который поначалу только и думал, как бы умалить достоинства щенка, теперь напрочь забыл о своем предубеждении. Щенок вел себя с таким обаянием, что к нему попросту невозможно было испытывать ничего, кроме симпатии. К тому же каждый нормальный мальчик обожает щенят. И Пенроду вдруг ужасно захотелось, чтобы этот замечательный щенок стал его щенком. И он посетовал на несправедливость судьбы, по прихоти которой не его дяде принадлежала ферма, где работал Джон Кармайкл.
– Да, это хорошая собака, Сэм, – сказал он, продолжая следить за выходками щенка. – Я думаю, ты прав. В нем есть порода. Ну, может, у него не так много, как у Герцога, но все равно, у него много породы. А как ты его назвал?
– Джон Кармайкл.
– Это ты напрасно. Ему надо бы придумать настоящее, хорошее имя. Ну, там Фрэнк или Уолтер.
– Нет, сэр, – твердо заявил Сэм. – Я назвал его Джоном Кармайклом. Я обещал это самому Джону Кармайклу.
– Ну, это твое дело, – обиженно сказал Пенрод, – вечно тебе все надо сделать по-своему.
– А ты считаешь, я даже со своей собственной собакой не могу поступить по-своему? – возмутился Сэм. – Я что, у тебя разрешения должен спрашивать?
– Да делай, что хочешь, – сказал Пенрод. – Когда ты будешь с ним разговаривать, можешь называть его Джоном Кармайклом. А когда с ним буду разговаривать я, я буду называть его Уолтером.
– Если хочешь, можешь называть, – согласился Сэм, – но это все равно будет не его имя.
– Нет, когда я с ним буду разговаривать, его имя будет Уолтер!
– Не будет!
– Почему не будет? Объясни!
– Потому что он будет Джоном Кармайклом! И кто бы с ним ни заговорил, он все равно останется Джоном Кармайклом, – объяснил Сэм.
– Это ты так считаешь, – сказал Пенрод. И уверенно добавил: – Каждый раз, как я обращусь к нему хоть с одним словом, он у меня будет Уолтером!
Сэм был растерян. Это был какой-то запутанный спор, и он не мог сообразить, как бы похлеще ответить Пенроду.
– Нет, не будет, – снова возразил он. – Значит, ты считаешь, что имя Герцога тоже может быть Уолтер, когда ты с ним будешь говорить, а потом он опять станет Герцогом, а кем же он будет все остальное время, когда ни ты, ни кто-нибудь другой с ним не будет говорить? А?
– Что-что?
– Я говорю, представь себе, что Герцога зовут Уолтер…
Тут Сэм остановился. Он сам запутался в своих аргументах, и почувствовал, что больше не сможет их воспроизвести.
– Чего ты там нес? – не отставал Пенрод.
– Я тебе сказал, что его зовут Джон Кармайкл, и все! – отрезал Сэм. – Джон, ко мне!
– Уолтер, ко мне! – тут же закричал Пенрод.
– Джон, Джон Кармайкл, ко мне!
– Уолтер! Иди сюда, мой хороший Уолтер!
– Уолтер!
– Джон! Мой хороший Джон!
Но щенок не обращал внимания ни на того, ни на другого «крестного отца». Он как ни в чем не бывало продолжал заигрывать с Герцогом, и настроение последнего стало меняться. Раздражение его унялось, и мало-помалу забавы щенка пробудили в нем воспоминания о собственном детстве. Ах, это было беззаботное время и, вспомнив беготню, веселые игры и другие прелести щенячества, Герцог с грустью подумал, что всего этого уже никогда не вернуть. И вот он стал все больше смягчаться, а потом, словно сам того не замечая, начал отвечать на заигрывания щенка. Теперь уже Герцог урчал не свирепо, а как-то даже насмешливо. Он сам лег на спину и, урча, начал лязгать зубами, но и это отныне было всего лишь веселым притворством, и он изо всех сил показывал щенку, как ему весело. Словом, кончилось тем, что Герцог и Уолтер-Джон Кармайкл подружились.
