на стажировку не в линейную часть, а в штабы: сначала Прикарпатского, а затем Приволжского военных округов. В характеристике, подписанной командирами роты — майором А. Крайневым — и батальона — подполковником Л. Рубцовым, — отмечался старый негатив — «невыдержанность, самолюбие, обидчивость».
При первом поступлении Резуна в Военно-дипломатическую академию психологи отмечали: «У абитуриента очень низкий порог лабильности, то есть устойчивости к стрессовым факторам. Человек с таким низким пороговым уровнем очень медленно выходит из стрессового состояния и утрачивает, находясь в таком состоянии, способность адекватно и разумно противостоять целенаправленному воздействию на психику».
В связи с этим мандатная комиссия порекомендовала зачислить его только условно с предварительным прохождением годичной практики в войсках. Отец всеми силами продавливал в академию своё чадо, не послужившее хотя бы немного лет в линейных частях.
Через год, в августе 1971 года, старший лейтенант Резун с женой Татьяной прибывает в Москву. На сей раз он становится слушателем Военно-дипломатической академии Советской Армии.
По окончании первого курса в его характеристике появляются настораживающие моменты: «Недостаточно развиты волевые качества, небольшой жизненный опыт и опыт работы с людьми. Обратить внимание на выработку необходимых офицеру разведки качеств, в том числе силы воли, настойчивости, готовности пойти на разумный риск».
На втором курсе преподаватели практических занятий отмечали такое качество, как «нерешительность, граничащая с трусостью». Был случай, когда он на экзамене, посчитав, что ему необъективно занизили оценку, из-за чрезмерного волнения потерял сознание и упал в обморок.
Сотрудники наружного наблюдения 7-го управления КГБ, обучавшие слушателей академии искусству слежки за собой, в отзыве на Резуна отмечали: «Объект на маршруте вел себя неспокойно, часто совершенно нелегендированно оглядывался, применял шаблонные приемы проверки для обнаружения за собой слежки, дважды завязывал шнурок на ботинке с целью обнаружить слежку, проверял грубо и непрофессионально».
И все же академию он окончил и вскоре, осенью 1974 года, выехал в первую и последнюю загранкомандировку — в Швейцарию на должность сотрудника советского постоянного представителя в ООН в Женеве. Там он тоже зарекомендовал себя крайне осторожным, неконтактным человеком, робко осваивающим «крышевую» должность. Сторонился иностранцев, не сходился близко с коллегами, вел довольно замкнутый образ жизни, считал себя специалистом-аналитиком по открытым источникам информации. Таких «спецов» профессионалы-агентуристы называли «портными с ножницами». Они «кроили» местные журналы и газеты, выбирая из них нужную информацию, которая иногда оценивалась нормально в Центре — в 9-ом управлении Информации ГРУ. На большее они не годились. Но для разведчика, особенно за рубежом, нужен результат первой категории, каким во все времена была вербовка иностранца в качестве поставщика нужной информации — агента.
Резун понимал, что скоро командировка закончится, а он окажется с нулевым результатом — «баранкой», что сулило туманные перспективы в службе.
Не случайно резидент ГРУ в Швейцарии — непосредственный начальник Резуна, один из опытнейших разведчиков, генерал-майор Глотов дает подчиненному после первого года работы такую характеристику: «Весьма медленно усваивает методы разведывательной работы. Работает разбросанно и нецелеустремленно. Жизненный опыт и кругозор малы. Потребуется значительное время для преодоления этих недостатков».
Для того, чтобы поднатаскать Резуна в «деле», Глотов поручил своему заместителю использовать его в проверочных мероприятиях по закладке подобранного тайника. Нужно было заложить учебный контейнер. Резун об этом не знал, так как ему ставилась «боевая» задача. Они подъехали к месту расположения тайника. Вот как описывает этот эпизод Александр Кадетов — коллега Резуна в своей книге «Как Виктор Суворов предавал „Аквариум“». Заместитель резидента «… повернулся к Резуну и увидел, что его напарник сидел бледный как полотно и не мог говорить. Он ничего не слышал, его охватил смертельный страх, нижняя губа у него отвисла и тряслась. На него было противно смотреть.
