нравиться. Они устали быть под покровительством, и им надоело, что их запугивают. Они хотели бы, чтобы их снова начали воспринимать всерьез.
Но вместо того чтобы стать лучше, большинство россиян будут довольствоваться теперь только тем, чтобы приспособиться к обстановке. Потеря глобального статуса терзает. Но в целом они в основном просто устали от всего драматизма. Хотели ли бы они скорее увидеть Россию «прежде всего великой державой, которую бы уважали и боялись другие страны, или страной с высоким уровнем жизни, даже если бы она не стала одной из самых сильных стран в мире?» – спросили социологи в 2003 году. 54 % предпочли высокий уровень жизни. Неужели русские «такие же, как и другие люди» или они «очень особенные»? Две трети ответили – «такие же, как другие люди». Согласны ли они, что «рано или поздно Россия пойдет по общему для всех цивилизованных стран пути»? В 1994 году 58 % согласились с этим утверждением. В 2008 году так ответили 65 % опрошенных.
И чаще, чем когда-либо с конца перестройки, русские говорят, что они счастливы. Примерно каждые пять лет с 1990 года в ходе опроса The World Values Survey (WVS) россиян спрашивали: «Принимая во внимание все факторы вместе, можете ли вы сказать, что вы очень счастливы, достаточно счастливы, не очень счастливы, совсем несчастливы?» Российские социологи ВЦИОМ и «Левада-Центра» задали подобный вопрос: «В жизни случается разное – и хорошее, и плохое, но в целом, вы счастливы?» и позволили респондентам выбрать между «да, полностью», «да, в основном», «в основном нет» и «совершенно нет». На рис. 10.7 я объединил данные этих опросов и начертил кривую процентного соотношения респондентов, заявивших, что они «очень» или «достаточно» счастливы (по опросам исследования WVS) и «полностью» или «в основном» счастливы (по опросам ВЦИОМ/«Левада-Центра»). Процентное соотношение тех, кто был «счастлив», после небольшого падения в начале 1990-х годов резко возросло, достигнув пика в 76 % в 2008 году. Количество тех, кто в основном или полностью несчастны, достигло максимума в 49 % в 1999 году, снизившись до 13 % в 2008 году. В ходе опроса «Исследование мировых ценностей» также спросили: «Учитывая все обстоятельства, насколько вы удовлетворены своей жизнью в целом?» Респонденты оценивали степень своего удовлетворения по шкале, которая идет от 1 («недовольны») до 10 («удовлетворены»). Число тех, кто был удовлетворен своей жизнью больше чем на 5 баллов, – 43 % респондентов в 1990 году. Он упал весьма существенно в начале 1990-х годов, но потом вновь поднялся. К 2006 году 58 % были более удовлетворены[204], чем не удовлетворены своей жизнью.
Рис. 10.7. Самооценка счастья и удовлетворенности жизнью, Россия, 1990–2006 годы
К сожалению, нет сопоставимых опросов, проведенных до 1990 года – периода, когда советская система уже претерпевала кризис. Вполне возможно, что русские были еще счастливее и больше довольны своей жизнью до того, как Горбачёв начал пытаться исправить систему. Но основываясь на своих собственных ответах, а не на ностальгических воспоминаниях, похоже, что россияне стали существенно более счастливыми и более удовлетворенными своей жизнью с 2000 года, чем в последние годы коммунизма.
Эти показатели средние. Счастье и удовлетворенность жизнью сильно зависят от возраста. Молодежь стала гораздо счастливее в начале переходного периода и, насколько мы можем судить, не претерпела никакого последующего, даже временного, снижения удовлетворенности жизнью. В 1990 году около трети россиян в возрасте от 16 до 30 лет сказали, что они «не очень» или «не совсем» счастливы. К 2006 году этот показатель снизился до 14 %. Более 50 % стали значительно менее счастливыми в 1990-х годах и только сравнительно недавно превзошли отметки 1990 года. Картина аналогична и по степени удовлетворенности жизнью.
