такой репутацией, как у Высоцкого. В музыкальных кругах ходили слухи, что, возмущенный вторжением в свою вотчину чужака с какими-то сомнительными Лесенками, «мэтр советской песенной поэзии» Евгений Долматовский (спокойно зарабатывающий себе на хлеб с маслом бессмертными «Комсомольцами- добровольцами») на заседании художественного совета фирмы «Мелодия» взбунтовался: «Любовь к Высоцкому — это неприятие Советской власти. Нельзя заблуждаться: в его руках не гитара, а нечто страшное. И его мини-пластинка — бомба, заложенная под нас с вами. И если мы с вами не станем минерами, через 20 лет наши песни окажутся на помойке. И не только песни».
Что ж, в провидческом даре Долматовскому не откажешь.
Популярный в 70-х годах эстрадный певец Эдуард Хиль, смеясь, вспоминал аналогичное заседание «суда инквизиции» — худсовета, утверждавшего его программу. В ней были три песни Вениамина Баснера на «морские» стихи Высоцкого. Члены совета возражают.
— Так это не тот, — тут же нашелся Хиль. — Это Василий Высоцкий, наш ленинградский малоизвестный поэт.
Тексты прошли на «ура». Пластинка Хиля с песней «Когда я спотыкаюсь на стихах» вышла, а позже текст и ноты были опубликованы в сборнике «Поет Эдуард Хиль». Автор — В. Высоцкий.
Владимир объяснял себе и другим: «Есть люди, которые не любят мои песни. Бог с ними! Как говорится, на вкус и цвет... А есть просто люди туповатые...»
— Когда он подошел ко мне в Доме звукозаписи на Качалова, — вспоминал Георгий Гаранян, руководитель фирменного ансамбля «Мелодия», — и предложил записать диски с его песнями. Я в ответ: «Ха-ха! Как это может быть? Тебе и с концертами еле-еле и непонятно где позволяют выступать...» А он: «Все в порядке. Не веришь?» И выложил подписанный наряд на запись 24 песен! У меня челюсть отвисла... Думаю, за него замолвила слово Марина Влади, которая была членом Французской компартии, причем нерядовым. Видимо, советские власти не смогли ей отказать.
Работоспособность у него была потрясающая! Мы по 10 часов работали без перерыва и просто валились с ног от усталости. Он говорил мне: «Я ничего в музыке не понимаю, кроме того, что пишу песни». Предоставил записи своих песен, которые надо было сначала расшифровать, а затем написать по ним партитуры, и это работа, надо сказать, не из легких. Но мы сделали ему аранжировки, то есть «одели» его песни в одежку и записали их... Работалось с ним очень весело. Чтобы развлекать нас во время долгих и утомительных сессий записи, он время от времени брал гитару и пел свои песни... Как-то во время записи у нас в студии оказалась группа артистов из Большого театра. До сих пор помню, как мэтры классики валились от смеха, впервые услышав Володину песню «Шмнастика».
Музыканты, технические работники студии каждый раз с нетерпением ждали появления Высоцкого и Марины Влади. Звукорежиссер Игорь Вагин глаз от них не отводил: «Марина на диванчике сидела... Ноги мне ее запомнились: такие красивые, в тончайшие чулки затянутые. Очень элегантно у нее получалось почесывать одну ножку другой... Представляешь, моль огромная откуда-то вылетела и прямой наводкой к Влади. Высоцкий так ретиво ее от насекомого спасал, что даже аппарат нам снес, «Штуцер 37». А работал, записывался Володя очень легко. С Мариной, конечно, повозиться пришлось...»
Одновременно с ними на «Мелодии», но в другой студии записывалась Людмила Гурченко. Они случайно встретились: «Богиня экрана обаятельно, делово, с напором доказывала, что нужно выпустить «гран-диск» Воледи. «Мариночка, Мариночка», — останавливал ее Володя своим чудным голосом. Да, действительно, Володя был другим. Красивым, высоким, и неземная Марина не казалась родом с ним большой, затмевающей. И пел по-другому. В его голосе появились такие нежные, щемящие обертоны... «Вол
Потом оказалось, что записать песни — это полдела. Главное — получить разрешение на выпуск тиража, требовался новый завизированный наряд. Георгий Шахназаров, один из плеяды андроповских вольнодумцев, решил вмешаться в ситуацию. Тут, вспоминал си, раздался звонок, и властный женский голос спросил: «Это товарищ Шахназаров?». «Да, Екатерина Алексеевна», — ответил я, узнав Фурцеву.
