Хьюгу и Аллею: — Впрочем, есть и другие странности, тоже общие для всех. Например, всем им по ночам снится какое-то теплое море и земля, которую они рисуют в виде грозди винограда. Смотрите. — Врач указал на развешанные на стенах яркие, словно детские, рисунки. На этих рисунках был изображен какой-то остров, действительно похожий на гроздь винограда и окруженный яркими зелено-синими волнами. — Где находится эта земля, они не знают, но под гипнозом они все рисуют ее одинаково и говорят, что это рай, что они уплывут туда любой ценой и поселятся там навсегда…
— Это выглядит как Крым… — произнесла Анна, рассматривая рисунки.
— Что? — разом спросили врач и Роберт Хьюг.
Анна спохватилась:
— Нет, это я так.
— Ты сказала, это похоже на Крым, — подсказал Марк.
Анна натянуто улыбнулась:
— Мне показалось… К тому же Крым — полуостров, а тут — остров.
Хьюг развернулся к ней всем своим мощным корпусом скандинавского викинга:
— Крым — это в России? Да?
— Теперь это часть Украины, — принужденно сказала Анна. — То есть раньше это была Россия, но Хрущев подарил этот полуостров Украине. Тогда, при нем, это не имело значения, все равно все было в СССР — и Украина, и все. Зато теперь…
— В Крыму Сталин встречался с Рузвельтом и Черчиллем, — продемонстрировал Марк свою эрудицию. — А вообще Крым для России завоевала Екатерина Вторая. Правильно, Аня? Я помню по учебнику русской истории. А до этого там жили кто угодно — греки, татары, турки…
— И амазонки, — насмешливо сказал доктор, взяв Лану Стролл за руку и слушая ее пульс.
— Нет, — возразила Анна. — Амазонок в России не было. И вообще я сказала, что это только похоже на Крым…
— Мы высадились на берегу Меотийского озера, — вдруг не своим, а сухим, хриплым голосом произнесла Лана Стролл, не открывая глаз. — Точнее, у Кремен. Тогда там жили свободные скифы…
Роберт, Марк и Анна изумленно застыли, не веря своим ушам. Голос, которым вещала спящая Лана, был женский, но это не был ее знаменитый, мягкий и известный всей Америке голос, а странный, гортанный и с нотками какого-то восточного акцента.
Врач, держа ее за руку, тоже замер с видом человека, подстерегшего уникальную добычу.
— Продолжай, мы слушаем, — сказал он ей вкрадчиво, как говорят только врачи.
— Нас было сорок шесть, — хрипло продолжала Лана. Ее лицо как-то странно ожесточилось, огрубело, тело вытянулось и выпрямилось, а левая грудь холмом округлилась под простыней. — Остальные погибли во время шторма. Потому что греки, которые захватили нас в устье Фермодонт, держали нас в трюмах, связанными, и не давали нам никакой еды. Но мои подруги зубами перегрызли веревку у меня на руках, мы освободились и захватили судно. Греков мы выбросили за борт. Мы хотели плыть обратно, домой, но начался шторм, и ветер носил нас по морю. Так было много дней — не знаю сколько, ведь солнца не было, и шел страшный дождь. По воле богов мы не перевернулись. Но я все время держала курс в одну сторону, потому что слышала сердцем тот маяк, который слышу в себе и сейчас. И наконец мы прошли через узкий пролив и оказались спасены. Потому что из бурного моря попали в тихое озеро и увидели берег. Мы не знали, что это Крым…
Лана опять замолкла.
— Ты устала? — спросил ее врач.
— Да, очень. И я хочу пить.
Роберт, Марк и Анна оглянулись в поисках воды.
— Сейчас я принесу. — Роберт направился к двери.
— Подождите! — сказал врач. — Если дать ей пить, она проснется.
— Я устала. Я хочу пить, — повторила Лана.
Роберт решительно вышел из палаты.
— О’кей, — сказал Лане врач. — Расслабься. Отдыхай.
Лицо Ланы стало расслабляться и приобретать свой привычный абрис телезвезды.
— Док, — сказала она вдруг тихо и своим собственным голосом. — Он здесь? Мне кажется, я слышала его голос.
Врач заговорщически улыбнулся Марку и Анне и спросил у спящей Ланы невинным тоном:
— Чей голос, Лана?
— Хьюга, агента ФБР.
— Да, он здесь. Но он ушел принести тебе пить. А как ты узнала его голос?
— Не строй из себя дурака, док. — Лана улыбнулась во сне своей знаменитой улыбкой телемадонны. — Я тебе на каждом сеансе говорю, что влюбилась в него по уши. Еще там, в Катскильских горах…
Дверь открылась, Роберт Хьюг вошел с бутылкой кока-колы и керамической кружкой «I love N.Y.». И с недоумением посмотрел на воззрившихся на него Марка и Анну. Потом осмотрел себя и спросил у Марка:
— Что-то не так?
— О’кей, Лана, на счете «три» ты просыпаешься! — деловито сказал Лане врач и скомандовал: — Раз! Два! Три! Ты проснулась!
Лана открыла глаза.
Прямо перед ней стоял Хьюг все с тем же недоумением на крупном лице скандинава.
Лана зарделась, как влюбленная шестиклассница, даже уши у нее заалели.
— Док, — произнесла она слабым тоном. — Развяжите меня. Пожалуйста!
— А ты будешь себя хорошо вести?
— Буду.
— Ты не будешь кусаться, драться, ломать мебель и поднимать новое восстание?
— Не буду.
— Обещаешь?
— Клянусь.
Доктор вопросительно глянул на Хьюга. Тот кивнул. Доктор отстегнул широкие кожаные ремни, которыми Лана была привязана к кровати. Роберт налил ей кока-колу в кружку «I love N.Y.». Лана села и спросила у Анны:
— Я выгляжу ужасно, да?
— Вы выглядите отлично, — ответила та.
— Тут нет ни одного зеркала, это античеловечно! — жеманно сказала Лана и взяла кружку из рук Роберта. По ее прекрасному лицу еще блуждали остатки сна. Но по мере того как она пила коку — большими, емкими глотками, — заспанность стала исчезать с ее щек, плечи развернулись, фигура вновь ожесточилась, и вдруг она резким жестом, наотмашь, как булавой, саданула врача этой кружкой по лицу с такой силой, что тот опрокинулся на пол, обливаясь кровью. А Лана рывком вскочила с кровати, в два прыжка оказалась у окна, схватила стоявшее под окном кресло и с такой нечеловеческой силой грохнула этим креслом по окну, что оно разлетелось вдребезги.
Анна испуганно выскочила из палаты, а Марк и Роберт бросились к Лане, но она, стоя на подоконнике, пяткой лягнула Марка так, что он отлетел к противоположной стене, и тут же замахнулась на Роберта поломанным креслом. Этот удар мог проломить Роберту череп, но Лана вдруг встретилась взглядом с глазами Роберта, и… ее рука замерла, зависла, плечи обмякли, и лицо вновь стало принимать свое женское выражение. Выронив кресло, она упала Роберту в руки.
— Укол! Снотворное! — жалобно попросила она. — Боже, со мной что-то ужасное… Я не могу с этим справиться… Господи, пусть мне сделают укол, или я убью себя, вас…
Анна вбежала в палату с санитарами, медсестрой и коробкой со шприцами. Санитары, дюжие, как самбисты, метнулись к Лане, но Роберт заслонил ее своим телом.
— Нет! Стоп!
— Укол! Укол! — Лана сама протянула медсестре свой локоть.