Иначе говоря, русские подходили под глобальные нормы. После десятилетий официально предписанного атеизма страна претерпела религиозное возрождение. Процент россиян, заявивших, что они «религиозные люди»[205] увеличился в период с 1990 по 2006 годы с 52 до 65 %. Это было особенно заметно в среде людей от 30 до 49 лет, среди которых доля религиозных людей увеличилась с 45 до 64 %. К 2006 году россиян, которые называли себя «религиозными», насчитывалось 65 %, что было близко к среднему показателю всех стран в опросе «Исследование мировых ценностей». Средняя оценка по 10-балльной шкале от 1 («не важно») до 10 («очень важно»), насколько важен Бог в их жизни, поднялась с 4,0 баллов в 1990 году до 6,1 в 2006 году. Россияне не ходят чаще в церковь или даже не молятся чаще, но сильная вера в Бога может помочь объяснить, почему уровень счастья не сильно снизился в переходный период.
Подводя итоги
Россия, вернувшаяся после своих неудач XX века, – не «нефтефашистское» государство, которое изображают последнее время во многих книгах, где мафиози бродят по улицам, а граждане прячутся в своих квартирах, в буквальном смысле умирая от огорчения, так как считают, что богатства их страны незаконно приватизированы, а премьер-министр, одетый в черное, прихорашиваясь перед зеркалом, представляет свой победный поход на Рим. Россия – уже и не прежний замаскированный Советский Союз, марксистская бюрократическая машина, ощетинившая ракеты, нацеленные на Соединенные Штаты, и намеренная использовать все трюки, какие есть у нее в распоряжении, чтобы ослабить западный мир.
Россия – что-то более прозаическое. Это страна, которая борется с многочисленными проблемами, действует под влиянием системы, отчасти демократической, отчасти авторитарной; страна, которую информирует частично свободная пресса; страна, которой движет экономика, ориентированная на мировые товарные циклы; страна, которая населена гражданами, оценивающими своих лидерах с точки зрения экономических показателей; страна, в которой алкоголизм, спровоцированный очень низкой стоимостью водки, сильно сказывается на продолжительности жизни и отягчает преступления. Это страна, имеющая серьезные проблемы, но они достаточно распространенные в государствах со средним доходом и со среднесрочными перспективами, которые остаются относительно многообещающими.
Нынешние российские лидеры сталкиваются со злободневными вопросами. Могут ли они разработать модель отношений с обществом, которая в нелучшие времена будет работать так же хорошо? Могут ли они начать реальную борьбу с коррупцией, несмотря на то что сами наследили?? Могут ли они разработать для себя маршрут ухода из власти, который обеспечит их личную безопасность и поможет избежать сценария Сухарто, сохранив при этом международную репутацию и не нарушив слов, что они обеспечили в России стабильность? Или в случае крайней необходимости они уничтожат все, что создали и, игнорируя правила приличия, попытаются превратить страну в снежную версию Зимбабве Роберта Мугабе?
Новая Россия найдет свое место в мире.
Запад, который имеет дело с Россией, сталкивается со своими злободневными вопросами. Россия – слишком большая, чтобы ее можно было игнорировать, слишком огромная, чтобы поглотить ее. У нее есть Совет безопасности с правом вето, разведка в Центральной Азии и на Ближнем Востоке, свой ядерный арсенал, свои месторождения нефти и газа. Она находится в эпицентре важных событий, которым должен противостоять Запад в следующем поколении, – от исламского терроризма и распространения ядерного оружия до обеспечения энергетической безопасности и глобального потепления. Во многих отношениях интересы России и Соединенных Штатов, а также их союзников расходятся. Но в некоторых вопросах у них все же есть общее. Перерастет ли это общее в сотрудничество при решении насущных проблем, будет зависеть от того, смогут ли Соединенные Штаты и Россия создать более конструктивные отношения, чем были у них в последние два десятилетия.
Создание конструктивных отношений во многом зависит от России. Но создание таких отношений зависит и от тщательных обдумываний Запада. Действительно ли создание таких отношений послужит долгосрочным интересам Запада: в принятии некоторых необоснованных повесток дня с имперскими замашками, в преувеличении авторитарных черт нынешнего режима, чтобы очернить Кремль и романтизировать его либеральных оппонентов, в выявлении прогресса на пути к демократии при помощи революции, в переходе к защите международных противников России, прежде чем факты станут очевидными, и в публичном покровительстве лидерам, чья помощь нам необходима в международных делах? Или такая модель поведения, отчасти преднамеренная, отчасти случайная, просто дискредитирует нас в глазах российских лидеров и их граждан, намного усложняя начало взаимно полезного разговора?
Год за годом, месяц за месяцем россияне пробуждаются. Путешествие их страны продолжается. Новая