Последовал диалог:
— Вы проталкивали пластинку с песнями Высоцкого?
— Да.
— Зачем вы это делали?
— Потому что это талантливый человек, которого зажимают, ему надо дать дорогу.
— Так вот, не вмешивайтесь не в свои дела.
— Как ответственный работник ЦК, считаю, что мне до всего есть дело.
— Я вас предупредила. Будете продолжать — вылетите! — и повесила трубку».
Ну, а режиссеры «Мелодии» по две-три песни расхватывали записи Высоцкого и потихоньку выпускали: сегодня — одну, завтра — другую, послезавтра — третью...
Позже была еще одна большая сессия звукозаписи на «Мелодии», фотохудожник Валерий Плотников сделал изумительные снимки для обложки будущего альбома. Но и записи, и иллюстрации еще долго пылились в архивах фирмы с пометкой «До особого распоряжения». Хотя новый союзный министр культуры Демичев клялся-божился «ускорить процесс». Они с Мариной были у него на приеме. Внешне все выглядело максимально доброжелательно. А Высоцкий смотрел на министра и почему-то вспоминал Бабеля: «Мы встретились со Сталиным и, к моему несчастью, друг другу не понравились».
Когда после смерти Высоцкого Марина поинтересовалась судьбой записей, ее, по словам Плотникова, просто отшили: «А кто вы теперь такая? Так, вдова...» Позже спохватились.
«ЧТО ОСТАЕТСЯ ОТ СКАЗКИ ПОТОМ?..»
Нина Максимовна всплеснула руками, узнав, что сыну предлагают заняться сказкой Кэрролла о девочке Алисе:
— А я ведь тебя хотела Алисой назвать. То есть, не тебя, конечно, — смешалась мама, — если бы вместо тебя родилась девочка...
— Святителям спасибо. А насчет сказки я еще ничего не решил.
Когда знакомый еще по Школе-студии Олег Герасимов предложил Высоцкому поучаствовать в дискоспектакле «Алиса в стране чудес», он искренне удивился: «А при чем тут я?..» Выяснилось, что Высоцкий к тому времени Кэрролла не читал. Владимир попросил книгу. А когда прочел, твердо решил отказаться. И, видимо, остался бы при своем мнении, если бы не Марина. Она только что закончила озвучивание Алисы в постановке парижского радио, и еще пребывала под обаянием сказки Кэрролла.
— Уговаривали мы Володю невероятно долго, — рассказывал Всеволод Абдулов. — Марина объясняла, что это лучшее произведение для детей. Дети всего мира читают его, и это будет замечательная работа... Это был штурм, эмоциональная лекция о мировом значении Льюиса Кэрролла, о предрассудках, мешающих восприятию классики, и о многом другом, касающемся поэзии...
Актер и режиссер Олег Герасимов уже имел опыт постановок детских сказок для «Мелодии». Загоревшись «Алисой», потерял покой. Когда были написаны первые главы, вспоминал он, возникла необходимость пригласить поэта. С «Мелодией» работало довольно много профессиональных поэтов. Но для такой сложной и нетрадиционной для нашей детской литературы вещи, как эта «сказка для детей и сумасшедших математиков», нужен был поэт, как ему казалось, необычный в такой же степени. Абдулов и назвал ему имя Высоцкого.
— Работа шла очень тяжело, — рассказывал Герасимов. — Временами Володя впадал в истерическое состояние (как, впрочем, и я); потому что не мог из-за своего реалистического склада внутреннего перейти к абстрактному математическому ходу мышления Кэрролла... В конце концов, потребовал, чтобы в сценарии я просто указал, где нужна песня и какая именно по содержанию... Правда, Володя был далеко не таким