— Что ты испугался, бери контейнер, иди ищи тайник и закладывай, — властным голосом руководитель попытался вывести Резуна из оцепенения. Однако он продолжал сидеть не двигаясь, молчал. Казалось, он ничего не слышал и совершенно отключился. Карта в его руках тряслась. Заместитель резидента выругался в сердцах, вышел из машины и скрылся в кустах. Отыскал нужный пень, заложил контейнер и вернулся к машине…
— Эх ты… Твоя фамилия не Резун, а Дристун…»
Следует заметить, что Резун охотно занимался хозяйственными делами. Практически он исполнял должность денщика при семьях руководителей. Ярко это проявилось, когда на смену Глотову прибыл генерал Александров — бывший сотрудник ЦК КПСС. Особенно Резун угождал генеральше, катая её по магазинам, ателье, барахолкам.
В Женеве семья Резуна жила отдельно от семей советских граждан, в доме, где обитали иностранцы. Проживание по соседству с американской миссией создавало благоприятные условия для внедрения в квартиру советского гражданина техники слухового контроля. На первом этаже дома находилось также бюро фирмы США по продаже пишущих машинок. Эта фирма на самом деле являлась прикрытием американской разведки, силы которой в Женеве были в тот период велики.
До июня 1977 года на одной лестничной площадке с квартирой Резуна проживала молодая, незамужняя англичанка, работавшая в международной организации здравоохранения, а после ее переезда в другой дом в квартире этажом ниже, под квартирой будущего «великого писателя с мировым именем», поселилась одинокая американка. Причем автомашина Резуна «Тойота-краун» стояла рядом с лимузином иностранки в одном двухместном боксе, расположенном в подвальном помещении дома. Обе эти женщины подозревались в принадлежности к иностранным спецслужбам.
Как уже отмечалось, за почти двухлетнее пребывание за рубежом Резун не установил практически ни одного полезного знакомства, нужного для выполнения служебных задач. Он боялся общения с иностранцами и даже сторонился их, пугаясь своей психологической слабости. Однако в апреле 1977 года он неожиданно «по собственной инициацию» (к тому времени уже вовсю шла разработка советского офицера резидентурой британской разведки в Женеве) познакомился с редактором английского журнала «Международное военное обозрение» Рональдом Фурлонгом, который к тому же нежно «любил сильный пол». Его гомосексуальные наклонности была известны руководству Редакторство — это была его «крыша». На самом деле он являлся кадровым сотрудником разведки Великобритании.
Резун искал материалы для «ножниц», а поэтому решил зайти в редакцию журнала, где и познакомился с Рональдом. Вот как описывает первое впечатление Фурлонга от встречи с Резуном Александр Кадетов: «Память вытащила на поверхность тот эпизод, когда он впервые встретился и познакомился с Владимиром Резуном… Советский дипломат посетил его редакцию. В глаза бросились округлости его женоподобной фигуры, короткие ноги, толстые ляжки, большая круглая голова, пухлые женские губы, румяные, как у девушки, щеки. Как опытный педераст, Фурлонг сразу безошибочно определил, что перед ним стоит его возможный сексуальный партнер. Все признаки налицо, он не мог ошибиться: русский уже неоднократно бывал предметом мужского вожделения. Надо было не упустить шанс, чтобы эта встреча не оказалась последней. У его бывшего любовника, архивариуса французского посольства Франсуа Лагранжа, закончилась командировка… Посетитель, похоже, сам шел на контакт, подробно интересовался тематикой журнала, стоимостью подписки, с большим вниманием просматривал издания, задавал вопросы, не торопился уходить. Возможно, — Фурлонг это не исключал впоследствии при анализе, — что русский дипломат и сам почувствовал родство душ, точнее тел».
Знакомство быстро развивалось. Скоро выяснилось, что оба занимаются нумизматикой, поэтому стали обмениваться монетами. Рональд иногда приглашал Владимира на ланч в ресторан. Оплачивал англичанин, — русский не возражал.
В ходе изучения Резуна Фурлонг безошибочно определил, что Владимир только «крышует» должность международного чиновника в постоянном представительстве СССР при ООН в Женеве, а на самом деле является сотрудником ГРУ. К этому выводу он пришел сразу, так как русский проявлял интерес к военной
