доброжелательном тоне, с выражением благодушия на лице.
«Хотите войны или мира? – спрашивал он тенорком, словно гостеприимный хозяин, предлагающий гостям на выбор чаю или кофе. – Войны? Это пожалуйста. Так все же войны или мира? Можете иметь или то, или другое. Прошу выбирать...»
... Восемнадцатый век – время побед русского оружия, русской дипломатии, а вернее, того и другого вместе.
Безбородко перекраивал границы государств. При нем к нашим западным границам была присоединена часть Польши. Он добился документально зафиксированного признания Турцией новой российской территории – Крыма. При том даже, казалось бы, враждебно настроенные к этому русскому хитрюге турки отзывались о Безбородко с глубоким почтением: «Он добропорядочен, благоразумен, проницателен и справедлив».
...В письмах Екатерины Александр Безбородко теперь фигурировал как «мой фактотум» – в буквальном переводе «делающий все». Его заслуги она вознаграждала с чрезвычайной щедростью. В 1797 году граф Александр Андреевич был возведен в княжеское достоинство и пожалован канцлером. И уже не просто золотой дождь, а настоящий ливень, причем многократно проливавшийся на Безбородко, сделает его одним из самых богатых людей империи.
Демидовы, Шереметевы, Строгановы – их финансовое могущество укреплялось и наращивалось несколькими поколениями. Безбородко же понадобилось менее трех десятков лет, чтобы стать весьма состоятельным человеком. Десятки тысяч крепостных, огромные угодья в самых плодородных областях России, права на владения доходными предприятиями: соляными, рыбными и проч.
Относительно быстрое, невероятное по своим размерам обогащение, чины, награды, неизменная благосклонность Зимнего дворца тем не менее не изменили характера Безбородко. В нем не было ни капли вельможной спеси, сознания своей избранности.
Вероятно, понимая, что завидовать таким людям, как Александр Андреевич, бессмысленно – они слишком уникальны и все получили за собственные заслуги, – к екатерининскому «фактотуму» современники относились с явной приязнью, а если и подтрунивали над его причудами, то совершенно беззлобно. У Безбородко, скажем, была страсть к драгоценным камням. Он по-детски веселился, пересыпая их из ладони в ладонь и показывая собеседнику прихотливый блеск своих сокровищ. На кафтане у него пуговицы были бриллиантовые, пряжки на туфлях – тоже.
Дворцовую жизнь, разного рода увеселения, а пуще всего церемониалы Безбородко терпеть не мог и увиливал от них под любым предлогом. Возможно, он чувствовал, что при всем своем могуществе остается в глазах придворных все тем же чудаковатым провинциалом, не знающим куртуазного обращения.
Мало кто замечал, что, не получив регулярного образования, помощник Екатерины своими познаниями превосходит многих людей ее круга. Со страстью Безбородко собирал библиотеку, запоем читал книги по разным отраслям знаний – невероятная быстрота восприятия и здесь помогала ему. Как все самородки, он находил кратчайший путь к постижению вопросов науки, искусства, обнаружив страсть к живописи, архитектуре, театру, особенно приохотился к опере и балету.
С 1781 года, когда матушка Екатерина обзавелась собственным театром – Эрмитажем, только чрезвычайные дела могли заставить князя пропустить представление. Спектакли давались два-три раза в неделю. Приглашенные гости – обычно не более трех десятков – проходили из здания Эрмитажа-музея через галерею над романтичной Зимней канавкой и попадали в небольшой, всего на триста человек, зал, напоминавший античный театр, где зрительские места полукружьями спускаются к сцене.
Это детище великого зодчего итальянца Джакомо Кваренги императрица – дама требовательная и имевшая хороший вкус – весьма одобрила. Одно ее смущало: в кринолине тяжело было сидеть на скамейках, хотя и мягких, но без спинки. Тогда для государыни и тех, кого она хотела данным вечером видеть соседями, стали ставить кресла. Разумеется, и тут ее «фактотум» был незаменим; выросший в отдалении от храмов Мельпомены, Безбо-родко удивлял государыню своими меткими интересными суждениями.
...А наяды, русалки, нимфы и прочая балетная прелесть, на погибель таким мужчинам, как чувствительный Александр Андреевич, созданные, летали, кружились, ручки-ножки делали и так и сяк, а легкая кисея сценической одежды не мешала созерцать юные тела.
О Господи! Безбородко беспокойно ерзал в своем кресле и дышал так шумно, что Екатерина, прикрываясь веером, шептала ему:
– Друг мой, вы мне весь оркестр заглушаете. Не волнуйтесь! Пожалуй, вас эдак удар хватит.
К этому времени все уже привыкли считать Безбородко убежденным, холостяком, совершенно сознательно не желающим связывать себя узами брака. Тем не менее среди старых бумаг, имеющих отношение к канцлеру, сохранились письма его родителей с Украины, которые беспокоились, отчего у их сына не ладится личная жизнь. Тот упорно отвечал, что «чужд всяких обязательств и самого в них намерения». Под «обязательствами», видимо, надо понимать брачные узы. Однако не всегда Безбородко держался подобного мнения: было время, когда он пережил личную драму, оставившую в его душе, возможно, всю жизнь незаживающий след. На эту мысль наводит имеющееся в старых бумагах указание на то, что когда-то существовало «охлаждение» между ним и «старшим Воронцовым за то, что свадьба графа Безбородко с Прасковьей расстроилась». Кто она, эта Прасковья, и каким образом соперник перешел жениху дорогу, мы, наверное, уже не узнаем никогда.
Время шло, и, как всякий мужчина, Безбородко чувствовал некую недостачу, которую не могут восполнить никакие походы по злачным местам: отсутствие в его роскошном доме женщины. И она появилась – пусть и не в статусе законной супруги.
...Танцовщица Ольга Каратыгина, чей отец служил экономом в Театральном училище, к тому времени была известна не только хореографическими талантами. Ее квартиру на Мещанской улице посещали и представители «золотой молодежи» Петербурга, и богатые купчики, наезжавшие в столицу покуролесить, свести знакомства с хорошенькими, общительными девицами. Ольга как раз и была такой. Задорная, острая на язык, смелая в обращении, она пользовалась своеобразной популярностью у гуляк Петербурга. И ради лукавых Ольгиных глаз много безумий свершалось – в моде были нежные страсти, поклонение прекрасному полу, в каких бы формах они ни проявлялись.
Однажды бравый молодой купец Иван Рожков поспорил в компании приятелей на тысячу рублей, что въедет на своем сибирском иноходце прямо в гости к «петербургской Аспазии» (древнегреческой богине любви. –
