сюда! Не может же он не сдержать данного слова, оскорбить молодую женщину, которая ждет его!
Она поискала глазами маркизу, которая, как она видела, незадолго перед тем проходила по залам под руку с Анрио, но нигде не могла найти ее. Тревога мадам Сан-Жень все более и более возрастала, а между тем ей приходилось волей-неволей исполнять обязанности хозяйки дома, занимать гостей, вести пустые разговоры. Теперь, привыкнув к светским обычаям, она понимала, что было бы невежливо с ее стороны выказывать беспокойство, материнскую тревогу, что это было бы признано дурным тоном, недостатком воспитания.
Время шло, начались танцы. Маршал увлек некоторых из своих товарищей к буфету. Там, опустошая стаканы пунша и хереса, они вспоминали лихие подвиги своего прошлого. Капитан Лятапи, воспользовавшись удобной минутой, отвел в сторону герцогиню, чтобы сказать ей, что все его друзья здесь и что в конце бала надо будет переговорить о планах на будущее и о немедленном освобождении маршала Нея. Сообщив это герцогине, он откланялся ей и пошел сзывать друзей, рассеянных по залам.
А в это время бедная герцогиня, отвечая всем и каждому из гостей, только и думала, что о своем сыне. Где он? Отчего его нет? Не случилось ли с ним несчастье? Наконец она вскочила с места и направилась к высокому человеку, с которым говорил у окна Лятапи. Увидев герцогиню, он отдал ей честь.
– Ла Виолетт! Где мой сын? – живо спросила она. – Почему его здесь нет?
– Герцогиня, – ответил бывший тамбурмажор, – вы не поручали мне караулить мосье Шарля. Я очень люблю вашего сына, но вы знаете, что он не выносит моих замечаний, считая меня старым ворчуном, старой скотиной! И вот, чтобы не раздражать его, я никогда не позволяю себе смотреть за ним! Но, несмотря на это, я кое-что знаю.
– Что же ты знаешь, ла Виолетт? Говори! – повелительно сказала герцогиня.
– Немногое, – пробормотал тамбурмажор, – но если вы желаете, чтобы я нашел господина Шарля, я думаю, что живо найду птицу, раз я знаю, где ее гнездо.
– Ты знаешь, где он? Кто мог удержать его, когда он должен быть здесь, у нас, в день бала, даваемого для него?
– Вероятно, его задержали в его интимном гнездышке, и если я побываю в Пасси, то захвачу там нашу прекрасную птичку, герцогиня.
– Отправляйся туда сейчас же и приведи его! – приказала герцогиня. – Его отсутствие – настоящий скандал! От тебя у нас нет секретов. Сегодня я должна была представить его одной даме, прибывшей сюда собственно для этого. Я боюсь, что она уедет, и дорогой для меня план расстроится.
– Будьте покойны! Если только я найду вашего сына, я приведу его непременно, даже за ухо, как делал, бывало, император со своими гренадерами.
Ла Виолетт откланялся по-военному и вышел из зала, а затем прошел к себе, снял парадный сюртук, положил на всякий случай два пистолета в карман, а в руку взял свою знаменитую дубинку – опасное оружие в его руках.
На Вандомской площади он нанял экипаж, предварительно хорошо поторговавшись, и велел везти себя в Пасен.
Между тем бал на Вандомской площади кончался и герцогиня хотела извиниться перед маркизой Люперкати за отсутствие сына. Но напрасно она искала гостью по залам – та бесследно исчезла.
Это еще более встревожило герцогиню, но она старалась подавить волнение, так как должна была еще присутствовать на совещании, созванном Лятапи и Белларом по поводу процесса маршала Нея и узника острова Святой Елены. План не был выработан окончательно, но каждый из присутствовавших получил предписание организовать в своей сфере по мере своих сил движение, во-первых, с целью освободить маршала Нея из Люксембурга, во-вторых, устроить экспедицию к острову Святой Елены, руководить которой взялся Лятапи, чтобы хитростью или силой вырвать императора Наполеона из рук англичан.
Разошлись только на рассвете и каждый из приверженцев Наполеона, покидая особняк Лефевра на Вандомской площади, думал о тюрьме Люксембурга и о скалах Святой Елены, каждый спрашивал про себя: «Что они теперь делают?»
А в это же время герцогиня Данцигская, пока горничные снимали с нее диадему, перья и другие украшения, в первый раз со времени падения Наполеона забыла о знаменитом изгнаннике, так как была поглощена мыслью о сыне: «Где он теперь? Что он делает?»
II
– Фант! Фант! Он ошибся!
– О, неловкий! Он принял Бетси за Джэн!
– Он не узнал меня, хоть и долго прижимал к себе. Он чуть не задушил меня, мисс Годсон!
– Тогда надо взять с него два фанта, милая Бетси!
– Повязка у него сдвинулась. Надо завязывать крепче, гораздо крепче! Папа, поправь платок, сделай двойной узел! Пусть он не плутует!
– Играть, играть! Поворачивайся, жмурка, поворачивайся! – И молодые девушки в развевающихся платьях рассыпались по саду, повернув несколько раз на одном месте плотного господина в белом пиджаке и соломенной шляпе.
Несколько запыхавшись, он сделал крутой поворот, вытянул руки, остановился и схватил гибкую и стройную девушку.
– Ну, на этот раз это действительно Бетси! – сказал он, срывая повязку и целуя отцовским поцелуем лоб покрасневшей девушки, пойманной жмуркой.
– Государь, вы опять сплутовали! – воскликнула раздосадованная Бетси.
Толстый господин в соломенной шляпе – император Наполеон – выпустил Бетси и сказал ей:
– Плутовка, я дам тебе фант, но ты заплатишь штраф!
– Нет, нет, государь! Вы отлично видели из-под повязки.
– Это ты сама хочешь сплутовать, маленькая обезьянка, – громко рассмеялся Наполеон, с гордостью выговаривая последние два слова по-английски и при этом взял за ухо Бетси, как, бывало, делал со своими гренадерами, когда был доволен, и слегка потянул девушку за ушко.
– Ай, он щипнул меня! – воскликнула та, убегая. – Я сейчас убью его за это!
Она подбежала к веранде, перед которой на траве происходила игра в жмурки; там в углу лежала шпага. Бетси вынула ее из ножен и, размахивая ею в воздухе, стала наступать на своего противника, повторяя:
– Защищайтесь! Отразите-ка этот удар! Ага, я накажу вас, противная жмурка!
Наполеон отступал перед обнаженной шпагой, а шалунья продолжала наступать на него, приговаривая:
– Молитесь, молитесь! Настал ваш последний час!
Сумасбродная девушка стала гоняться за Наполеоном по аллеям сада, как вдруг с веранды раздался крик.
– Мисс Бетси! Отдайте мою шпагу! – кричал граф Ла Сказ, секретарь Наполеона. – Я принес эту шпагу в подарок вашему отцу, отдайте мне ее обратно!