Принцип «скажи мне, кто твои друзья и я скажу тебе, кто ты!» распространяется на собак ничуть не меньше, чем на людей. Хозяева иногда поражаются, почему у их старой, испытанной собаки вдруг резко изменился характер? А удивляться нечего. Пусть они узнают, с кем их собака общалась в последнее время, и им все сразу станет понятно. Причем тут существуют две разновидности: порой характер собаки меняется необратимо, а иногда это лишь временное явление. В последнем случае собака может обрести прежний характер. Это будет означать, что влияние внешнего мира прекратилось, и посторонняя собака ушла восвояси. Можно допустить и такое, что собака, у которой изменился характер, в результате поняла: новая манера поведения не оправдывает себя. Словом, как бы там ни было, очевидно одно: если собака сбивается с пути праведного на старости лет, в этом, по большей части, виновата другая собака, гораздо более юного возраста.
Уолтер-Джон Кармайкл полностью доказал свое легкомыслие. Увидев низко летевшего воробья, он моментально забыл о Герцоге и погнался за птицей. Воробей уселся на дерево, а щенок продолжат бегать по траве, пребывая в полной уверенности, что все еще преследует птицу. Герцог выписал по земле восьмерку, догнал Уолтера-Джона и повалил его. Открыв, что, оказывается, и он может это сделать, Герцог начал снова и снова сшибать Уолтера-Джона. Не успевал тот подняться на ноги, как Герцог опять налетал на него. Наивная жизнерадостность щенка затронула в Герцоге какие-то чувствительные струны, и он начал впадать в детство. Разумеется, он был далек от того, чтобы обдумывать свое поведение. Дальнейшие события доказали, что действия его были исключительно импульсивны, и, отдавшись во власть сиюминутных влияний, он не удосужился поразмыслить о будущем. Сейчас Герцог был целиком и полностью во власти эмоций: он почувствовал себя щенком и начал вести себя соответственно.
А оба мальчика сидели на траве и наблюдали, как резвятся их собаки.
– Пожалуй, я обучу Джона всем этим трюкам, – сказал Сэм.
– Каким трюкам?
– Ну, как у цирковых собак, – ответил Сэм. – Он у меня научится всем этим штукам.
– У тебя уж научится!
– Да, научится! Будь спокоен.
– Ну, а как? – спросил Пенрод. – Как ты его будешь учить?
– По-разному.
– А точнее?
– Да нет ничего проще, чем обучить щенка, – сказал Сэм. – Ну, конечно, старую собаку вроде Герцога уже ничему не научишь. А вот своего Джона я сперва научу ловить мяч. Я ему буду бросать, а он будет ловить.
– Ты хочешь сказать, что он будет у тебя ловить мяч пастью, вроде того, как в бейсболе его ловят руками?
– Вот именно, сэр!
Пенрод издевательски засмеялся.
– Погоди немного и сам увидишь! – крикнул Сэм.
– Ну, а как у тебя это выйдет? Ты мне так и не ответил.
– Сам увидишь, как!
– Ну, почему же ты не хочешь ответить, если знаешь, как сделать? Я ведь тебя всего-навсего прошу ответить.
– Ладно, я тебе отвечу, – задумчиво произнес Сэм.
– Ну, и давно бы ответил. Чего ж ты все ходишь вокруг да около?
– Как же я отвечу, если ты меня все время переби…
– Да тебе просто ответить нечего. Ты не знаешь, как дрессируют собак. Потому и болтаешь всякую чепуху, – заявил Пенрод, – тебе нипочем не заставить собаку ловить мяч так, как ты говоришь.
– Нет, я сумею! Я этот мяч чем-нибудь намажу.
Пенрод снова громко захохотал. Теперь в его смехе слышалось еще больше иронии.
– Ага, ты его чем-нибудь намажешь! – издевался он. – И тем, что ты намажешь, ты сразу научишь
