торговли, являясь ее документальным подтверждением. По всей вероятности, другие сотрудники калифорнийского офиса Drexel знали, чем он занимался в тот период.
Впервые за время расследования Дал задал себе вопрос, чьи интересы на самом деле отстаивают его адвокаты: его или Милкена. Стал бы Милкен выгораживать его так же, как он сам до сих пор был готов выгораживать Милкена? Дал не был в этом уверен.
Сразу же по окончании разговора Дал позвонил во Флориду своему близкому другу, адвокату Стиву Эндрюсу. Сын судьи, Эндрюс в свое время состоял в том же студенческом братстве университета штата Флорида, что и Дал, а теперь был практикующим юристом в Таллахасси. Несмотря на то, что Эндрюс как юрист не специализировался на ценных бумагах, он хорошо знал эту сферу деятельности. Он получил степень по налоговому праву в университете штата Нью-Йорк и какое-то время был одним из руководителей небольшой флоридской фирмы, занимавшейся ценными бумагами. Важнее всего было то, что адвокат, имевший рост шесть футов три дюйма и мощное телосложение, обладал, помимо этого, здравомыслием человека, весьма далекого от треугольника Манхэттен/Вашингтон/Беверли-Хиллз и окружения Милкена. Дал чувствовал, что ему можно доверять.
Чтобы дать другу совет, Эндрюсу понадобилось узнать всего лишь две вещи: что Дал получил повестку о привлечении к уголовной ответственности в связи со следствием по делу Милкена и что его представляют те же адвокаты, что и самого Милкена. «Найми себе нового адвоката, – сказал Эндрюс. – Немедленно». Дал захотел нанять Эндрюса. Тот согласился, но настоятельно порекомендовал Далу пригласить еще одного, нью-йоркского адвоката.
Дал перезвонил Литту и сообщил, что ему нужен другой адвокат – такой, который одновременно не представлял бы интересов Милкена. Литт тотчас осознал значимость потенциального «отступничества» Дала. Он настойчиво утверждал, что другой адвокат Далу не нужен, что им всем лучше держаться вместе. На этот раз – особенно из-за отсутствия у Литта поддержки в лице Уильямса – Дал не поддался на уговоры. Эта стратегия не уберегла его от получения повестки подследственному.
Не желая терять контроль над Далом, Литт сказал, что он составит список адвокатов и представит его на рассмотрение Дала. Но шло время, а ожидаемого списка все не было; Литт, видимо, надеялся, что Дал передумает. Тогда Дал позвонил одному из своих основных покупателей облигаций, Карлу Линднеру. Линднер порекомендовал ему собственного адвоката, Питера Фишбейна из нью-йоркской Кафе, Scholer – фирмы, что представляла Фримена. И только после того, как Литт узнал от Дала, что тот намерен переговорить с Фишбейном, список кандидатов на роль нового адвоката Дала попал в руки последнего. Неудивительно, что он состоял только из надежных членов «паствы» Paul, Weiss и Williams&Connolly, включая тех, которые уже представляли Дона Энгела и клиента Милкена Фреда Карра. Дал встретился с ними, и его подозрения, что их преданность интересам клиента может в данном случае отойти на второй план, укрепились. Он решил нанять Фишбейна.
Фишбейн и Эндрюс немедленно прилетели в Калифорнию на встречу с Далом. Оба адвоката опасались возможного разоблачения их клиента. Они предполагали, что тесно связанный с Милкеном Спигел из Columbia Savings также находится под следствием, и боялись, что тот пойдет против Дала, дав уличающие его показания в рамках сделки о признании вины, прежде чем Дал сам заключит то или иное соглашение с обвинением. Дал не верил, что Спигел будет его выгораживать.
Доверять Милкену у Дала тоже не было оснований, и вот почему. Когда Дал и его новые адвокаты наконец изучили присланную ему повестку, их удивило, что в ней не упомянуты сделки, совершенные Далом для Columbia Savings. Напротив, она охватывала серию сделок с обыкновенными акциями для Боски, отраженных в учетных записях Дала, – сделок, являвшихся частью покрытия задолженности, кульминацией которого стала выплата 5,3 млн. долларов. Дал не помнил, чтобы он когда-нибудь проводил такие сделки, и считал само их присутствие в своих отчетах нелепостью, потому что для Боски он торговал только облигациями и никогда – обыкновенными акциями. Последнее было личной прерогативой Милкена.
При дальнейшем рассмотрении выяснилось, что почерк Дала не совпадает ни с одной из записей в приобщенных к делу биржевых тикетах. В дни, указанные на двух из них, Дала даже не было в Беверли- Хиллз. В нижней части одного тикета стояли инициалы «М.М.». Увидев квитанции, Дал понял, что произошло: Милкен попросту заставил его [Дала] помощницу внести сделки в его отчеты. Дал заключил, что обвинение, так сказать, ошиблось адресом, что он сможет доказать свою непричастность. Он был уверен, что Милкен его в этом поддержит.
