вообще прожили меньше года…
Яшин посмотрел на дочь президента. Не нужно было быть ни Пуаро, ни Мегрэ, чтобы связать тут концы с концами. Только два человека из бывших сотрудников ЛАЭКБИ могли на сегодня оставаться в живых — этот Станислав Журавин и какая-то Бешметова. И именно жена Журавина, находясь в Нью-Йорке, первой связала тамошние ожоги с лабораторией Шварца.
Яшин посмотрел на часы. Было 14.22 по Москве или 06.22 по нью-йоркски.
— Будите свою племянницу, — сказала Пашутину дочь президента.
— Вы думаете, ей что-то грозит?
— Будите, ё-моё! — вдруг рявкнул Яшин. И тут же понизил тон: — Говорите ее номер!
Пашутин прочел со своего настольного календаря:
— 1-212-665-12-87…
— Не так быстро! — Яшин набрал на его селекторе код США и нью-йоркский номер. В ожидании ответа с иронией сказал Пашутину: — И вы обсуждали с ней все это по телефону? Вы не знаете, что все телефоны прозрачные?
— Конечно, знаю, — разозлился Пашутин. — Но я с ней ничего не обсуждал. Я даже не сказал ей, что послал к ней нашу бригаду.
— Какую бригаду? Зачем? — спросила дочь президента.
— Ну как же! Ваш отец разрешил провести там операцию. Чтобы американцы не узнали о «Кедре». И люди из ГРУ уже в полете…
— Алло! — вдруг сказал в трубку Яшин и включил динамик. — Алло! Можно Анну?
— Ее нет. А кто спрашивает? — ответил ему настороженный мужской голос.
— Это из Москвы. С кем я говорю?
— Это… это ее сотрудник… — ответил голос с заминкой.
— Сотрудник в 6.20 утра? — усмехнулся Яшин. — И что вы — спите с ее телефоном?
— Я… я дежурю…
— А где Анна? Что с ней?
— Это… дядя Саша? — настороженно спросил голос.
— Почти. Он тут рядом со мной, я его начальник.
— Начальник? — изумился голос на том конце. — Вы — президент?!
— Нет, я не президент, я его помощник. Так что с Анной? Она жива?
Пауза. На том конце провода — ни звука.
— Алло! — нетерпеливо сказал Яшин. — Говорите!
— Кажется, я понимаю, кто вы… — сказали из Нью-Йорка.
— Вот и хорошо. А я знаю, кто вы, — сказал Яшин. — Вы понимаете, что вы в опасности?
— Да. Но это не телефонный разговор, — поспешно ответил голос.
— А какой?
— Только личный.
— Где вы хотите разговаривать?
— Здесь, в Нью-Йорке.
— А в другом месте? В Москве?
— Отпадает! Вы сами знаете: там слишком легко попасть под грузовик.
— Мы гарантируем вашу безопасность.
— Нет.
— Но вы же понимаете, что ни я, ни ваш «дядя Саша» не можем прилететь в Штаты.
— А я и не стал бы с вами разговаривать.
— Так. А с кем?
— Только с президентом. Или с его дочкой.
— Ну-ну… По-вашему, они сейчас сядут в самолет и полетят к вам? — Яшин с усмешкой глянул на дочь президента и спросил у своего заморского собеседника: — Как вы себе это представляете?
— Я могу встретиться с ней в Европе. В любом месте.
Дочь президента отрицательно покачала головой.
— Отпадает! — сказал в телефон Яшин.
— Ну, тогда… Тогда с Вернохлебовым! — сказал голос из Нью-Йорка.
— С кем? С кем? — изумился Яшин.
— Завтра тут открывается сессия ООН. Я прочел в газетах, что на ней будут Примаков и Вернохлебов. С ними я могу встретиться, — повторил нью-йоркский голос.
— Почему с ними? Вы знакомы?
— Я же сказал: все подробности — не для телефона. Я могу встретить Примакова или Вернохлебова завтра в шесть утра на рыбном рынке.
— Где? — удивленно переспросил Яшин.
— На рыбном рынке, в шесть утра. И еще: дядя Саша, вы меня слышите?
— Слышу, — отозвался Пашутин.
— Кто бы из них ни пришел, дайте ему шумовую авторучку. Вы знаете, что я имею в виду, да?
— Знаю, — сказал Пашутин. — Стасик, последний вопрос! Где Зара Бешметова?
— Все, гуд бай! — отрезал голос из Нью-Йорка. И в трубке прозвучали гудки отбоя.
17
Конечно, они вели себя бесцеремонно. То есть, может быть, при иных обстоятельствах они сначала провели бы скрытое наблюдение за сотрудниками журнала «Нью-Йорк, Нью-Йорк», выяснили бы их биографии, хобби и тайные пороки, установили круг знакомств и прочее и прочее — в полном соответствии с классическими правилами уголовного расследования. Но у Джеймса Фаррона не было на это времени: последняя ночь, помимо бунта в «Покано-Форест дрим-отель», принесла еще 93 «космических ожога» и шесть нападений «новых амазонок» на мужчин в барах Нижнего Манхэттена. Рапорт городской полиции в ФБР, не будь он подписан лично комиссаром полиции Марвином Ревиком, выглядел сочинением в духе дешевых таблоидов: