принято в таких случаях, все желали ему успехов на служебном поприще, а заодно и материального благополучия. И без того скудный бюджет семейства, как считал «бедный» полковник, подтачивали в последнее время подросшие дети, кусающиеся цены и личные возрастающие запросы.
Васильев слушал провожающих с какой-то отрешенностью. Он понимал, что эти люди пришли сюда в основном ради приличия.
— Ну а теперь «погладим» дорогу, — с этими словами он откупорил бутылку и стал разливать в пластмассовые стаканчики пахуче-терпкий напиток. Посыпались советы, пожелания, напутствия.
Несмотря на радость, вызванную отъездом, Васильев чувствовал себя обойденным. Многие его однокашники уже по третьему заходу съездили в командировки в престижные страны, а он, летчик первого класса, окончивший Военно-дипломатическую академию, который год сидел на приколе. Правда, был один выезд. В начале семидесятых годов он попал в Канаду, но вскоре был выдворен оттуда в ходе начавшейся кампании против сотрудников советских спецслужб.
Долго, очень долго пришлось ждать предложение выехать в очередную командировку. Хотелось попасть в капиталистическую страну, однако предложили Венгрию — без долларов, марок, фунтов.
Тесть его будущего непосредственного начальника в Венгрии носил маршальские погоны. С одной стороны, это радовало за таким руководителем, как говорится, не пропадешь, с другой — настораживала непредсказуемость поведения очередного баловня судьбы.
Возгласы провожающих вывели его из задумчивости. Приближалось время отхода поезда. Наконец электровоз плавно сдвинул с места зеленый состав, и вагоны, поскрипывая, покатились на запад. Он с семьей в купе. Позади Москва, впереди Венгрия — незнакомая страна.
Лежа на вершей полке, Васильев предавался сладостным мечтаниям. Ему казалось, что после трех лет пребывания за границей он обязательно приобретет машину, кооперативную квартиру, дачу на берегу речушки и заживет так же, как и его друзья-удачники. Он им почему-то всегда завидовал.
Будапешт приветствовал Васильева разливом рекламных огней, многоголосьем восточного вокзала Келлети. Встречали будущие сослуживцы. Они же отвезли семейство в приличную, со вкусом обставленную квартиру: живи — не хочу, хозяин!
На следующий день с утра полковник Васильев в форме авиационного офицера предстал перед военным атташе полковником Зобиным…
Служба вначале понравилась: протокольные встречи, представительские мероприятия, банкеты, экскурсии, дипломатические знакомства, несложные отчеты о проделанной работе — всё же дружественная страна. Они с супругой вновь обрели мир, подслащенный, как было во все времена, дипломатическими любезностями, дежурными улыбками, искусственными жестами, за которыми стоял холодно-трезвый расчет с неистребимым желанием выудить «нужную» информацию. Они окунулись в мир, где лицемерие превратилось в дань, которую порок постоянно платит добродетели. Благородные сердца там трудно уживаются, так как они говорят только откровенно, искренне, от всей души.
Дни, недели, месяцы летели незаметно. Получаемые форинты и филеры быстро таяли, грозя несбыточностью задуманным планам.
На протокольных мероприятиях он видел совершенно иные манеры западных дипломатов, отмечая про себя их внешнюю безукоризненность и внутреннюю раскованность, которых так недоставало нашим людям. «У нас какая-то закомплексованность, мы до конца не выдавили из себя рабов. Как жалок вид наших людей, какие они затурканные!» — размышлял Васильев. В круговерти повседневности он всё чаще и чаще ощущал себя униженным человеком, несмотря на принадлежность к супердержаве.
Американцы вели себя нагло, напористо, порой даже дерзко. Они всячески подчеркивали свою исключительность. Ведя с ними диалог, Васильев, как ни странно, не чувствовал скованности. Он с поразительной откровенностью обсуждал на протокольных встречах мировые проблемы, уровень жизни в своей стране, подчеркивал любовь к авиации и принадлежность к воздушным асам, даже поругивал после очередного «бесплатного» тоста порядки в государстве и армии, особенно охотно беседовал с американским военным атташе полковником Ричардом Бакнером. Его непринужденность в общении, начитанность, знание русского языка притягивали Васильева.
