Таллин позволяло противнику наносить удары из шхер по нашим транспортам и производить минирование.
Еще с ранней весны 1941 года фашистская Германия вела регулярную разведку побережья Балтийского моря, Финского залива, военно — морских баз и дислокации наших корабельных сил. Самолеты врага нередко углублялись в наше воздушное пространство на 10–15 километров. В первых числах марта они были обнаружены в районе Лиепаи — Палангена, на 24 марта мы донесли начальнику Генерального штаба об усилении активности воздушной разведки фашистской Германии. После этого Народный комиссар
ВМФ дал указание открывать зенитный огонь по нарушителям государственных границ, но разведывательные полеты не прекращались. Несколько позднее было предложено высылать истребители для посадки самолетов врага. Однако вражеские летчики не подчинялись. Так было 4 мая над Лиепаей. Наши истребители, хотя и дали предупредительные выстрелы, не могли посадить нарушителя. Мало того, фашисты заявили протест по линии Нарком- индела.
Для разведки гитлеровцы использовали также подводные лодки, шхуны, высаживали на наше побережье агентов.
Были тревожные факты и другого рода. Так, например, в мае 1941 года 70 немецких инженеров и техников во главе с адмиралом, находившихся на наших судостроительных предприятиях в Ленинграде в качестве технических консультантов, были неожиданно отозваны в Германию.
В мае и первой половине июня наши корабли и авиация неоднократно обнаруживали немецкие торговые суда, идущие под охраной эскадренных миноносцев в Финляндию. Мы в то время уже располагали данными о сосредоточении немецких войск в Финляндии. Как впоследствии стало известно, в Финляндию до 15 июня было переброшено около 32 тысяч немецких солдат и офицеров.
После 14 июня на Балтийском море ни одно немецкое судно не вошло в порты СССР, а все суда Германии, находившиеся в портах Советского Союза, покинули их. В то же время под самыми разнообразными предлогами фашистские власти старались задержать в своих портах советские суда.
Вечером 20 июня с подводной лодки «М-96», которая несла службу в устье Финского залива в районе маяка Бенгтшер, заметили необычное движение на подходах к шхерам. Шли транспорты под германским флагом. Как только на транспортах обнаруживали советскую подводную лодку, на палубах возникала суматоха. Обо всем этом командир подводной лодки капитан — лейтенант
А. И. Маринеско немедленно донес в штаб флота.
Данные о воинских перевозках в Финляндию, нарушениях немецкими самолетами наших границ, об интенсивной разведке на море штаб Балтийского флота регулярно сообщал в Главный морской штаб с соответствующими оценками и выводами о нарастании угрозы войны. Неизвестными для нас оставались только день и час нападения.
Советское правительство располагало сведениями о сосредоточении на границе немецко — фашистских войск и принимало меры к усилению западных приграничных округов, которые составляли первый стратегический эшелон наших вооруженных сил. Проводились крупные мероприятия по повышению общей боевой готовности Красной Армии.
«Советский Союз подготовился к вооруженному конфликту, насколько это было в его силах, — пишет фашистский генерал К. Тип — пельскирх. — На стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большое, чего можно было достигнуть, — это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию противника» [12].
Народный комиссар ВМФ Н. Г. Кузнецов в феврале 1940 года издал специальную директиву, в которой указывал на возможность одновременного выступления против СССР коалиции, возглавляемой Германией и включающей Италию, Венгрию, Финляндию. Сейчас можно сказать, что против — Мик был определен довольно точно. Мы на Балтийском флоте были такого же мнения. Когда Главный штаб ВМФ запросил наши соображения о возможных операциях на случай войны, штаб флота в августе 1940 года ответил, что противником будут Германия и Финляндия при благоприятном нейтралитете к ним Швеции и что одной из главных задач флота станет оборона военно — морских баз, особенно Ханко и Лиепаи, с моря, воздуха и суши. К борьбе с этим противником, выполняя указание Наркома, и готовился Балтийский флот.
