опередил Сикорского почти на семь столетий.
«Христофор Колумб» сошёл со стапелей «Дженерал моторс» две недели назад и, после пробных манёвров в Секторе Один (то есть, в окрестностях Солнца), совершил под моим командованием перелёт к Терре-де-Астурии, где находились штаб и главная база Исследовательского флота Фонда Макартура. Если не учитывать разгона и торможения в физическом пространстве, время, которое понадобилось кораблю, чтобы преодолеть расстояние от Солнца до центра Галактики, равнялось восьмидесяти трём минутам — и это был далеко не предел возможностей его сверхмощных двигателей.
До первого планового проникновения в соседний мир оставалось более полутора стандартных месяцев, а пока, согласно графику исследований, «Христофора Колумба» ожидал ряд испытательных полётов, и в том числе, в качестве генеральной проверки, путешествие к галактике Туманность Андромеды и обратно. Было решено, что эту экспедицию (как, впрочем, и почти все остальные) возглавит сам главнокомандующий Исследовательским флотом, адмирал Рикардо Альварес де Астурия, более известный широкой общественности, как Звёздный Рик. По нашим расчётам, если двигатели корабля будут бесперебойно работать на максимальной тяге, перелёт на такое расстояние (в оба конца) должен занять от двенадцати до четырнадцати дней. Мы до того обнаглели, что даже не придавали особого значения этому событию, которое при других обстоятельствах стало бы эпохальным. Для нас же это было просто рутинное дело перед главным стартом. В наши планы пока не входило исследование соседней галактики — долетев до Туманности Андромеды, «Христофор Колумб» сразу должен был отправиться обратно, оставив на орбите ближайшей стабильной звезды космический бакен с флагами Земной Конфедерации, Королевства Астурия и Галактического Содружества.
Презентация плана испытательных полётов «Христофора Колумба» состоялась за два дня до его первого серьёзного старта — к Малому Магеллановому Облаку. Торжество происходило в здании главного административного корпуса Института пространства и времени Фонда Макартура и, как обычно бывает на таких мероприятиях, начавшись с серьёзного собрания, закончилось грандиозной попойкой. Маститые журналисты, представители могущественных держав и влиятельных транснациональных компаний, ветераны всех космических флотов Галактики, профессора и доктора наук, а также прочие приглашённые усердно пили за успех нашего замысла, время от времени отлучались, чтобы принять отрезвляющее, а затем возвращались и снова пили. Презентация, начавшаяся сразу после обеда, грозила затянуться до поздней ночи.
Впрочем, я покинул банкет ещё в полвосьмого вечера. Большинство почётных гостей моего ухода не заметили, а те же, кто заметил, отнеслись к этому с пониманием — так как именно я возглавлял экспедицию к Малому Магеллановому Облаку и, следовательно, к послезавтрашнему дню должен быть в хорошей форме. К тому же в королевском дворце меня ждала жена с двухмесячным ребёнком (Анхела присутствовала лишь на официальной части сегодняшнего торжества и от имени правительства Астурии поприветствовала участников «почтенного собрания»).
Однако я отправился не во дворец, а в Королевский институт микробиологии и субмолекулярной генетики, где дневал и ночевал профессор Альба. Он тоже был на нашей презентации, но ушёл ещё раньше Анхелы, предварительно шепнув мне, что уже готов к разговору на интересующую меня тему.
Интересующая меня тема непосредственно касалась Мориса. Поначалу это было чисто наше внутрисемейное дело, и мы не собирались привлекать к его решению посторонних, а тем более — простых смертных. Но за прошедшие два с половиной месяца нам так и не удалось восстановить Дар Мориса, с которым зверски поработал Александр. Это не было обычным повреждением Дара (или, по научному, анемия сакри), мы просто не обнаружили у Мориса никакого Дара — хотя все анализы однозначно свидетельствовали о том, что он наш родственник, сын неизвестной дочери моего отца. Даже Хозяйка оказалась бессильной: она
Морис, в принципе, готов был рискнуть (он вообще рисковый парень), однако я уговорил его подождать и решился на крайний шаг — обратился за помощью к Фернандо Альбе. Четыре дня назад я дал ему на анализ кровь Мориса и попросил его ответить на один-единственный вопрос: можно ли восстановить повреждённую структуру ДНК этого человека. Видимо, ответ у профессора уже был готов. Я, конечно, не ахти какой психолог, но, судя по его уверенному виду, мог держать любое пари (в разумных пределах, конечно), что ответ этот положительный.
Фернандо Альбу я нашёл в его рабочем кабинете. Мы обменялись любезностями, он предложил мне кофе, разрешил закурить и поинтересовался, как прошла презентация. Я ответил, что она ещё продолжается. Затем мы приступили к делу.
— У меня для вас две хорошие новости, доктор, — сказал профессор Альба. — Во-первых, ваш знакомый... гм, если не ошибаюсь, ваш племянник по отцу через единокровную сестру, может не опасаться за свою жизнь и здоровье. Повреждения, вернее, некоторые функциональные нарушения в структуре ДНК не окажут негативного воздействия на его организм.
«Ну, спасибо! — подумал я. — Обрадовал...»
— Это первое, — между тем продолжал профессор. — А второе и, наверное, более важное для вас, это то, что обнаруженные мной функциональные нарушения не являются необратимыми.
Я облегчённо вздохнул.
— Значит, вы можете их устранить?
