Объявляю, что завтра я назначаю парад победителей, который состоится на Красной площади!
Комов вздрогнул.
— Вот тебе и фишка с шайбой! — негромко сказал он Лизе.
— Ну и что! — строптиво отозвалась та, — Там сейчас попсу поют и даже каток устраивают!
Генералы со всей серьезностью выслушали указание насчет парада и стали рассаживаться в джипы. Застрекотали моторы; маленькие машинки развернулись, постреливая сизым дымом, и умчались в свой таинственный мир.
Цаплин провел рукой по подбородку.
— Больше всего мечтаю побриться!.. Но — стоп! Присядьте, друзья мои. Нужно отметить сегодняшний день!
Наклонившись, он достал из ниши под столом бутылку и, разглядев на свету этикетку, объявил:
— 'Токай Пино Гри' с холмов Эльзаса, — он вздохнул. — Ах, как скучаю иногда по винам моих студенческих лет! 'Виноградники Ай-Даниля! 'Саперави', 'Токай', 'Мускат'…', — процитировал он. — Это кажется, Ахмадулина, а?.. Постойте! — вдруг всполошился он. — Мы ведь с вами впервые встретились в опере, так разве можно забыть о музыке в такой возвышенный момент! Какую музыку вам поставить? — спросил он Лизу.
— Не знаю… — замялась девушка и посмотрела на Алексея.
— По гороскопу она Водолей, значит, в соответствии с космической схемой музыкальных октав, ее ключевая тональность — ля-мажор, — с готовностью подсказал Комов, находящийся под воздействием недавно прочитанной 'Музыкальной гаммы и схемы эволюции'.
— Значит, концерт Моцарта для кларнета с оркестром, — заключил Цаплин.
Он отошел к этажерке, густо заставленной дисками ('Мыши награбили', — желчно подумал Комов) и сноровисто отыскал нужную коробочку. Когда зазвучал Моцарт, он вернулся к бутылке.
Увидев в Цаплинских руках штопор, Комов вспомнил о слабом сердце ученого и спохватился:
— Арнольд Андреевич! Позвольте это сделать мне!
— Нет-нет! — отвел его ладонь Цаплин. — Я так давно не общался с людьми… с нормальными людьми, — фарисейски поправился он. — Давайте вести себя безо всяких условностей. Как будто… да! как будто в старые добрые студенческие годы… — сказал он и засмеялся квакающим смехом, от которого Лизе и Алексею стало неуютно, как бывает неуютно всем нам рядом с сумасшедшим. — А вот и закуска — под стать нашим, хе-хе, романтическим воспоминаниям, — пошарив в ящике стола, Цаплин вынул галеты и сыр.
Сыр, впрочем, был дорогой и такой вкусный на вид, что органы пищеварения Лизы и Алексея сразу напомнили хозяевам о своем существовании.
Хлопнула пробка, освободив эльзасское вино из заточения; расплавленный янтарь потек в три бокала: два приземистых и один на высокой ноге. Высокий, разумеется, отдали Лизе.
— Ну что же, — проговорил Цаплин, подняв свой бокал, словно факел в потемках. — Вспоминаю, как читал классиков… даже экзамены по ним сдавал. Все эти теории — от Платона до Маркса — имеют такое же отношение к жизни, как какие-нибудь компьютерные игры. Нет объективных законов бытия, как нет объективного выпадения дождей! Человечества как осмысленного понятия в наше время не существует. Бог перебрался в гения. Выпьем за нас, трех гениев, собравшихся в восхитительном уединении от человечества!
— Тогда — еще и за Мишку, — наивно предложила Лиза.
— Какого Мишку?
Лиза вынула из сумочки фотографию, где Мишка стоял в обнимку со своей доской на колесах, и показала Цаплину.
— Сын.
— А как он? — спросил Цаплин-В безопасности?
— Отправлен к дальним родственникам.
Цаплин еще раз посмотрел на фотографию.
— Хороший мальчик. Похож на меня в детстве… Но мы забыли про вино!
