лучше расстрелять сто невинных, чем выпустить одного «виновного»! (Потом, когда надо будет разложить СССР, братья Вайнеры вспомнят 'Эру милосердия'.) Отсюда и система заложников и всё остальное. Пища иссякает. Масла нет и по 40 рублей фунт. Говядина была уже 18 рублей. Едят только красноармейцы. Газет не читаю, — там одни декреты».
«22 октября 1918 года, понедельник. Обеими руками держу себя чтобы не стать юдофобкой. (Это говорит еврейка) Столько евреев, что диктаторы, конечно, они… (улицы) переименовали. То улица «Нахамкинсона», то улица «Слуцкого», и других неизвестных большевистских жидов».
«28 октября, воскресенье. Да ведь мы все — умираем от голода, многие опухли — страшны до неузнаваемости. Точно голод в Индии. Не только мы, интеллигенция, — в таком положении и рабочие: ведь нельзя с семьёй жить на 450 рублей в месяц, когда кусок мяса (если добудешь) стоит 200 рублей. Я это пишу и знаю, что мне потом не поверят. Но я честным словом заверяю — мы умираем с голоду. Умирают все (кроме комиссаров, их присных и жуликов)».
«2 декабря 1918 года, воскресенье. В прошлом году у нас было масло, молоко — вообще что-то было (например, магазины, лавки и т. д.). Теперь чёрная мука — 800р., каждое яйцо — 5–6 р., чай — 100р., (всё, если случайно достанешь)…Наше «сегодня» — это не только ни в какой мере революция. Это самое обыкновенное кладбище».
«15 декабря, суббота». На Садовой — вывеска: «Собачье мясо, 2р.50к. фунт». Под вывеской длинный хвост. Мышь стоит 2 р.». http://zarubezhom.com/Images/SpecialMission1917-Bread.jpg
А в октябре 1917 года, буквально за несколько дней до начала всех этих ужасов, Борис Соколов ел бутерброды с лососиной на Невском проспекте, а театры и рестораны были набиты хорошо одетыми и весёлыми людьми.
В борьбе за мировую еврейскую революцию
Отобрав у людей еду и деньги, и запустив по улицам вооружённые патрули, обладающие правом ставить к стенке по своему усмотрению, и сдав их всех на расправу к Моисею Урицкому и Зиновьеву- Апфельбауму, Троцкий мог вполне заняться неподписанием мирного договора с немцами. Формально ещё была война, и Германия, как и Россия до революции, ещё была Германской империей и имела императора, который был таким же размазнёй, как и Николай Второй. Император Вильгельм имел полностью еврейское правительство, хранил свои деньги в еврейском банке Блейхрёдера в Берлине и весь немецкий Генеральный штаб, на который так любят ссылаться американцы, был забит евреями. В связи с этим вам ясно, почему поезд с Лениными и другими, а их было около 250–300, евреями, беспрепятственно проехал через линию фронта с обоих сторон? Поэтому, в результате эффективных и координированных действий Троцкого и немецких евреев, ровно через год после русской революции, в ноябре 1918 года, отречётся от престола и германский император. У власти в Германии евреи поставят такое же марионеточное «демократическое» временное правительство немецкого «Керенского» по имени Фридрих Эберт http://en.wikipedia.org/wiki/Friedrich_Ebert, в задачу которого тоже будет входить передать власть немецкому «Троцкому» или вообще самому Троцкому, когда тот войдёт в Германию на красных штыках. Однако в Германии окажется не предателем министр обороны по имени Густав Носке http://en.wikipedia.org/wiki/Noske, который и не даст пропасть Германии таким же ужасным способом, каким пропала Россия.
Однако у большевистских путчистов была одна маленькая загвоздка — надо было ещё расквитаться с Учредительным Собранием. Борис Соколов говорит, что сейчас «практически никто не упоминает об Учредительном Собрании, а ведь это было центральное событие того времени». Далее: «Ленин, ещё по приезде в Петроград объявил, что Всероссийское Учредительное собрание должно быть созвано немедленно». Троцкий ещё 7 октября на Всероссийском Демократическом Совещании всех партий требует созыва Учредительного Собрания. Весь 1917 год большевики имеют только два лозунга: «Мир на фронте» и «Даёшь Учредительное Собрание». Но Учредительное Собрание ждала та же судьба, что и мира на фронте — власть переменилась, и политика тоже развернулась на 180 градусов. Учредительное событие должно было начаться 27 ноября, но большевики тут же перенесли его на 5 января, объясняя, что, дескать, прежде, все делегаты должны зарегистрировать свои фамилии и место проживания у товарища Урицкого. Это была явная провокация. Соколов, как член военной комиссии эсеров, в функцию которого входила охрана Учредительного собрания подробно описывает, как большевики уже сразу после выборов в Учредительное собрание задумали разогнать его, что они успешно и сделали.
