Между прочим она рассказала сенсационную новость дня: о будущей женитьбе сына герцога Данцигского на маркизе Люперкати, о которой говорил уже весь Париж.
– Прелестная женщина эта маркиза и моя хорошая приятельница. Ведь тут целый роман! Шарль Лефевр влюбился в свою невесту не зная, кто она такая, вернее – не зная, что ухаживает за своей будущей женой.
– Может быть, если бы он знал это, он и не влюбился бы в нее, – смеясь, сказал Анрио.
Оба продолжали весело болтать о разных пустяках, забыв и думать о готовившемся бегстве маршала Нея. Уходя от баронессы, Анрио едва вспомнил о том, что разболтал ей.
«Не беда, – легкомысленно подумал он, – баронесса не болтлива, к тому же она любит меня. Она почти не обратила внимания на все, что я рассказал ей; она интересовалась во всем этом деле только мной одним».
Как только он ушел, баронесса поторопилась к письменному столу, где быстро набросала следующую записку.
«Господину префекту полиции. Предупреждаю Вас о существовании военного заговора с целью освободить маршала Нея и устроить его побег из Люксембургской тюрьмы. Стража не надежна. Остерегайтесь. Надеюсь, что, имея верные сведения, как всегда, Вы оцените мои старания сообщать Вам все, что касается спокойствия государства и Вашего учреждения в особенности. Примите уверения и прочее. № 126».
Запечатав письмо, баронесса позвала горничную и приказала немедленно отнести его по адресу, написанному на конверте: «Господину Мартен, рантье. Набережная Люнетт, 8». Это были имя и адрес специального агента, который так принимал частным образом конфиденциальные сообщения префекту полиции от тайных агентов.
Исполнив свою обязанность, баронесса Невиль занялась туалетом, сказав горничной:
– Поеду поздравить маркизу Люперкати с ее свадьбой. Она, должно быть, очень рада: покойный муж не оставил ей средств, чтобы долго носить траур. Маркиз Люперкати был разорен и к тому же скомпрометировал себя с Мюратом. Теперь милая Лидия устроится! Майорат в два миллиона! Вот бы мне что-нибудь в этом роде! Но такие находки попадаются не часто, – закончила она с завистливым вздохом.
Кончая одеваться, прекрасная баронесса думала про себя: «Ну, может быть, королевское правительство, которому я оказала сейчас важнейшую услугу, окажется на этот раз более щедрым, чем обычно».
XI
21 ноября 1815 года должен был начаться в Люксембургском дворце большой политический процесс: палата пэров должна была судить маршала Нея. Были приняты большие предосторожности для безопасности высокою собрания, вся полиция была на ногах. Везде были расставлены патрули, все кафе и кабачки были под надзором, а Люксембургский сад закрыт.
Маршал Удино, преданный Бурбонам, забывший все милости, которыми осыпал его Наполеон и завидовавший маршалу Нею, взялся за исполнение приговора над своим сотоварищем по оружию, знаменитым маршалом Франции, носившим звание «храбрейший из храбрых».
Заседание суда началось в десять часов утра. Публика была допущена лишь по строго контролируемым билетам. В первом ряду зрителей можно было видеть принца Вюртембергского, графа Гольтца, Меттерниха и многих английских генералов в полной форме. Все эти чужестранцы, после падения Наполеона высоко поднявшие головы, истинные властители Франции, у которых Бурбоны были только слугами, явились насладиться агонией своей жертвы, полюбоваться чудовищным зрелищем: герой, причинивший им столько зла, оказался преданным в руки палачей французским собранием, и пэры Франции мстили ему теперь за Англию, Россию, Австрию и Пруссию, за все зло, причиненное им Мишелем Неем. Это было мщение за Аустерлиц, Иену, Фридланд и Москву!
Был прочитан обвинительный акт, протест адвокатов против незаконной поспешности обвинения был оставлен без внимания, и начались продолжительные прения о поведении маршала Нея, обещавшего Бурбонам привезти Наполеона в железной клетке. Потом, овладев им, он перешел на сторону императора и вместе с ним двинулся на Париж.
Ней сказал в свою защиту, что решился присоединиться к Наполеону после заявления Бурмона, что если после возвращения императора король будет вынужден снова покинуть Францию, то он призовет па помощь иностранные войска. Бурмон прибавил, что не следует колебаться между изгнанием и обращением к иноземцам. Как бы велико ни было это зло, оно все же было в глазах роялистов предпочтительнее власти Бонапарта. Поэтому, присоединившись к победоносному орлу императора, он, Ней, не совершил никакой низости; он поднял шпагу не против короля, хотя и покинутого своим народом, а только против иноземцев.
Главный прокурор и президент употребляли все усилия, чтобы спутать защиту и лишить слова ее адвокатов. Защитник Беррье сказал судьям, что Ней думал избавить Францию от гражданской войны, присоединившись к Наполеону, что его побуждением было отнюдь не честолюбие, а единственно любовь к родине. Увы! Его речь была резко и грубо прервана. Второй адвокат, Дюпен, нашел несколько странный аргумент в пользу защиты: по договору с союзниками 20 ноября 1815 года Сарлуи – родина маршала Нея не была частью Франции и таким образом Ней, не принадлежа более к французам, не подлежал суду палаты пэров.
Однако при этих словах маршал Ней встал с места и, прервав речь адвоката, воскликнул:
– Я француз и умру французом!
После этого он вынул из кармана записную книжку, где записывал свои заметки, и прочел громким голосом:
«– До сих пор защита была свободна, теперь ее стали затруднять. Я благодарю своих защитников за все, что они сделали и хотели сделать, но теперь я прошу их прекратить такую неполную защиту. Пусть меня лучше вовсе не защищают, чем иметь только пародию на защиту. Меня обвиняют против законов и не позволяют мне объясниться. Я обращаюсь к Европе и к потомству…»
Президент прервал его, обратившись к защитнику:
– Продолжайте защиту, касаясь только фактов.
Тогда маршал, обратившись к Беррье и Дюпену, повторил:
– Я запрещаю вам говорить, если не будет разрешено говорить свободно!
– Так как маршал желает закончить прения, – сказал главный прокурор, – то мы со своей стороны не сделаем больше никаких замечаний. Итак, я прошу палату применить статьи закона уложения о наказаниях и параграфы закона второго брюмера V-гo года относительно лиц, уличенных в государственной измене и покушении на спокойствие государства.
Настало глубокое молчание.
– Подсудимый, – спросил председатель суда, – не желаете ли вы что-нибудь заметить насчет применения наказания?
– Ровно ничего! – ответил Ней.
– Удалите подсудимого, свидетелей и присутствующих, – распорядился председатель.
Маршал, адвокаты и свидетели покинули зал; трибуны были очищены от публики, и палата пэров приступила к голосованию. Совещание продолжалось долго. Единственный пэр Франции, герцог Виктор де Брольи, ответил «нет» на третий вопрос: «Совершил ли маршал покушение на безопасность государства?» Поименное голосование относительно применения наказания дало следующие результаты: 142 голоса за смертную казнь по военным уставам, то есть за расстрел, 1 голос за смертную казнь по общим уголовным законам, то есть за гильотинирование, 43 голоса за пожизненное изгнание. Пять пэров воздержались от подачи голоса.