— Знаете, Арнольд Андреевич, — предложил Комов, — давайте не будем уличать нас с Лизой в гениальности, а выпьем исключительно за вас. Не забывайте, что, в соответствии с договором, который мы заключили, вы теперь дороже всех для человечества, хотя и стараетесь от него откреститься.
— Да, мне сообщил генерал Тиуи. Вы действовали логично. Хотя напрасно так волновались. Недооценили мои способности видеть всю шахматную доску… Что же, раз вы настаиваете, давайте выпьем за меня.
Все выпили. Цаплин распотрошил пачку галет и стал резать сыр, подпевая под нос Моцарту. Алексей понял, что надо пользоваться моментом, пока профессор находится под воздействием хорошего вина и не менее хорошего настроения. А то вдруг гарант сохранения человечества сильно расстроится — и сердце прихватит. К тому же, не исключено, что еще не закончилось действие препаратов, которыми его пичкали у полковника Сергея Петровича, что тоже на руку.
— Я хочу попросить у вас извинения, Арнольд Андреевич.
— За что? — удивился Цаплин, протягивая Комову кусок сыра.
— Дело в том, что нам нужен был предлог для проникновения на объект, где вы содержались, и пришлось с этой целью отдать архив, который находился у вас на квартире. Вместе с жестким диском компьютера впридачу.
— Ах это! Пустяки. Там ничего особо важного не было. Все мои главные материалы здесь, в полной сохранности и прекрасно систематизированы, в них даже малограмотный человек разберется… К тому же всю нужную информацию я снимаю как минимум на две дискеты и храню их в разных местах… причем одна дискета не знает, где лежит другая! — завершил он со смехом.
Комов достал из кармана 'Предуктал' и положил на стол перед Цаплиным.
— Возьмите, вот лекарство, которое вы забыли в театре. Берегите себя. Если с вами что-то случится, то судьба человечества…
— Не волнуйтесь, — перебил Цаплин. — Ничего такого не произойдет.
— Вы что, пока сидели в камере, успели изобрести эликсир бессмертия?
— Нет, тут другое, другое… научно-аналитический подход, хе-хе… Я же сказал вам, что вижу всю шахматную доску… — в непонятном порыве Цаплин схватил бутылку и снова наполнил бокалы.
— Друзья мои! Вы мои единственные друзья! Вас ожидают великие дела и грандиозные посты!
Комов вздрогнул второй раз за последние сорок минут.
— А скажите… насчет парада — вы серьезно?
— Конечно! Генерал Тиуи сообщил мне, что мэр смещен, а новое правительство Москвы признало наше руководство. После парада я переселяюсь в Большой Кремлевский дворец, часть вещей я уже велел туда отнести. А потом мы поставим ультиматум президенту этой страны.
— Арнольд Андреевич, а может не надо всё вот так… переворачивать? — осторожно сказал Комов.
— Мы вас очень просим! — поддержала Лиза.
— Как это — не надо? — изумился Цаплин. — Я только начал!
— А что дальше?
— Дальше — справедливое общество. Никакого бандитского капитализма! Никто не посмеет обидеть человека в очках в 'Москвиче'! Никто! Ясно?..
Алексею и Лизе больше всего было ясно, что профессор очень устал и возбужден.
— Извините, Арнольд Андреевич.
— Ничего, — махнул рукой Цаплин. — Вы просто устали. И немножко взвинченны, я понимаю. День был трудный… Надеюсь, мы еще вернемся к этой теме. Идемте, я покажу вам ваши апартаменты. Еще пару дней вам будет пока опасно появляться наверху.
Алексей и Лиза переглянулись. Цаплин понял это по-своему и успокоил:
— Не беспокойтесь, у вас будет всё необходимое. Я бы конечно мог иметь здесь сонмы слуг и прислужников. Но не хочу. Когда надо, они (он махнул рукой туда, куда умчались джипы) что-то как-то организуют. Тогда приходят какие-то люди, чинят, чистят, приносят, уносят… Я не интересуюсь. Один раз забыли положить мыло, очень извинялись… (хмыкнул) Как будто не знают, что я не обращаю внимания на
