использующие слова «Малороссия» и «малоросс» в уничижительном, «преуменьшающем» значении, не только проводят определенную идеологию, но и демонстрируют собственную малограмотность.
«Мы готовы признать два украинских языка»
Разумеется, большевики были врагами националистов. В той части, в которой те были «буржуазными», и в той, в которой проповедовали превосходство одних наций над другими.
Но во многом прочем мы находим удивительное количество общих черт. Практически во всем, что касалось утверждения отдельности русского и украинского народов, они были заодно.
Сегодня украинские «историки» говорят об украинских книгах, издававшихся еще до Франциска Скорины, украинских православных братствах, при этом напрочь игнорируя тот факт, что люди, писавшие и издававшие эти книги, состоявшие в этих братствах, даже не подозревали, что они являются украинцами — эти люди называли себя русскими.
Понятие «Украина» в значении не «окраины», а географической области, входит в употребление примерно с конца XVIII — начала XIX века, а слова «украинец», «украинский» — еще позднее. Характерно употребление этих слов у Т.Г. Шевченко не столько в стихах, а в том, что он писал для себя и только для себя. По свидетельству Р. Храпачевского, «в своем личном дневнике (за 1857–1858 гг.) он использует 21 раз слова „Малороссия/малороссийский“ и только 3 раза „Украина“ (при этом он не использует прилагательное „украинский“ вообще)».
Разумеется, это было возможным не из-за отсутствия у Т.Г. Шевченко украинского патриотизма и не из-за его «малоросійської меншовартістності» по сравнению, например, с Павлом Мовчаном{184}, — просто в те времена еще не было слов «украинец» и «украинский» в современном понимании. Говорили, например, «украинская ночь», но не «украинские граждане».
Использование такого нехитрого приема — подмены «русского» «украинским» — в пропаганде современных националистов и близких к ним «свідомих громадян» встречаем повсеместно.
Люди, адекватно воспринимающие реальность и историю, не называют римских императоров итальянскими, египетских фараонов — арабскими, а, скажем, хлеборобов времен Ивана Грозного — колхозниками.
Прием этот у историков имеет вполне определенное название — анахронизм, модернизация прошлого, то есть трактовка прошлого в терминах современности. Вот, например, как использует этот прием (в данном случае, вероятно, неумышленно, машинально) историк Н. Костомаров в историческом портрете Петра Могилы:
Не может, подчеркнем, в рамках современной националистической доктрины, выросшей из сочинений Грушевского, согласно теории которого украинцы и русские — это совершенно разные с древнейших времен народы.
В рамках же теории, согласно которой и украинцы, и современные русские, и белорусы являются ветвями одного народа, ответ весьма прост. Вот как формулирует А. Дикий в своей «Неизвращенной истории Украины-Руси»:
В одну главу невозможно уместить всю историю Украины, а тем более разгрести горы фальсификаций, навороченных вокруг этой истории. Но по этой теме написано очень много, несомненный интерес представляют работы: Андрея Дикого «Неизвращенная история Украины-Руси», вышедшая впервые в Нью-Йорке в 1961 г.; Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма», впервые опубликована в Мадриде в 1966 г.; Романа Храпачевского «Русь, Малая Русь и Украина: происхождение и становление этнонима», опубликована в сборнике научных статей Белорусского государственного университета в 2004 г.
Родственный язык очень часто воспринимается как испорченный свой. В речевом обиходе наиболее наглядно этот факт проявляется в извращающей транслитерации, используемой как с одной, так и с другой стороны:
Так это или нет, покажет только время. Мы узнаём будущее только тогда, когда оно становится настоящим. Прогнозы и гадания сбываются или не сбываются, и в зависимости от этого запоминаются или забываются.
Сегодня украинский — это НЕ ТОЛЬКО язык фольклора. Это еще и язык весьма специфической литературы. Для чего писателям «единый государственный», было понятно еще в 20-е годы. Выше мы вспомнили слова политика и писателя В. Винниченко о том, что его, как писателя, русские «затирают». И в этом объяснение. Для весьма значительной части украинского «письменства» мова — это только инструмент, помогающий заработать на хлеб с маслом или икрой. Как для нищего — жалобная песня, «извините, пожалуйста, мы сами не местные…»
Еще украинский сегодня — это язык бюрократии. На котором говорят перед видеокамерами или с трибун, но дома и в быту переходят на русский. Отлично это было видно в знаменитом телесюжете, где Юлия Тимошенко, готовясь к эфиру, исполняет весь ритуал современного украинского политика: крестится, говорит по-украински. Но когда происходит техническая накладка, она сразу переходит на «ридну мову», то есть на родной ей от рождения русский язык, и кричит: «Пропало всё!»
Тут нет ничего предосудительного, если бы, с одной стороны, для бюрократов «украиномовнисть» не была бы чистейшей показухой, а с другой — если бы они не навязывали всему остальному населению (которое ни с трибун, ни на экранах, как правило, не выступает) «офіційну одномовність». Тогда бы и людей, которые сами желают разговаривать по-украински, было бы больше (как было их больше в Харькове в первые годы «эйфории от независимости»). Ведь попытки заставить вызывают у людей сопротивление сами по себе — даже если никаких иных причин для сопротивления нет.
Между тем показушное украиноязычие и скрываемое русскоязычие высшего слоя современного украинского общества напоминает последние годы Советской власти. Тогда тоже с трибун и в телекамеры бюрократы рапортовали совершенно особенным языком «правдинских передовиц», а дома и в быту
