Мы кивнули. В деревню мы приехали рано, покинув отель еще на заре, поскольку так и не смогли заснуть.
— И когда вы решились?
— Она узнала об этом позавчера, — ответил Мартин, усмехнувшись.
— Так я и думал.
Хотя в голосе священника звучал упрек, больше он ничего не сказал. Он сел рядом с нами и предложил слегка перекусить. Его присутствие успокаивало. И я вскоре поняла почему.
— Сколько мы не виделись, сын мой? — спросил он Мартина.
— С моего первого причастия. Уже тридцать лет!
— Ну да, конечно. Столько же я не видел и твоих родителей.
— Я знаю. Мне жаль, что их так долго не было.
— Знаешь, в глубине души я могу считать этот факт комплиментом. Признанием того, что они сохраняют веру в мои труды, — произнес он, будто не желая заострять на этом внимание. Мартин также сидел с невозмутимым видом. — А скажи, сын мой, ты по-прежнему настаиваешь на такой форме проповеди? Твой вчерашний звонок меня озадачил. Подобные церемонии вообще проводятся нечасто, а в христианском храме и подавно.
— Я понимаю, — заверил Мартин, беря меня за руку. — Но ведь нет никаких препятствий?
— Нет. Если невеста не возражает…
— А с чего бы мне возражать? — улыбнулась я, считая этот разговор шутками старых друзей. — Это же моя свадьба!
— Дочь моя… ваш нареченный настаивает, чтобы на церемонии зачитывались тексты, не входящие в Библию. Вы уже в курсе?
— Честно говоря, нет.
Мартин пожал плечами, словно речь шла еще об одном сюрпризе.
— Он упрям как осел, — продолжал священник. — И хочет, чтобы был совершен ритуал при помощи одной древней притчи, в которой женщинам отводится не слишком почетная роль. Поэтому я задаюсь вопросом: что, если вы, мисс, будучи испанкой, причем, как я догадываюсь, весьма темпераментной, захотите…
— Это правда?
Я лукаво посмотрела на Мартина, и отец Грэхем замолчал на полуслове.
— Да, за исключением того, что ваша роль не слишком почетная, — расхохотался он.
— Тем не менее, — добавил священник, — ты согласишься со мной, Мартин, что это необычный текст и уж совсем не подходящий для брачной церемонии.
— Не подходящий? — спросила я, умирая от любопытства. — А чем он не подходит, отец Грэхем?
— Ох, не обращай внимания,
— И все-таки, что это за притча? — с нажимом спросила я.
— Речь идет об одном древнем тексте, без сомнения ценном, но при этом никоим образом не каноническом, мисс. Мой долг предупредить вас. Мартин сказал мне, что вы историк и специалист по истории искусств. Это любопытно. Я вам покажу эту легенду, чтобы вы смогли составить свое мнение.
Священник встал из-за кухонного стола, направился к стеллажу, уставленному переплетенными в кожу фолиантами, и достал с полки один том большого формата.
— В Книге Бытия мимоходом упоминаются те же события, которые подробно изложены в шестой главе этого трактата, — пустился в объяснения он, держа в руках книгу в веленевом переплете, очевидно очень древнюю. — К сожалению, Библия дает о них крайне скудную, неполную информацию, словно обходя молчанием всяческие грубые и жестокие подробности. Напротив, на этих страницах они предстают во всем своем блеске…
— А что это за трактат?
— Это «Книга Еноха».[11] И то, что ваш муж хочет услышать, — это главы шестая и седьмая.
— «Книга Еноха»? Не уверена, что слышала это название.
Мартин заерзал на табуретке. Я полагала, что ему должен быть приятен мой интерес к деталям ритуала, но тут же поняла, что ошибалась. Пока отец Грэхем излагал свои пояснения, он беспокойно вертелся на месте, будто желая вмешаться в беседу.
— «Книга Еноха», — продолжал священник, устраивая передо мной огромный фолиант, на переплете которого не имелось никаких названий или обозначений, — это пророческое произведение, повествующее о прошлом и будущем человечества. О времени, когда люди совершали свои первые шаги на Земле. Самые древние копии берут начало из Абиссинии, современной Эфиопии.
— Как интересно! — захлопала я в ладоши, к вящему огорчению Мартина. — А что же в этой книге нелестного для женщин, отец?
— Если наберетесь терпения, я вам объясню, — заворчал тот. — В общих чертах там повествуется о том, что с нами произошло после изгнания из рая. О событиях, предшествующих второму падению.
— Второму падению?
— Видите ли, согласно Священному Писанию человечество оказывалось на грани уничтожения два раза. Первый раз — когда Адам и Ева были изгнаны из Эдема на грешную смертную землю. Тогда Бог мог испепелить наших прародителей, но in extremis[12] даровал им прощение. Они очень быстро приспособились к новым условиям и стали размножаться с огромной скоростью.
— Значит, второе падение произошло…
— Когда их потомки погибли во время потопа, — закончил священник.
Меня совершенно очаровало, что отец Грэхем пересказывает мне историю Сотворения мира с таким же апломбом, с каким делится своими путевыми впечатлениями репортер «National Geographic». Я решила поддержать игру:
— Давайте убедимся, что я правильно вас понимаю, отец. Вы хотите сказать, что «Книга Еноха» написана до потопа?
— Не совсем так, мисс. События, о которых ведет речь автор, предшествовали потопу. Иными словами, он повествует о фактах, имевших место между первым и вторым падением. К сожалению, точный возраст текста представляет собой истинную загадку. Книга не упоминает Адама и Еву, что удивительно, но зато в подробностях объясняет, почему Бог наслал на нас великое наводнение. И похоже, действительно говорит со знанием дела, поскольку его источником информации был не кто иной, как сам пророк Енох.
— Енох…
Отец Грэхем не услышал моего удивленного возгласа.
— Енох неоднократно упоминается в Библии. Ему, неграмотному пастуху, было даровано величайшее счастье — узреть собственными глазами Царствие Небесное. Вам, наверное, известно, что он был одним из немногих смертных, кого Бог допустил в рай в бренном теле: подхваченный смерчем, он был поднят на небеса, но потом смог вернуться на землю и поведать нам о том, что Создатель разгневан поведением людей…
— И все это излагает «Книга Еноха»? — прошептала я.
— Более того. Представляется, что во время пребывания на небесах Енох смог узнать ответы на все наши нужды и чаяния — в прошлом, настоящем и будущем. Вернувшись, он стал неким подобием оракула, отмеченного знаком Господним. И получил бессмертие. Как боги античного мира.
Я услышала недовольное ворчание Мартина откуда-то из угла кухни.
— А скажите, отец, — продолжала я, искоса посматривая на своего жениха, — почему, по вашему мнению, Мартин хочет, чтобы на свадьбе прозвучал этот текст? В нем говорится о любви?
Джеймс Грэхем устремил на меня взгляд своих блеклых голубых глаз, словно пытаясь предупредить о неведомой опасности:
