она.
— А ваш супруг?
— Начальник сборочного цеха на заводе.
— У вас, по-видимому, неплохая семья. Как это принято сейчас называть — благополучная.
— Семья хорошая, грех жаловаться. Сам не пьет, с нами ласковый, добрый, да и на работе его уважают. Олег — паренек трудолюбивый, хотя в последнее время я стала беспокоиться за него, — закончила она, помрачнев.
— Почему так получается? — воспользовался паузой Вершинин. — Семья у вас благополучная. Родители — уважаемые люди. Олег тоже парень хороший. Однако учиться в школе не хочет, частенько слоняется по вокзалу, сигареты там, жевательная резинка. Добром это может не кончиться. Жалко будет парня.
— Значит, вы приехали говорить о его поведении, опять наверное, натворил что-нибудь?
— Извините, я затронул эту тему, ибо меня волнует судьба Олега. Привлекать его к ответственности или наказывать другим способом мы не собираемся.
— Я и сама думаю, почему его потянуло на такие дела, — прерывающимся от волнения голосом сказала она. — Парень он мягкий, отзывчивый, безвредный. Ребята, правда, стали последнее время к нему захаживать плохие: Глухов, потом Шестаков, которого они еще странной кличкой называли. Олег меня всегда уговаривал: подумаешь, пришли. Плохого я не сделаю». Однако, вероятно под их влиянием, школу хотел бросить, менял всякие вещи. И знаете — мы с отцом за всю жизнь ни разу его пальцем не тронули. Только убеждали. А он заупрямился. Выдумал учиться на повара.
— А кем бы вы хотели его видеть?
— Пусть школу заканчивает, а потом в политехнический, инженером станет, по стопам отца пойдет, — уверенно произнесла Гагулина.
— Он склонен к точным наукам?
Вера Владимировна смешалась:
— Не совсем, но это просто потому, что учит их от случая к случаю. Мы ему нашли хорошего репетитора. Главное — толчок, а дальше пойдет как по маслу.
— Ну, его-то хоть самого тянет к математике, физике, механике?
Гагулина неопределенно пожала плечами.
— Ну вот, вы сами сомневаетесь в этом.
— Пусть, — раздраженно возразила Вера Владимировна. — Идти у него на поводу? Бросай школу, учись на какого-то там повара. Представить трудно — мой Олежек бегает с черпаком вокруг котлов с борщом и рассольником.
— Извините, но вы мыслите… чересчур прямолинейно. Конечно, котлы обязательно будут, но потом может быть и техникум, и торговый институт, и соответствующие должности, раз уж вы с таким презрением относитесь к поварам, хотя лично я не разделяю вашей точки зрения. Представьте себе его директором ресторана, кафе. По-моему, здорово. Главное, чтобы профессия нравилась. Мне кажется, его по-настоящему тянет туда.
— Может, и тянет, — раздраженно сказала Гагулина. — Скорее всего, вы правы. Но все равно, пусть оканчивает школу, а потом видно будет.
— Вера Владимировна! Как же так, вы мать, а не понимаете, что именно из-за математики, которая ему не дается, и школа Олегу опротивела. Нет призвания — куда же деваться?! А кулинария ему по нраву. Поступит в училище, сам поймет, что среднее образование необходимо. Еще побежит в вечернюю школу, не остановите.
— Думаете, так?
— Уверен. Таких подростков перед моими глазами прошло немало, и мне кажется, что вашему Олегу можно и нужно верить и идти навстречу.
Гагулина встала и подошла к окошку. Олег заканчивал перекапывать последний клочок земли. Заметив, что за ним наблюдают, он неестественно перекосил худые плечи и с преувеличенным вниманием стал разглядывать блестящий кончик лопаты.
— Вот ведь как трудится, — одобрительно заметил Вершинин. — Вы велели?
— По собственной инициативе.
— Вот видите — труд-то он любит, — Вершинин помолчал. — Скажу вам по правде, и у меня не все гладко шло. Родители вознамерились сделать из вашего покорного слуги химика. Модная профессия. Повсюду только и слышно — большая химия, большая химия. В результате я, потеряв два года, ушел с химического факультета. Не лезла в меня эта химия — и все. Поступил на юридический и сейчас доволен, чувствую, что нашел себя. Хотя, честно сказать, при поступлении тоже не знал, правильно ли делаю. А Олег знает, причем твердо, так зачем же мы будем ставить ему палки в колеса? Пусть идет избранным путем.
— Я поняла вас, — Гагулина с благодарностью взглянула на Вершинина. — Мы еще раз посоветуемся с мужем. И спасибо вам за все.
Олег окончил работу: стоял и тщательно счищал щеткой грязные пятна с брюк. На приближающегося следователя посмотрел с надеждой.
— Проводи меня, Олег, — попросил Вершинин. — Вон до той машины, — показал он на поблескивающий свежей краской «Москвич».
— Ща, — сказал Олег, что должно было означать на мальчишеском диалекте «сейчас», положил на крыльцо щетку и поплелся за ним, держа дистанцию в полшага.
Вершинин остановился и дружески обхватил его за плечи.
— Хватит вешать нос, парень. Думаю, волнующий тебя вопрос в недалеком будущем разрешится положительно.
— Ну да! — не поверил парнишка.
— Точно. Обязательно разрешится. Родители твои, по крайней мере, мать, отца-то я не знаю, человек понимающий и отзывчивый. Она пойдет тебе навстречу.
Подросток повеселел на глазах и бодро зашагал рядом.
— А теперь расскажи, что нового произошло тут у вас за последнее время? — изменил тему Вершинин.
— А чё? — вопросом на вопрос ответил тот.
— Глухова-то не встречал?
— Глухова? — переспросил Гагулин и покраснел. — Н-нет, не приходилось.
— Разве? — Вячеслав укоризненно посмотрел на него. — А я считал тебя искренним человеком.
Олег сразу набычился и смолк.
Вершинин разозлился. Взял парня за плечи и тихонько встряхнул.
— Ты, наверно, предполагаешь, что, если скажешь правду, совершишь предательство. Напрасно. Коль твой приятель непричастен к убийству, ты ему только поможешь, а если виноват, то чем раньше мы будем знать правду, тем лучше. Долго прятаться ему не удастся. Через день-два найдем. И подумай, как ты будешь выглядеть тогда. Ведь за ложь спросят. Придется отвечать по закону.
— Видел я его, — едва слышно сказал Олег. — Позавчера видел. Витька чист как стеклышко. Просто он думает, что его считают виновным в убийстве Ханыги, и боится, как бы зря не посадили.
— Это уж наше дело разобраться, кто виновен в убийстве. Зря мы не сажаем. А твоя обязанность помочь нам. Итак, рассказывай. Когда он передал тебе письмо для матери?
— Значит, тетя Клава… Значит, она рассказала? — широко открыв глаза, спросил он.
Вячеслав кивнул головой и подивился наивности подростка, только сейчас понявшего, кем информирован следователь.
— Позавчера на вечерней зорьке сидел я вон на том пруду, — Олег показал назад, — лед недавно сошел, окунь на мормышку здорово брал. Вдруг смотрю, из тальника вываливается Витька. Грязный весь, ободранный, как пес. Письмо протянул, матери велел передать, ну и сказал, что не виноватый. Я так и сделал. Передал ей.
Олег замолчал.
— И все? — удивился Вершинин лаконичности рассказа. — Неужели больше и не поговорили.