Дал немедленно отправился к Литту. «Эти сделки провел не я, а Майк», – сказал Дал. Он рассчитывал, что известие о том, что его следует освободить от обвинения, встретит со стороны Литта живой отклик и готовность исправить положение. Вместо этого Литт невозмутимо и безапелляционно заявил: «С этими сделками все чисто. О них вообще можно не беспокоиться». Дал, полный решимости стоять на своем, предложил, чтобы Милкен просто подписал аффидевит о том, что сделки провел он. Дал не сомневался, что обвинители, прочтя аффидевит, сразу же прекратят следствие по его делу. Он сказал, что если сделки, как утверждают адвокаты Милкена, были полностью законными, то терять Милкену нечего. Литт отнесся к аргументам Дала с явной прохладцей, но сказал, что поговорит с Милкеном. Эндрюс в свою очередь ополчился на Ричарда Сэндлера, который также настаивал на отсутствии в сделках всякого криминала. «Если это так, – парировал Эндрюс, – то почему бы Майку просто не заявить, что это его рук дело?»
Неделю спустя Литт сообщил ответ Милкена: тот отказался подписывать какой бы то ни было аффидевит или признаваться в проведении сделок иным образом. Более того, у помощницы Дала случился «провал памяти», она, мол, ничего не помнила о сделках, так что ждать от нее помощи тоже не приходилось. Дал был ошеломлен. «Майк знает, что он провел эти сделки, – воскликнул он. – Боски знает, что их провел Майк. Распорядитесь, чтобы обвинение спросило Боски, кто их провел на самом деле».
Литт ответил, что указывать государственному обвинению, о чем ему спрашивать своих свидетелей, не входит в его обязанности. «Не поднимайте шума и держитесь крепко, и проблема исчезнет», – гнул свое Литт. Он настоятельно рекомендовал Далу и его новым адвокатам ничего не сообщать обвинению о том, проводил ли Дал подозрительные сделки или нет.
Дал проявлял нерешительность, и лагерь Милкена усилил давление на него. Однажды Милкен отозвал Дала в сторону и сказал, что Эндрюс дает ему плохие советы и что ему следовало бы нанять другого адвоката. Дал ответил, что не сделает этого, так как доверяет Эндрюсу и хочет иметь с ним дело и впредь. Тогда Милкен и Сандлер сменили тактику. Они предложили Эндрюсу перевести практику в Беверли-Хиллз и открыть офис у Сэндлера в здании Drexel, намекнув, что на новом месте он будет получать намного больше. Эндрюс увидел в этом плохо завуалированную попытку подкупа ради привлечения его на свою сторону и наотрез отказался.
Ни в коей мере не связанные верностью интересам Милкена, Эндрюс и Фишбейн посоветовали Далу как можно быстрее попытаться вступить в переговоры с федеральной окружной прокуратурой. Это решение было для Дала непростым, несмотря даже на то, что Милкен, по его мнению, предал его, отказавшись признать за собой сделки для Боски. Он не хотел причинять вред Милкену, который, как ни крути, сделал из него мультимиллионера. Но Дал не желал садиться в тюрьму по заведомо ложному обвинению. И, во многом из-за того, что Боски пожертвовал Милкеном ради сделки о признании вины, Дал не хотел, чтобы Спигел его в этом опередил. Он поручил своим новым адвокатам обратиться в прокуратуру.
Примерно тогда же, в сентябре 1988 года, Фред Джозеф приехал в Беверли-Хиллз на ежегодный ужин для высшего руководства фирмы. Среди гостей был Милкен и почти вся верхушка калифорнийского офиса. Выражая благодарность высокодоходному отделу, Джозеф зачитал имена трейдеров, чьи достижения укрепили фирму в том непростом для нее году. Джозефу никогда не нравился Дал, и недавнее предупреждение адвокатов о том, что Дал, возможно, пойдет на сотрудничество с обвинением, еще больше усилило его неприязнь. Джозеф не смог заставить себя похвалить его. В списке отличившихся, оглашенном Джозефом, Дала не было.
Это была тактическая ошибка. Дала это больно задело и разозлило. У него были наилучшие показатели в офисе; все свои знания и опыт он отдавал фирме. Официальная позиция Drexel состояла в том, что ему следует говорить правду, и именно это он намеревался делать. Он решил, что Джозеф не заслуживает его преданности.
Позднее в том же месяце на Сент-Эндрюс-плаза прибыл курьер с объемистым заявлением, подготовленным Фишбейном и его сотрудниками и содержащим документальные доказательства непричастности Дала к инкриминируемым ему сделкам. Дал и его адвокаты с тревогой ожидали реакции