Ричард всячески подчеркивал, что ему интересно беседовать с советским пилотом, так как он сам собирался стать летчиком, но из-за неудовлетворительного состояния здоровья не был допущен к сдаче экзаменов.
Васильев оказался на любимом коньке. Фантазия отменного рассказчика воодушевляла бывшего летчика. Были и небылицы будоражили воображение. В свою очередь бывалому «летуну» казались искренними откровения Бакнера. Частые представительские мероприятия так «сдружили» двух полковников, что они вскорости перешли на «ты».
Однажды МИД Венгрии организовал для дипкорпуса, аккредитованного в Будапеште, поездку по достопримечательностям столицы. Автобус часто делал продолжительные остановки в живописных и исторических местах. Бакнер и Васильев общались, как давние знакомые: вместе курили, «травили» анекдоты, дивились увиденному, попивали фройчи и палинку.
В районе многочисленных охотничьих и рыбацких забегаловок нашли корчму с оригинальным интерьером — сетями, муляжами рыб и раков. Уселись у самого окна. Заказали по погару холодного с газом фройча — удивительной смеси сухого вина и содовой воды. Выпили с удовольствием, закусили пахучими горячими сардельками со сладковатой местной горчицей.
Уже при выходе Васильев неожиданно задал Бакнеру нелепый на первый взгляд вопрос:
— Ричард, что тебе не хватает для полного счастья?
— Денег! — нашелся с ответом американец.
— А как бы ты поступил, если бы неожиданно вдруг получил миллион? Вот так, вдруг… получил, понимаешь, и всё?
Бакнер на мгновенье замешкался. Он сразу понял, куда клонит советский друг. Интуиция опытного разведчика подсказала, что рыбка начала клевать на голый крючок — значит, голодна. И он нашелся:
— Я бы пустил миллион на бизнес! Открыл свое дело. Ну а теперь мой вопрос: а чего тебе не хватает для полного счастья? — ввернул янки.
Ответ был ошеломляюще прост:
— Мне не хватает пяти тысяч рублей! Я бы их потратил на покупку машины, а может, на приобретение какого-то заброшенного дома в деревне, где после увольнения со службы можно было бы коротать пенсионное время. Люблю возиться с землей — огородничать, садовничать.
— Так мало ты хочешь?
— Больше мне не нужно. Понимаешь, сейчас я хочу реализовать программу-минимум в ходе заграничной службы.
— Трудно на зарплату её осуществить? Я имею в виду вашу, — заострил Ричард.
Как показалось вначале Васильеву, разговор дальнейшего развития не получил. Однако совсем по- иному оценил намёк опытный американский разведчик.
Прошло несколько дней. На приёме в одном из посольств по случаю национального праздника они встретились снова. В конце вечеринки американец, проходя мимо советского офицера, стоявшего в отдалении от коллег, совершенно открыто вручил ему коробку конфет. Передавая сладости, Бакнер с улыбкой заметил:
— Нижайший поклон супруге. Передай ей мой небольшой презент — здесь конфеты, а внутри есть кое-что и для твоего счастья.
После этих слов он отошел в сторону и вступил в беседу с военным атташе Италии. Васильева заинтриговали слова, сказанные Ричардом, относительно счастья. Он прошел в туалетную кабину, открыл коробку На конфетах лежал конверт с деньгами. Ровно 5000 рублей. Ни меньше, ни больше. И записка: «Милый Володя, не обижайся. Для меня в рублях это не сумма — пустяк. Пока деньги в Советском Союзе в цене — делай счастье. Не пытайся сглупить. Впереди ещё много времени. Разбогатеешь — отдашь. С искренним уважением Ричард».
Сначала он обрадовался материализованному ответу на его в целом абстрактный намек, но когда деньги оказались в кармане, разволновался. «Всё, я влип. Это вербовка. За этим последует перевод внешне дружественных отношений в русло оперативных контактов, а затем прочной шпионской связи, — обожгли
