плакать.
Полье с нежностью взглянул на жену:
– Вы же знаете, моя дорогая, le jour ou je pourrai faire quelque chose pour vous sera un beau jour pour moi. День, когда я смогу для вас что-нибудь сделать, будет прекрасным для меня.
Впечатление от поездки в шуваловское имение у Полье не проходило. Каждый вечер он прикидывал на разложенных листах бумаги, как можно преобразить это чудесное произведение природы и человеческих рук.
По его плану следовало различать две части парка. Нижнюю, как памятник петровского и екатерининского времени, надо сохранить, не трогать развалины, курганы, дорожки, проложенные века назад. Никакого вмешательства в прошлое. «Будем почтительны, – говорил он Варваре Петровне. – Освободим эту местность только от повалившихся деревьев, разросшегося кустарника и бурьяна! »
Что же касается верхней части, парка, то именно на него Полье направил свой творческий пыл.
...Супруги сделались домоседами, отказывались от всякого рода приглашений и увеселений. Полье сажал Варвару Петровну за стол с рисовальными и чертежными принадлежностями и показывал ей наброски, набело выполненные схемы расположения новых построек и посадок, рисунки мостиков, беседок, клумб. Берега одного из озер, видных с холма, где стоял старый дом, показались Полье очень интересными. Он предлагал жене придать им форму треуголки Наполеона.
– Ты представляешь, дорогая, очертания этого озера сами собой подали мне эту идею. Надо лишь кое-где немного подправить.
Полье просто фонтанировал идеями, а Варвара Петровна снова и снова призывалась в качестве соавтора и советчицы по поводу грядущей новостройки.
Муж не расставался с циркулем и линейкой, то и дело листал атласы и альбомы.
– Comment cela va ici? Ну, как идут дела? – спрашивала Варвара Петровна, заходя в кабинет, а потом рассматривала новые проекты и, напустив на себя серьезный вид, говорила: – Прекрасно, мсье! Мне кажется, вы сегодня заслужили свой ужин.
И Полье, подхватив жену на руки, нес ее в столовую.
Неожиданно уединенный любовный мир, в который с головой погрузились Варвара Петровна и Полье, оказался нарушен.
Из Германии пришло сообщение, что ученый с мировым именем, барон Александр фон Гумбольдт, решил совершить научное путешествие на Урал.
Полье рассказывал жене о том, что он уже давно переписывается с этим непререкаемым в области естественных наук авторитетом. Видимо, увлеченность Полье минералогией, те познания, которые он выказывал в письмах к Гумбольдту, и даже идеи, удивительные для дилетанта, вызвали интерес ученого к его корреспонденту. Он предложил Полье совершить путешествие вместе.
Варвара Петровна горячо поддержала эту идею: нельзя отказываться от возможности сотрудничества с человеком, который многие годы был для мужа образцом для подражания!
Графиня привела в пользу поездки еще один довод, совершенно убедивший Адольфа Александровича не отказываться: пришло время ему познакомиться с ее владениями на Урале и понимающим глазом оценить, как там идут дела.
Экспедиция отбыла на Урал. В общей сложности предстояло проехать тысяч пятнадцать верст.
Не без тревоги ждала Варвара Петровна вестей. Как муж, привыкший к европейскому комфорту, перенесет русский бедлам и «неустройства», которые обычно клянут на чем свет стоит те, кто здесь родился и вырос?
Однако после первых же весточек, где фразы «какое великолепие», «как жаль, что ты этого не видишь», «сколько красоты и необычайности» повторялись на каждой странице, она совершенно успокоилась. Адольфа Александровича покорила величественная и суровая красота Урала. По сравнению с этими впечатлениями бытовые неудобства отходили на второй план, это были мелочи, не стоившие чернил и бумаги.
Какой он молодец, писал Полье жене, что догадался взять с собой рисовальные принадлежности. Те наброски, что она получит, – лишь крохи того, что ей предстоит увидеть, когда он вернется. «Я, мой друг, сделал много весьма хороших видов!»
...К сожалению, ни набросков, ни альбомов – свидетельств сибирской экспедиции Полье – пока не обнаружено. Та же история и с его портретом, который, несомненно, был: невозможно представить, чтобы Варвара Петровна не имела изображения столь любимого ею человека. Тем более это выглядит совершенно непонятно, если принять во внимание, что Александр Брюллов, великолепный рисовальщик, входил в круг ближайших друзей графской четы. Остался, правда, его карандашный набросок супругов, сидящих рядом за столом, который хранится теперь в Русском музее, да еще две зарисовки уже скончавшегося Полье, сделанные, видимо, по просьбе его вдовы. А тогда, в пору исполненного радостных надежд сибирского путешествия, невозможно было предположить, какая тонкая грань отделяла его от небытия!
...Однако вернемся к тем дням, когда Полье ощущал себя осчастливленным любовью прекрасной женщины. Впереди были события, сделавшие его имя причастным к русской истории. Кажется, лишь вчера он пересек границу Российской империи, а жизнь его уже исчислялась несколькими месяцами.
Незадолго до приезда Полье на принадлежавший жене Бисеровский прииск здешний подросток нашел необычный камень и принес его в контору, рассчитывая на награду. Парню действительно выдали деньги. Такой порядок был, возможно, заведен согласно высочайшему указу от 1828 года, который гласил: «...для поощрения к отысканию алмазов учредить приличные денежные награды тем, которые будут находить драгоценное ископаемое в округах казенных заводов».
Едва ли паренек получил сколь-нибудь значительную сумму – камень приняли за топаз, что особой редкостью здесь не считали. Когда же приехал Полье, то вместе с прочими «минеральными гальками» ему показали и последнюю находку. Внимательно разглядев ее, Полье пришел к выводу – это алмаз. Работники прииска замахали руками: «Что вы, барин! У нас такого отродясь не бывало».
Тогда он обратился за консультацией к Гумбольдту. Тот не спешил с выводами, проверил камень своими методами и все-таки в конце концов подтвердил правоту коллеги.
Следовательно, решил ошарашенный таким поворотом дела Полье, надо искать, обязательно искать! Гумбольдт поддерживал его энтузиазм, давал советы.
Как писал «Горный журнал» об истории обнаружения первых алмазов в России, Полье, резко изменив обычную технологию, «приказал промывать вторично грубые шлихи, остающиеся после промывки золотоносных песков».
И вот найдены еще два «прозрачных камешка» – два алмаза.
