– И они снова начали препираться. Поскольку никто из них не желал уступать, спор грозил затянуться до бесконечности. В ходе дебатов первоначальный предмет был забыт, и они с жаром начали выяснять, у кого из них «башка варит», а у кого «не варит». Каждый высказывал убеждение, что, если бы у него «башка варила так же плохо», как у приятеля, то он бы счел за лучшее помереть. Вслед за этим обе стороны заявили, что не желают, чтобы их «заговорили до смерти». Они уже были готовы вступить в следующую фазу дебатов, которая, как правило, сопровождалась мерами физического убеждения, но тут Уайти снова кашлянула. Пенрод и Сэм опять умолкли, и, проникнутые самыми добрыми чувствами друг к другу, направились к лошади.
– Мне надо как следует осмотреть ее, – серьезно сказал Пенрод, – надо, наконец, решить все с этим вознаграждением.
– И я тоже хочу посмотреть, – согласился Сэм.
Выдав Уайти еще одно ведро воды, они вышли из стойла и уселись в глубокой задумчивости. Им было о чем поразмыслить. Теперь затея с вознаграждением показалась им чересчур сложной, и ни тот ни другой не были уверены, что окажутся в силах воплотить ее. Будь Уайти собакой, кошкой, курицей или даже теленком, который отбился от стада, они бы запросто справились. Но лошадь… Теперь, когда азарт их поуменьшился, они стали испытывать серьезные сомнения. После того, как они «осмотрели Уайти, как следует», энтузиазма у них не прибавилось. Слишком уж большое это было животное, и они не знали, чего от него можно ждать.
От страха они потеряли голову, результатом чего явились благоразумные мысли. В устах Пенрода и Сэма эти мысли звучали довольно-таки дико и сводились к тому, что мальчикам, мол, не стоит связываться с такими опасными животными, как лошади. Смутное предчувствие беды посетило их, и они подумали, что эта история может обернуться для них скверно. Что произойдет – они не знали, равно как и не могли объяснить причину, по которой держали в строжайшей тайне присутствие Уайти в конюшне. Но они начали понимать, что их тайна обладает слишком большими габаритами, и хотя бы поэтому долго сохранить ее не удастся. Словом, они испытывали нечто схожее с тем, что должен испытывать человек, который присвоил себе чужой дом и решил его спрятать.
Тем не менее, вдоволь насомневавшись, мальчики все же решили, что игра стоит свеч, и принялись обсуждать, каким способом смогут получить награду. Они снова стали прикидывать, насколько белые лошади выше в цене по сравнению с гнедыми. В результате оба пришли к выводу, что в обмен на Уайти получат уж никак не меньше «доброй сотни долларов».
Однако, высказав такое суждение вслух, они испытали странное чувство. Что-то тут было не так, и, с одной стороны, они верили, что могут получить такую награду, а с другой – сумма в сто долларов представлялась им попросту фантастической, и никак не укладывалась в их существование. Даже мечтая о том, что в их личное пользование может поступить такое богатство, они словно совершали нечто предосудительное, и сами страшились подобной смелости.
Но Пенрод нашел выход и из этого затруднения. Он предложил изложить требование о награде письменно и поместить объявление в газете. После этого они немного приободрились. Правда, ни тот, ни другой понятия не имели, как давать объявление в газету, но до этого этапа им предстоял еще длинный путь и, решив, что «там будет видно», они начали думать о «существующей сути» объявления. Тут между двумя партнерами возникли разногласия. Тогда Пенрод извлек из своего тайника в опилках два карандаша и бумагу. Один карандаш он вместе с несколькими листами бумаги протянул Сэму, и они оба затихли. Каждый сосредоточенно писал свой текст.
У Пенрода получился лаконичный вариант:
Сэм допустил некоторые длинноты:
Ни Пенрод, ни Сэм не поинтересовались творчеством друг друга. Но, несмотря на это, каждый был совершенно уверен, что создал нечто чрезвычайно значительное. Пенрод облегченно вздохнул и тоном, который не раз слышал от отца, сказал:
– Ну, слава Богу! Теперь можно выкинуть это из головы!
– Пенрод, а что мы дальше будем делать? – почтительно спросил Сэм, на которого должным образом подействовала заимствованная интонация.
– Не знаю, что собираешься делать ты, – важно ответил Пенрод, – а я лично положу объявление вот сюда. Оно должно быть под рукой, чтобы пустить его в ход сразу, как возникнет нужда.
Он взял коробку из-под сигар, где держал канцелярские принадлежности, и положил туда объявление.
– Тогда и я положу, – сказал Сэм.
После этого коробка с двумя объявлениями была водружена обратно в тайник среди опилок.
– Ну, с этим покончено, – сказал Сэм, невольно подражая интонации друга, и, подобно Пенроду и мистеру Скофилду, глубоко вздохнул.
Теперь, когда, по мнению мальчиков, они наилучшим образом справились с финансовой стороной проблемы, настала пора для другого занятия.
Надо было обеспечить следующую трапезу Уайти. Памятуя об утренних вылазках, одна из которых чуть не обернулась для Пенрода домашним арестом, друзья пришли к выводу, что яблоки, овощи и хлеб следует исключить из лошадиного рациона. И они решили кормить Уайти естественными дарами природы.
– Мы не наберем достаточно травы, чтобы ее накормить, – мрачно сказал Пенрод. – Даже если мы будем трудиться целую неделю подряд, ей все равно этого хватит на один зуб. Сколько мы проползали утром, а ей этого хватило только, чтобы облизнуться. Она взяла траву, вздохнула и будто мы ей ничего не давали. Ветки ей тоже нельзя давать. Мы уже видели, что она с ними делает.
– Знаю! – Сэм вскочил на ноги. – На ветках есть еще много листьев. Давай ее покормим листьями!
– Я же только что сказал про…
– Да я не про ветки, – объяснил Сэм. – Ветки мы оставим деревьям, а листья оборвем и сложим в ведро. Она их будет есть из ведра, понял?
Пенроду этот план понравился, и в течение следующих сорока пяти минут они обдирали листья с нижних веток деревьев. После того, как тщательной обработке подвергли все деревья, которые росли на территории Скофилдов, Уайти, наконец, была обеспечена достаточным количеством корма. Она стал есть, но жевала как бы походя и без того энтузиазма, который охватил ее во время предыдущей трапезы. Что касается кормильцев, то работа по сбору листьев в обычную погоду неизбежно показалась бы им скучной. Но сейчас шел дождь, а на свете, пожалуй, не сыщешь мальчишки, который не любил бы торчать на улице под дождем. Как раз в то время, как они вышли на промысел, дождик усилился, осенние листья набухли, и при каждом прикосновении к ветке сборщиков урожая обильно поливало водой. В общем, они вымокли до нитки.
В конце концов высшие инстанции прознали про их вылазки и на их усмирение была выслана Делла.
– Мистер Пенрод! – выйдя на заднее крыльцо, закричала она, – ваша мама велит вам немедленно идти в дом и переодеваться. Чулки, и ботинки, и вообще все! Вы слышите?
Пенрод был застигнут врасплох. Слова Деллы пришлись ему совсем не по душе, и, выскочив из-под дерева, он побежал не домой, а в конюшню.
– Я сухой, как гренок! – бросил он через плечо.
Делла обиженно удалилась. Однако минуту спустя она появилась снова. Теперь у нее в руках был зонтик. Она открыла его и решительно зашагала к конюшне.
– Она сказала привести вас домой! – закричала она. – И я приведу!