С ранней весны во взаимодействии с войсками приморских округов мы готовились к тому, чтобы предотвратить неожиданный подход противника с моря к нашему побережью. Народный комиссар ВМФ в специальной директиве требовал «…не допускать высадки десанта и захвата противником баз с моря и воздуха, а также проникновения его в Рижский, Финский заливы». По требованию Наркома штабом флота были разработаны на этот счет соответствующие документы.
Военный совет флота проводил всестороннюю проверку боевой готовности соединений и частей. Лично мне буквально накануне войны пришлось проверять соединения и части, дислоцированные в Лиепае. Велась систематическая разведка на подходах к Финскому заливу, Ирбенскому проливу, базам Ханко, Лиепая и Кронштадт. Здесь были выставлены усиленные дозоры из надводных и подводных кораблей.
Командиры соединений, их штабы, экипажи кораблей, самолетов, расчеты батарей упорно трудились, повышая уровень своей боевой подготовки. Все соединения имели четкие инструкции о приведении их в полную боевую готовность.
Нарком ВМФ за несколько дней до нападения Германии настоятельно требовал от нас неослабевающей бдительности, поддержания повышенной боевой готовности, рассредоточения сил флота в Лиепае, районе Таллина, Усть — Двинска, Ханко, а также улучшения организации успешного отражения предполагавшегося нападения врага. Из Таллина в Кронштадт в сопровождении эскадренных миноносцев ушел линейный корабль «Марат», из Лиепаи в Усть — Двинск перешел отряд легких сил. Флот 19 июня был приведен в повышенную боевую готовность, базы и соединения получили приказ рассредоточить силы и усилить наблюдение за водой и воздухом, запрещалось увольнение личного состава из частей и с кораблей.
За последнее время мы много раз переводили флот на повышенную оперативную готовность. Теперь она была вызвана фактической обстановкой. Вот пример. Мне доложили с тревогой, что 19 июня около 23 часов на полуострове Ханко вдоль государственной границы в районе высоты 20,9 был замечен скрытый подход фашистских солдат небольшими группами. В этом же районе в проволочном заграждении сделан специальный проход для пехоты.
Я тут же позвонил из Таллина в Москву адмиралу Н. Г. Кузнецову. Адмирал придал моему докладу должное значение. Командир базы генерал Кабанов получил приказание усилить наблюдение, повысить готовность войск. Нарком также приказал при появлении немецких самолетов открывать по ним огонь береговой и корабельной зенитной артиллерии, а истребительной авиации подниматься в воздух. Правда, вскоре последовало новое распоряжение высшего командования открывать огонь по немецким самолетам только в пределах старой государственной границы и района военно — морской базы Ханко.
21 июня 1941 года около 23 часов на командном пункте флота в Таллине зазвонил телефон прямой связи с Москвой. Народный комиссар ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов сообщил мне: «Сегодня ночью возможно нападение фашистской Германии на нашу страну». Он приказал, не дожидаясь получения телеграммы, которая уже послана, привести флот в полную боевую готовность, всякое нарушение государственной границы, всякое действие против нашей страны отражать всей мощью оружия.
— Разрешается ли открывать огонь в случае явного нападения на корабли и базы? — переспросил я.
— Да, приказываю нападение отражать всеми силами, но на провокации поддаваться не следует.
Вызвав к себе начальника штаба флота Ю. А. Пантелеева и члена Военного совета дивизионного комиссара М. Г. Яковенко, я информировал их о полученных приказаниях. После этого по прямым телефонам связался с командирами военно — морских баз М. С. Клевенским, П. А. Трайниным, С. И. Кабановым, А. Б. Елисеевым, контр — адмиралом В. И. Ивановым, заместителем командующего ВВС флота генерал — майором М. И. Самохиным и другими командирами соединений, сообщил обстановку и приказал привести вверенные им соединения и части в полную боевую готовность.