— Полагаю, что да. Более того, я не просто полагаю, а уверен в этом. Вот посмотрите. — Он взял электронную указку и направился к экрану, занимавшему половину стены его кабинета. Но, протянув руку к кнопке включения, вдруг замер в нерешительности. — Гм-м... Боюсь, доктор Макартур, за минувший год ваши познания в генетике, мягко говоря, не сильно приумножились.
— Это
— Ну что ж, — он отошёл от экрана и положил указку на стол. — В таком случае, объясню это более популярно. Наверняка в книгах вы читали, что по своей структуре молекула ДНК напоминает компьютерную программу.
— Да. Что-то такое я слышал не раз.
— Это не совсем верно. Если человеческий генотип и можно сравнивать с программой, то не с одной, а с целой операционной системой. С предельно интегрированной операционной системой, включающей комплект прикладных и служебных программ на все случаи жизни.
— Ну, в общем, — заметил я, — приблизительно так я это и представлял.
— Тем легче вам будет понять меня. Функционирование любого живого организма, по сути, является исполнением множества программ, заложенных в генотипе, от простейших до самых сложных. И так же, как и в операционных системах, отдельно взятая программа не обязательно содержит в себе все необходимые для её работы коды. Это нецелесообразно. Возьмём, к примеру, рост тканей. В каждом органе они разные — в почках одни, в мышцах другие; и, тем не менее, они имеют много общего — как в своей структуре, так и в росте. Поэтому двум программам регенерации — почечной и мышечной ткани — не нужно быть самодостаточными. И даже нельзя — ибо иначе они были бы слишком громоздкими и, образно выражаясь, отнимали бы слишком много ресурсов, столь необходимых для исполнения других программ. Они содержат в себе лишь самую необходимую для их работы информацию, отражающую особенности структуры и роста тех или иных тканей, а за всеми дополнительными функциями обращаются к общим службам. И в мышечной, и в почечной тканях содержится много одинаковых веществ — так зачем для их синтеза использовать разные программы?
— Конечно, незачем, — ответил я.
— Так вот, доктор, представьте себе, что с системой на вашем компьютере произошла следующая неприятность: по каким-то причинам перестали функционировать некоторые службы, не являющиеся жизненно важными для основных программ и для всей системы в целом. Например, вы работаете с текстом, программа запрашивает службу переноса слов, но система не находит её. Что тогда?
— Протоколируется сообщение об ошибке.
— Однако программа продолжает работать, ибо эта ошибка не критическая. Система содержит множество таких необязательных служб, которые, в случае их недоступности, не приводят к серьёзным сбоям в её работе. Программы, обращаясь к этим службам, получают обратно код ошибки и продолжают работать, как ни в чём не бывало.
— Вы хотите сказать, что с генами Мо... моего кузена произошло нечто подобное?
— В общих чертах, да. Причём, выражаясь на понятном вам языке, эти необязательные службы и программы не удалены из системы и даже не повреждены. Просто система не может обнаружить их.
— Так бывает, — заметил я, — если соответствующие записи в системном реестре либо отсутствуют, либо испорчены.
— Очень метко сказано, — одобрительно кивнул профессор Альба. — Именно такого рода нарушения я обнаружил в структуре ДНК вашего кузена. Причём это касается исключительно j-комплекса...
— То есть, j-аномалии? — уточнил я.
— Да. Несколько месяцев назад я решил поменять название: «аномалия» не очень удачное. Однако продолжим. В генетическом аналоге системного реестра ДНК вашего племянника отсутствует какая-либо информация о существовании j-комплекса генов. Это не смертельно, поскольку j-коды не являются жизненно важными для функционирования организма. Правда, ссылки на них имеются повсюду; в частности, это касается зрения. Но, как и в случае с программой переносов для текстового процессора, отказ предоставить соответствующий j-код не влечёт за собой критической ошибки.
«Понятно, — подумал я. — Значит, эти ссылки на j-коды и есть те самые „следы”, о которых говорила Хозяйка...»
— И вы сможете восстановить соответствующие записи в... э-э... генетическом аналоге системного реестра?
— Уверен, что смогу. Вообще-то ДНК сама обладает способностью к восстановлению утерянной информации, но в данном случае придётся подтолкнуть этот процесс извне.
— Каким образом?
— С помощью одной-единственной инъекции. Мне понадобится около недели для составления нужной формулы и для её тестирования, а потом ещё пару дней на синтез препарата. — Фернандо Альба немного помолчал, пристально глядя мне в глаза. — Однако я сделаю это лишь при наличии письменного согласия пациента и непременно после того, как он пройдёт самое тщательное медицинское обследование, включая тесты на аллергические реакции. Только тогда я дам распоряжение синтезировать препарат, сам введу его и буду лично контролировать весь ход лечения.
— Это так опасно?
— Нет. Скорее, неприятно. Вашему кузену предстоит пережить несколько трудных дней, пока будут интенсивно перестраиваться все молекулы ДНК в его организме. Но, насколько я могу судить, ему около тридцати лет, и здоровье у него отменное, так что особенно опасаться нечего. Три-четыре дня лёгкой лихорадки, скорее всего, не повлекут сколько-нибудь серьёзных осложнений. А что касается моих предварительных условий насчёт письменного согласия и тщательного медицинского обследования, то они даже чересчур либеральные. Обычно при экспериментальном лечении к потенциальным пациентам предъявляются куда более жёсткие требования. Надеюсь, вы поймёте меня.
— Да, конечно, я понимаю. И очень вам благодарен, профессор, за всё, что вы сделали.
