отводила судьба Наталье Николаевне, она прежде всего была матерью, для которой все, что не дети – на втором плане.
По-прежнему с большой неохотой лишь для поддержания связей нужных для мужа и детей ездит она в гости. Ей, в сущности, безразличны люди большого света, те, что при Пушкине беззастенчиво обсуждали ее, злословили, клеветали, а теперь так милы и любезны с генеральшей Ланской. Она всегда нехотя оставляет детей, покидая дом и возвращаясь, первым делом внимательно смотрела на нянюшку: не случилось ли чего? Умея все читать на добром лице той, которая с пеленок растила ее, потом детей пушкинских, теперь детей Ланских, успокаивалась: все хорошо, дети спят.
Неужто надо было пережить сокрушительный удар судьбы, чтобы понять цену самого обыкновенного рутинного дня, который прошел «без горя и забот». А может, горький урок тут ни при чем, а дети, муж, семья – было всегдашним предназначением «прекрасной Натали». И никто не догадывался, что блистательная красавица была предназначена точно для такой жизни, которую ведут миллионы никем не примечательных женщин.
Только Пушкин угадал суть своей Наташи. И отправился на дуэль, чтобы этот отчаянный шаг заставил всех оставить их с женой и четырьмя детьми в покое. Не случилось...
...Подрастали дочери Пушкина, Маша и Наташа. Наталья Николаевна все чаще и чаще думала об их будущем. Когда они были маленькими, она без всякого огорчения замечала: девочки некрасивы. Александр Сергеевич, увидев свою новорожденную Машу, иронически заметил в письме к другу, что его жена «имела неосторожность» произвести на свет маленькую его копию. Впоследствии и давняя ненавистница Пушкина Идалия Полетика с сожалением, возможно, наигранным, отмечала, что дочери прекрасной Натали – увы! – похожи на своего отца.
Наталья Николаевна едва ли придавала значение тому, что, вероятно, слышала по поводу внешности своих дочерей от родных и знакомых. Были бы здоровы – что еще нужно?
Но каждая мать, имеющая дочерей, наверняка чувствует, что в какой-то момент начинает поглядывать на них иными глазами, как будто пытается оценить, как воспринимают их другие люди, могут ли взрастающие девочки привлечь к себе внимание, заставить полюбить себя. Едва ли кто будет отрицать, что внешность здесь имеет немалое значение. Конечно, то и дело натыкаешься на истории, как будто подтверждающие давно всем известное: не родись красивой, а родись счастливой. Да и судьба самой Натальи Николаевны – разве не лучшее подтверждение тому?
Но что там ни говори, будущее дочерей по-прежнему зависит от хорошенького личика, складной фигуры. Женское счастье невозможно без удачного брака. Если в наше время женщина абсолютно самостоятельна и свободна в выборе профессии, в своих деловых планах, все-таки большинство склоняется к мысли, что никакая удачная карьера не заменит личного счастья, то во времена Натальи Николаевны споры на эту тему не возникали. Никакой альтернативы замужеству как единственно возможной «карьере» для женщины попросту не существовало. Хорошо еще, если имелось богатство, – тогда не нашедшая пары девушка хотя бы была избавлена от нужды. Но Наталья Николаевна знала: ее девочки, в сущности, совершенно не обеспечены. И у них нет приданого, которое может привлечь женихов. Есть от чего болеть голове!
Даже в богатых семьях старой России наличие двух-трех дочерей считалось сущим разорением. Ланским же предстояло выдать замуж пятерых. И, судя по переписке между супругами, они постоянно думали об этом.
Начать с того, что Наталья Николаевна выдает свои тайные терзания и с облегчением сообщает мужу о первых удачных появлениях старшей дочери в обществе.
Она нашла средства, чтобы надлежащим образом обставить первый выход Маши Пушкиной в свет. Было сшито белое муслиновое платье «с пунцовыми мушками и пунцовыми лентами у ворота и пояса». Судя по описанию, этот эффектный наряд был очень к лицу девушке.
Надо сказать, что к семнадцати годам, как это часто бывает именно с дурнушками, юная Мария Александровна Пушкина расцвела и необыкновенно похорошела. В ее облике прекрасные черты матери смягчили отцовское, словно сам Александр Сергеевич позаботился оставить дочери лишь две свои «родовые» пушкинские черты – изумительной белизны и формы зубы да густые, в крутых завитках, волосы. Этим, кстати, отличалась и другая дочь Пушкиных. Наташа, больше других детей осталась похожа на Александра Сергеевича. Правда, «эфиопское безобразие», по выражению поэта, у юной Наташи превратилось в красоту, которую называли экзотической.
Итак, Маша Пушкина побывала с матерью у Строгановых и «произвела впечатление». С видимым удовольствием Наталья Николаевна отчитывается перед Ланским об удачном дебюте Маши.
«Графиня мне сказала, что ей понравилось и ее лицо, и улыбка, красивые зубы, и что вообще бы она никогда не подумала, что Маша будет хороша собою, так как она была некрасивым ребенком. Признаюсь тебе, что комплименты Маше мне доставляют в тысячу раз больше удовольствия, чем те, которые могут сделать мне».
Конечно, Наталья Николаевна понимала, что фурор, который они, три сестры Гончаровы, произвели когда-то в Петербурге, надо было отнести и на счет прекрасного здоровья. Девушки выросли на свежем воздухе, на простой и полезной еде, а к тому же были заядлыми наездницами. Гибкие, тонкие, со здоровым цветом лица они заметно отличались от худосочных петербургских сверстниц.
Ясно, почему во время заграничного путешествия Наталья Николаевна требует от Маши, чтобы та больше двигалась: ездила на лошади, совершала дальние пешие прогулки и не забывала о минеральных источниках. Маше уже восемнадцать, надо, необходимо быть энергичной. Никакая красота не спасет при апатии и кислом выражении лица. Заботливая мать пристально наблюдала за дочерью.
Подробнейшим образом дает Ланская мужу отчет о настроении и здоровье девушки: «Маша нынче что-то разленилась, поваливается, может, от сильной усталости... Она, хоть здоровья хорошего, но такая жиденькая и не могу сказать, что она чрезвычайно крепкая. Ее беречь надо, особливо в теперешние годы. Цвет лица у нее стал свежее, и девка она красивая». Узнаем мы и о том, что старшая дочка, очевидно, глядя на по-прежнему стройную маменьку, осталась собой недовольна. «Моя Маша, – пишет Наталья Николаевна, – стала толстеть, это ее приводит в отчаяние, намедни она даже на этот счет поплакала, чем нас всех весьма насмешила».
Эти слезы, вероятно, пошли на пользу. В дальнейшем Мария Александровна отличалась именно прекрасной, стройной фигурой и в преклонных летах «держалась прямо и с достоинством».
...Не только Мария, но и другая дочь Пушкина Наталья стала очень привлекательной женщиной. Их можно было заметить в любой толпе – статных, высоких, к тому же умевших хорошо одеваться.
Судя же по отзывам современников, впечатление об эффектной внешности урожденных Пушкиных усиливало их обаяние. Это была их фамильная черта. Вспомним, насколько неотразим был наш «некрасивый» Александр Сергеевич для самых прекрасных дам своей эпохи. И как искушенные в вопросах женской красоты кавалеры пушкинского века признавались, что нельзя было найти никого обаятельнее жены Пушкина.
Не случайно портрет старшей дочери поэта висит в Музее Л.Н.Толстого в Москве в том разделе экспозиции, где рассказывается о создании романа «Анна Каренина». Помните, как восхитительно выглядела она на московском балу?
«Анна была... в черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечной кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих, без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была
